Небесные овации

2 По-английски гора называется Rushmore — букв, «больше носись». Расположена в г. Рашмор в Южной Дакоте и

известна гигантским горельефом четырех президентов. — Примеч. пер.

13

входил в их число. Ежедневные тридцать минут терзаний над клавиатурой были для

меня мукой, сравнимой лишь с поеданием битого стекла. Метроном с леденящей

неторопливостью отсчитывал секунду за секундой, прежде чем мне разрешалось

вскочить и убежать.

Впрочем, я научился наслаждаться кое-чем из музыки. Я увлеченно дубасил по

клавишам, когда встречал указание играть «стаккато». И раз за разом повторял

короткие крещендо.

Гремящие финалы я играл как на литаврах. Но в нотах встречалось и другое

указание, которое я никогда не мог выполнить так, чтобы это понравилось

учительнице. Пауза. Зигзагообразный знак, велящий не делать ничего. Ничего! Какой

в этом смысл? Почему я должен сидеть за пианино и зевать, если могу от души

побарабанить по клавишам?

— Потому что, — терпеливо объясняла учительница, — музыка всегда звучит

приятней после паузы.

В десять лет это казалось мне бессмыслицей. Но теперь, спустя несколько

десятилетий, мне слышится в этих словах мудрость — божественная мудрость.

Собственно, слова моей учительницы напоминают мне о поведении другого

Учителя.

«Увидев народ, Он взошел на гору...»

Не читайте эту фразу слишком быстро, не то упустите из виду ее

парадоксальность. Матфей пишет не то, что вы могли бы ожидать. Этот стих не

гласит: «Увидев толпу, Он встал посреди нее». Или: «Увидев толпу, Он стал исцелять

страждущих». Или: «Увидев толпу, Он усадил всех и начал учить». В других случаях Он

поступал так... но не в тот раз.

Прежде чем идти в массы, Он пошел в горы. Прежде чем ученики встретились с

толпами, они встретились с Христом. И прежде чем общаться с людьми, они

получили напоминание о том, что свято.

* * *

Я нередко пишу по ночам. Скорее не потому, что мне так хочется, а потому, что

атмосферы здравомыслия в нашем доме можно дождаться только после

десятичасовых новостей.

С того момента, как я возвращаюсь домой ранним вечером, и до тех пор, когда я

наконец сяду за компьютер часов через пять, круговерть семейной жизни

безостановочна. Едва я войду в дверь, как через каких-то полминуты обе мои

коленки атакованы двумя кричащими девчонками. А наверху мне в руки суют

кудрявого младенца и дарят приветственный поцелуй.

— Конница прискакала, — объявляю я.

— И не слишком рано, — с милой улыбкой отвечает моя жена Деналин.

Следующие несколько часов заполнены вечным домашним шумом и гвалтом: крики, звон посуды, возня на полу, душераздирающие вопли из-за ушибленной

коленки, плеск воды в ванной, грохот ссыпаемых в коробки игрушек. Разговоры

настолько же нескончаемы, насколько и предсказуемы.

— Можно мне еще пирога?

— А Дженна взяла мою куклу!

14

— Можно мне подержать малыша?

— Дорогая, где у нас соска?

— Есть там на сушилке чистые платья?

— Девочки, вам пора баиньки.

— А еще одну песенку?

И наконец, вечерний ураган стихает, воцаряются мир и покой. Мама смотрит на

папу. Дневной ущерб выявлен, восстановительные работы закончены. Мама

засыпает, а папа садится в опустевшей детской за свой компьютер.

За ним-то я сейчас и сижу. Атмосферу безмятежности дополняют постукивание

клавиш, аромат кофе, гудение посудомоечной машины. Полчаса назад здесь была

игровая комната, а сейчас это мой кабинет. И этот кабинет может — ну, а вдруг —

превратиться в святилище. То, что произойдет в ближайшие минуты, может

коснуться того, что свято.

Спокойствие замедлит мой пульс, тишина обострит слух, и начнется нечто

священное. Послышится звук — это шаги ног в сандалиях, пронзенная рука

безмолвно меня поманит, и я пойду на зов.

Хотелось бы мне сказать, что это бывает каждую ночь — увы, нет. Иногда Он

спрашивает, а я не слышу. Иногда Он зовет, а я не иду. Но в иные ночи я слышу Его

вдохновенный шепот: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные...»2, и

прихожу. Забыв о неоплаченных счетах, делах и сроках, я по узкой тропе взбираюсь

на гору вслед за Ним.

Вы там бывали. Поднимались от сыпучих песков долины к гранитной твердости

Его скалы. Вы поворачивались спиной к мирскому шуму и вслушивались в Его зов.

Уйдя от людской суеты, вы следовали за Наставником, ведущим вас по вьющейся

тропе к вершине.

Его вершина. Чистый воздух. Ясная панорама. Свежий ветер. Шум ярмарки

остался внизу, а здесь — вид с высоты.

Ваш Наставник ласково предлагает вам сесть на камень под деревьями и

смотреть вместе с Ним на древние горы, которые никогда не поколеблются. «Все, что

необходимо, по-прежнему незыблемо, — доверительно говорит Он. — Просто

помни:

завтра ты не придешь туда, где бы Я уже не побывал;

истина все равно восторжествует;

смерть все равно будет повержена;

победа — твоя;

и радость в одном решительном шаге от тебя — сделай его».

Священная вершина. Место постоянства в меняющемся мире.

Задумайтесь об окружающих вас людях. Можете назвать кого-то, кто побывал на

Иго вершине? О, житейские проблемы у них точно такие же. И встречающиеся на их

пути трудности ничуть не меньше. Но есть и постоянная ясность, их осеняющая.

Уверенность в том, что в нашей жизни далеко не главным оказывается это наше