Небесный механик

— Я буду молчать, но разве есть что-то более удивительное, чем…

— Есть, Маргарет, — нетерпеливо перебил он ее. — Это только теория, но как знать — «Небосвод» тоже когда-то был теорией. Я, признаться, сам не до конца понимаю, как все в нем работает, но это не имеет значения. Главное, что я отважился представить себе, как с помощью… — он резко замолчал, задумчиво облизав верхнюю губу.

— Не томите же! — не выдержала она. — Хватит говорить загадками.

— Помните, я говорил вам, что мы всего лишь вибрация? — он дождался, когда она кивнет. — Каждый из нас является определенной последовательностью колебаний. Это позволяет мне перемещать любой объект, любое живое существо, любую материю, куда мне угодно при условии достаточного количества энергии и приемника на другой стороне. То есть прокладывается путь из точки 1 в точку 2. Волею случая мы встретились в третьей точке. Я бы не смог забрать вас с собой, если бы мои коллеги не погибли. Их смерть высвободила дополнительную энергию. Тела остались, но после смерти что-то исчезло. То, что я пока не могу вычленить математическим путем, ни уловить никакими приборами. Эта неизвестная частица связана с вибрацией — но это единственное, что мне известно.

— Душа? — предположила Маргарет.

— Назовем ее так, хоть это и ненаучный подход. Однако к чему я веду? Кто сказал, что этим нужно ограничиться? Транспортировка материи на любые расстояния — это огромный прорыв в науке, бесспорно. Но! Что если взять нужное количество материи и трансформировать ее, используя иную вибрацию? Можно отправить в одно место камень, а в другом получить стакан воды или, если записать до мельчайших подробностей вибрацию человека, вернуть его к жизни!

— Всемогущий Создатель!.. Вы всерьез можете это сделать?

— Теоретически — да.

— Но ведь это неограниченная власть! — Маргарет дернулась, забыв о фиксаторах. — Вы кому-нибудь еще говорили об этом?

— Говорил, — нехотя признался Механик. — Это было моей ошибкой. Я рассказал о своих предположениях одному офицеру. Я считал его если не своим другом, то хотя бы человеком широких взглядов. Он сразу же загорелся идей и предложил создавать идеальных солдат, взяв за основу лучшего солдата содружества. Тысячи, миллионы послушных копий, патриотов, которых можно не жалеть, потому что на их место придут точно такие же. Я его тогда чуть не убил… Едва сдержался. Ему повезло, что после операции я был слишком слаб, чтобы размахивать кулаками.

— Солдаты и только? Это все, что пришло ему на ум? — удивилась Маргарет. — Неужели люди могут быть столь ограничены?

— Представьте себе, могут! — он горестно покачал головой. — Он ни о чем думать не хотел, кроме как о победоносной армии. И очень расстроился, когда я сказал, что не в состоянии осуществить задуманное, так как не знаю с чего начать.

— Вы, в самом деле, говорите сейчас о теории? — Маргарет с подозрением прищурилась. — У вас нигде не стоит экспериментальная установка на каком-нибудь малоприметном острове, собранная в тайне от остальных?

— Нет, я ничего еще не собирал, — признался он. — Только думал, как это сделать.

— Если вам это удастся, будьте осторожны. Это огромная власть, которая не должна попасть в дурные руки.

— Не попадет, — ученый беспечно отмахнулся. — При разработке любого, хоть немного значимого устройства, я никогда не документирую ключевые моменты. Все хранится в моей голове, чтобы итогом работы не могли воспользоваться другие. Без моего участия все созданное за последние годы — это лишь груда бесполезного хлама. Руководство об этом знало, поэтому и стремилось намертво привязать меня к себе. Им это удалось на какое-то время… — он сложил на груди руки.

— А если бы не было несчастного случая и «Искусственной жизни», вы бы стали дальше сотрудничать?

— Думаете дело только в этом? Ах, Маргарет, как же много вы обо мне не знаете… Моя цепь была выкована не из договоров, угроз для жизни или обращения к тщеславию. Неужели вы полагаете, что я настолько слаб? Нет, — Механик категорично покачал головой. — Со мной поступили изощреннее…

Пока он говорил, его пальцы осторожно вынули иглу из ее вены. Ученый свернул капельницу и расстегнул фиксаторы.

— Вы свободны. Но вставать пока не рекомендую.

Маргарет никуда не торопилась. Слушая Механика, она почти забыла о собственной боли.

— Вы мой друг, Маргарет? — его голос был полон горечи. — Не отвечайте, я знаю, что друг. Давно, целую вечность назад, еще до того, как пришлось надеть эту маску, я познакомился с женщиной. Она работала в соседнем отделе. Может показаться, что меня не интересует ничего кроме исследований, но это не так. Сейчас я произвожу впечатление говорящего автомата, вроде тех, что сам мастерил когда-то в молодости, но под этой курткой, — он ткнул в грудь указательным пальцем, — под слоями перевязок и трубок, бьется живое сердце, способное испытывать привязанность. Я любил, и мне казалось что взаимно. Наша связь продолжалась полгода, а потом она объявила мне, что беременна и собирается оставить ребенка. Помню этот разговор как наяву. Она внимательно следила за моей реакцией. В тот момент я решил, что это обычная тревога будущей матери, но все было серьезнее. Тайна раскрылась спустя несколько месяцев.

— Это был не ваш ребенок?

— Нет, дело не в этом. Моя дочь — она родила девочку, имела ярко выраженные черты женщин по моей линии, поэтому в том, что она была моей дочерью, сомневаться не приходилось. Это был здоровый, красивый ребенок, очень смышленый для своего возраста. — Голос Механика стал напряженным. — Но вот ее мать оказалась не тем, за кого себя выдавала. Она была агентом спецслужб. Ребенок должен был стать дополнительным фактором давления на меня. Я ведь привязался к дочери, а они именно этого и ждали. Анна, так я назвали дочку, много для меня значила. — Механик сделал паузу. — Я понимал, что ее жизнь и благополучие теперь зависит от моих действий, ведь Анна стала заложницей. Конечно, о ней заботились, но вы же понимаете…

Маргарет вспомнила, что в досье значилась пара необычных изобретений ученого: автоматическая модель железной дороги и подвижный макет солнечной системы. Получается, что это были игрушки, которые он сделал для дочери. Речь шла о девочке, фотографию которой она нашла в тайном отделении шкатулки.

— А потом случилась авария, — продолжил рассказ ученый. — Четыре месяца я провел в клинике между жизнью и смертью. Меня поставили на ноги. Что самое поразительное, Анна, которой тогда было три года, узнала меня. Помню, как я волновался перед тем как впервые после аварии увидеться с ней. Мне не хотелось ее пугать, но Анна, — его тонкие губы невольно разошлись в улыбке, — меня удивила. Сначала она не знала, кто перед ней, но, услышав голос, бросилась в мои объятия. Это, — ученый восхищенно вздохнул, — что-то невероятное. Она говорила, что скучала, волновалась, просила прощения за то, что расстроила меня, решив, что поэтому я ее больше не навещаю. А ей ведь было всего три года, представляете? Погодите минутку, сейчас вернусь.

Он стремительно вышел из комнаты. Маргарет воспользовалась неожиданным перерывом, чтобы подняться, но первая попытка принять вертикальное положение провалилась. Усилившаяся тошнота вынудила ее снова лечь. Если не двигаться, то чувствуешь себя не так уж плохо — чтобы там ей не ввел Механик, лекарство оказалось эффективным. Во рту Маргарет ощущала неприятный привкус, как после рвоты, но об этом было лучше не думать. Зрение, к счастью, восстановилось, только свет был слишком резким, вызывая головокружение, поэтому она предпочла расслабиться, неплотно прикрыв веки.

Ученый вернулся через десять минут, держа в руках знакомый снимок из шкатулки. Механик протянул его ей с улыбкой.

— Это моя дочь. Здесь ей пять лет. Хорошая была девочка.

— Да, очень милый ребенок, — ничуть не покривив душой, согласилась Маргарет. — Мне стоит попросить у вас прощения. Я как-то сказала, что нравственность для вас — это пустой звук. И не хочу, чтобы…

— Да, — Механик кивнул, перебивая. — Помню. А я сказал, что моя безнравственность не передается по наследству. Говоря об этом, я имел в виду Анну. От меня она унаследовала внешность, ум и… больше ничего. Она была чиста, как только может быть чист ребенок. В ее возрасте я уже не признавал ни авторитет, ни мораль… Для меня человечек был примитивным устройством, им можно было манипулировать по своему желанию. Во мне не нашлось бы и десятой доли того добра, что чувствовалось в моей дочери. Я очень хорошо понимаю это. Рядом с ней, я мог смотреть на мир иначе. Она была моей нитью света сквозь лабиринт человеческих отношений.