Небесный принц

Ее, видите ли, "бесят эти дурацкие коровы!". Да, они и меня тоже бесят, но что теперь делать? Два миллиона песо выброшено на ветер! Дочь предлагает на роль ведущей свою возлюбленную красотку Фелисити. Ну что ж, стоит попробовать, девчонка действительно хороша!

Герберт: Иван Грозный. Подземелье Кремля, царская Либерея, март 1582 года

А девчонка и правда хороша!
– думал я, вспоминая юную Прасковью Годунову, которую ее троюродный дядя Борис показал мне давеча, - глаза огромные, с поволокой, тело налитое - и это в неполные семнадцать-то лет! Но нет, сейчас нельзя - наследник Руси теперь важнее царских прихотей. И пусть царице не достает огня, зато она носит под сердцем царевича, я это доподлинно знаю. Потому главное ныне, чтобы она была покойна.

Удары тяжёлого посоха гулким эхом отдавались от каменного свода подземного лабиринта. Впереди маячила сутулая спина дьяка, под мышкой которого был зажат ларчик с ключами, а в правой руке нещадно чадил масляный факел.

– Не мог загодя светильники разжечь?
– я махнул посохом на бронзовые лампы, развешенные вдоль стен на равном расстоянии.

– Помилуй, государь, спешил! Не сообразил, батюшка-царь!
– Висковатов, обернувшись, мелко покивал головой.

"Мокриц развел, поганец!", - я снова собрался возмутиться, но откуда-то всплыла мысль, что укорять дьяка уже бессмысленно.

Тяжело ступая по каменному лабиринту, я вспомнил, как вернувшись неделю назад из Александровской слободы, отдал дьяку распоряжение подготовить секретное хранилище для самой большой своей ценности - византийской библиотеки Либереи. Почти три десятка лет я возил библиотеку вместе с царским двором, ибо непомерно дорожил собранием мудрости древних. Она побыла со мной в Коломенском, в Александровой слободе и даже в Вологде. Теперь же пришло время вернуть её на место, в Кремль.

Либерею привезла в Москву из захваченного турками Константинополя последняя византийская принцесса Софья Палеолог. Бесценные тома и свитки послужили ее приданным, когда она выходила замуж за моего деда, Великого князя Московского Ивана III. Библиотека представляла собой настоящее сокровище, кладезь мудрости десятков и сотен поколений. Специально для строительства под Кремлем секретного тайника-хранилища бесценных фолиантов мой дед пригласил из Италии известного зодчего Аристотеля Фьораванти, который по завершению своей работы пропал неведомым образом. Я надеялся, что сосредоточенные в Либерее знания когда-нибудь помогут мне исцелить свой дух и тело...

Висковатов надавил на отполированную мраморную пластинку, и массивная дубовая дверь под действием спрятанных в стене блоков и противовесов медленно отползла в сторону. Запнувшись о высокий порог, я вслед за дьяком вошел в книгохранилище.

Вдоль стен было рассыпано сено, и я машинально пошевелил его концом посоха, чтобы проверить сухость. Книги и свитки боялись влаги - пергаментные страницы разбухали, письмена растворялись и превращались в мутные чернильные разводы.

Когда я, двадцатилетний царь Всея Руси, впервые попал сюда, моему гневу не было конца и краю. Не знамо по чьей вине, хранилище оказалось в ужасном состоянии. По стенам бурыми цветами расползлась плесень, а чистейший просеянный речной песок, которым был усыпан пол, промок в некоторых местах почти на вершок. Но самым страшным было то, что в библиотеке завелись крысы!

Призвав духовных лиц, я обязал их провести полную перепись библиотеки, а поврежденные экземпляры сложить отдельно, дабы по возможности в будущем восстановить. Зная нерадивость ближних бояр, я решил впредь, выезжая с обозом из Кремля, брать Либерею с собой - целее будет.

Сейчас библиотека насчитывала несколько тысяч драгоценных томов в переплетах из золотых пластин, воловьей кожи, раскрашенного пергамента, инкрустированного драгоценными камнями, с замками и без, с тяжелыми палисандровыми обложками-створками, украшенные перламутром и бронзовыми шнурами-завязками. Были здесь и древние папирусы, прикрепленные к пальмовым шестам длиной около трех локтей, свитки, спрятанные в тубусы с завинчивающимися крышками, книги-малютки размером с мужскую ладонь и гигантские тома весом в полтора пуда.

Висковатов проделал большую работу. Вделанные в стены камеры для книг устлали шелковой тканью, а застеклённые дубовые рамки, служившие дверцами, отполировали и покрыли воском. Сокровища библиотеки были расставлены по местам, в чем я убедился, приоткрыв дверцу одной из ниш. В центре хранилища находился массивный мраморный стол и две мраморные же скамьи с подлокотниками, с торца стола стояло кресло из красного дерева с затейливой резьбой, правого напоминавшее царский трон.

– Сам все сделал или помогал кто?

– Сам, батюшка, все сам, как ты и велел! Ни одна живая душа не знает об этом месте! Кто сам помер, а кого и...
– Висковатов потупил глаза.

– За это хвалю!
– дьяк поклонился, услышав эти слова от обычно скупого на похвалу государя. Оглядев помещение ещё раз, я не заметил ничего необычного и прикрикнул на стоявшего столбом дьяка:

– Давай показывай, иль забыл, зачем сюда пожаловали?

Мое внимание предельно обострилось. Буквально на мгновение снова став Гербертом, я почувствовал приближение к тайне, которая сможет оказать влияние на мою последующую жизнь.

Висковатов открыл шкатулку и показал ключ, отличавшийся от остальных длинной ножкой с двойной, фигурно вырезанной бородкой.

– Где нашел?
– я подцепил диковину длинным ногтем.

– А вот, государь, как приказал ты привести всё в порядок, стал я ветхие книги просматривать, те, что ты с собой не брал, и нашёл среди них записи италийские, - дьяк взял со стола малую стопку пожелтевших пергаментных листков, прошитых кожаным шнурком.

Поднеся их вплотную к глазам, я разглядел внизу первой страницы, под начертанным планом книжного хранилища, написанную латынью подпись архитектора - "Ридолфо Аристотеле Фьораванти".

Дьяк продолжал: - Видишь, государь, стена тут зачернена пером, а под ней крестик малый - так то не крестик, а ключ! Этот самый, что оставался не знамо от чего. Стал я все камеры оглядывать, под одной и скважина сыскалась.

Подойдя к стене за креслом, Висковатов вставил ключ в едва видимое отверстие и повернул его. Рядом с крайней камерой в стене образовалась ниша - я не успел заметить, повернулся ли закрывавший ее камень, или просто исчез.

Дьяк зажег стенную лампу, и я невольно прикрыл глаза - в нише, на подстилке из синего рытого бархата, покоился древний Свиток. Я подступил ближе и обеими руками достал диковину. Свет упал на нее, и в руках будто вспыхнул зеленый костер.

Свиток представлял собой полосу тонкой воловьей кожи, намотанную на валик с рукоятями из чистого золота. В рукояти были вделаны крупные, продолговатые изумруды сложной огранки, расположенные в определенном порядке, а края свитка заправлены в диски спиральной формы, ограничивающие валик с обеих сторон. Свободным оставался лишь небольшой фрагмент пергамента с нанесенными на него клиновидными значками. Они были расположены так плотно, что казалось, вот-вот соскочат с листа.

Определить цвет слегка потускневших чернил было невозможно - буквы казались то огненно-красными, то угольно-черными, отливали темной синевой и болотной зеленью. Край Свитка, выступавший наружу, был неровным, как будто от него оторвали узкую полоску. Я потянул за него, но вытянуть пергамент не удалось. Видимо, для чтения свитка необходимо было высвободить какую-то хитрую пружину.

– Сам-то что думаешь?
– я взглянул на Висковатого.

– Думаю, государь, что вещь эта великую ценность имеет! Не зря её дед ваш, Иван III, в тайнике прятал! Кабы не записи эти да ключ - вовек не сыскать!
– дьяк замялся.
– Должен я молвить тебе, государь, что когда взял я сей свиток в руки, тотчас одолели меня мысли горестные, тоскливые. Опасаюсь, как бы ни было в нём чар колдовских!

Я уже собирался поместить Свиток обратно в нишу, как внезапно меня будто накрыло волной неизбывной печали, вызванной тягостными воспоминаниями...