Небесные девушки

Как тигрица, она спрыгнула с кровати и закричала прямо мне в лицо:

— Ты хочешь знать? Я скажу тебе! Где они могут быть! — Она махнула в сторону Донны. — Ты, чертова, проклятая Богом вшивая богатая американка! Ты оставляешь свои проклятые вшивые деньги разбросанными повсюду, как мусор, а? Одиннадцать сотен долларов. В Италии семья из десяти человек живет на них целый год. Стыдно! Стыдно! Стыдно за тебя, искушающую девушек, которые должны бороться за жизнь и вкалывать! Стыдно за тебя!

— Какого черта, о чем она говорит? — обратилась Донна ко мне.

Я посмотрела на нее, затем посмотрела на Альму, потемневшую от гнева, и сказала:

— Подойди сюда, Донна, помоги мне свернуть твой матрац.

— А? — удивилась Донна, но я подтолкнула ее, и мы свернули ее матрац и обнаружили под ним деньги.

— Ну, что ты думаешь? — спросила Донна.

Альма усмехнулась и снова устроилась на своей постели, повернувшись попкой в сторону Донны.

Я сказала:

— Это урок для тебя, Донна.

— Но почему? — спросила Донна. Она была совершенно сбита с толку.

Я вошла в другую комнату, Джурди смотрела в окно.

Я сказала:

— Их нашли.

— Да. Я слышала вопли итальянки.

Я подождала. Она оставалась неподвижной, глядя на Гольфстрим. Тогда я сказала:

— Что с тобой, Джурди?

— Что со мной?

— Да.

Она очень медленно повернулась и сказала:

— Ты отлично все понимаешь, Ты думала, что это сделала я, не так ли?

— Ты имеешь в виду деньги?

— Да. Деньги.

Я сказала:

— Джурди, с тобой вечно это будет?

— Кто же еще мог это сделать, кроме меня? Вот что ты думаешь. Я увидела это в твоих глазах.

— Знаешь что? — сказала я. — Ты сумасшедшая. Ты чокнутая. Ты не в своем уме. Тебе следует надрать уши.

Она сказала:

— Ты мне не доверяешь? Почему?

— Ох, черт, — ответила я и повернулась, чтобы уйти. Она окликнула:

— Кэрол.

Когда я посмотрела на нее, в ее глазах стояли слезы.

Я сказала:

— Я собираюсь пойти поплавать. Ты пойдешь?

— Это идея, -; ответила она. — Это, возможно, меня остудит.

У нас не было специальных заданий на уик-энд, лишь общее указание прочитать все, что мы должны были выучить, и быть уверенными, что сможем повторить это с завязанными глазами, слово за словом. В действительности это означало, что мы могли фактически расслабиться: мы могли совершить поездку в Майами-Бич, посетить магазины и посокрушаться о всех великолепных одеяниях, которые мы не могли позволить себе, мы могли даже отправиться на экскурсионном пароходе к индейской деревне в Эверглейдзе.

Около десяти часов утра этой первой субботы Джурди и я решили совершить продолжительную прогулку: мы пересекли Коллин-авеню до Индиен-крик и направили наши стопы к Бурдин, а затем купили гамбургеры и вплоть до полудня глазели на витрины магазинов. Затем мы возвратились в отель на сиесту и прикинули, чего нам ждать от вечера. По совпадению мы надели платья почти одного и того же оттенка, слоновой кости, и нас могли принимать за сестер. Мы были одного и того же веса и телосложения, приблизительно одного возраста, обе блондинки, и отличались разве лишь выражением наших лиц. У Джурди был довольно холодный взгляд «не тронь меня», что вполне понятно, учитывая ее опыт в Буффало, в то время как я вообще походила на беззаботную идиотку. Мои друзья обычно проходились по этому поводу. Они говорили: «Кэрол, ты всегда выглядишь такой счастливой», но на самом деле они имели в виду, что я выглядела, будто меня только что условно выпустили из «Бельвю» — этакая веселая и безобидная дура.

Джурди и я спустились вниз в холл отеля и начали двигаться к выходу, неторопливо, с достоинством, когда прямо из ниоткуда перед нами возник человек и, сказал звучным голосом:

— Извините меня, молодые леди, вы, случайно, не знаете, где сегодня в городе можно посмотреть хороший фильм?

Мы не могли его проигнорировать. Он загородил нам дорогу. А сам был огромный, своего рода человечески динозавр: огромный, крупный, костистый человек, очень костистый и неуклюжий, ростом около шести футов с четвертью. Его лицо было тоже костистым и все в забавных выступах, он носил очки в золотой оправе. На нем был костюм рыже-коричневого цвета со старомодными широкими лацканами; а его галстук был абсолютно ужасен, красно-желто-синий образчик кубизма, в руке он держал стетсоновскую шляпу. Ему было, по меньшей мере, около шестидесяти пяти лет.

— Это был дьявольски тонкий вопрос для такого динозавра, стремящегося подстрелить пару девушек в десять утра, особенно если учесть, что этот крадущийся динозавр был явно достаточно стар и годился им в дедушки, да и походил больше на домоседа, чем на посетителя притонов. Но он был здесь, перед ними, и у нас не было альтернативы, нам следовало что-то сказать. Нам. Но речь не шла о нас обеих, потому что Джурди, застыла, как фонарный столб в снежную бурю, и на меня легла эта честь. Я вежливо проговорила:

— Простите меня, сэр, мы ничего не знаем о кинокартинах в городе. Я полагаю, это можно узнать из газет Майами.

Это его ничуть не поколебало. Он прогудел:

— Отлично сказано! А вы, две молодые леди, случайно, не из школы подготовки стюардесс, что разместилась здесь в отеле?

— Да, сэр.

Нечто странное было в этом разговоре, ибо я отвечала на его вопросы, а он едва смотрел на меня. Его глаза были прикованы к Джурди. Ее губы искривились, ее глаза сузились от отвращения, ее ноздри сжались, а старик все еще продолжал глядеть на нее.

— Вы знаете, — произнес он, — я вам кое-что скажу. Я за свою жизнь совершил множество полетов, и я вынужден признать это — я научился испытывать большое уважение к вам, девушки. Огромное уважение. Но вы ведь только учитесь, а? Только тренируетесь?

— Да, сэр.

Он наступал на нас. Мой Бог, мы не могли от него избавиться.

— Слышал все об этом, на днях. Встретил парня в баре, здесь у них такой «Сувенир-бар», вы были там?

— Нет, сэр.

— Милый маленький бар. Подают хороший дайкири. Вы должны его попробовать. Да, о чем я? Ох, да, это верно — встретил этого парня в «Сувенир-баре», он мне рассказал все о подготовке, которую они дают девушкам. Парень по имени Харрисон. Знаете его? Харрисон.

— Вы имеете в виду мистера Гаррисона, сэр?

Он все еще смотрел на Джурди.

— Харрисон, ага… Рассказал мне все о том, как они пропускают вас через мельницу — в течение месяца, не так ли?

Это была прелестная нудная ситуация. Даже когда парень достигнет ста лет, вы все еще ожидаете, что он, по крайней мере, взглянет на вас, когда засыпает вас вопросами. Я сказала устало:

— Да, мы здесь будем в течение месяца.

— Тяжелая работенка, не так ли?

Стареющие мужчины так учтивы, так милы, так откровенно радуются возможности оказаться в молодой компании, так очаровательны, что одно удовольствие позволить беседовать им с вами. Но этот тип был огромным, костистым, шумным и надоедливым. Придя к такому выводу, я сказала: