Небо для смелых
Шрифт:
Когда члены комиссии рассматривали пробоины в пропеллере после приземления самолета, Птухин подвел итог испытанию: тяги, вынесенные из обогрева мотора, при низких температурах замерзали и заклинивали. Надо либо подводить тепло от мотора, либо менять конструкцию синхронизатора.
Начался 1934 год. Все реже вспоминал Птухин о предложении Алксниса. Однако, когда ему передали, что завтра в 17 часов его вызывает командующий округом Уборевич, внутреннее чутье подсказало, что это связано с назначением.
Секретарша командующего округом взглянула на вошедшего, на свои записи, потом на часы.
— Товарищ Птухин? Вам назначено на семнадцать часов.
Было без четверти пять.
— Я подожду.
В 17 часов
— Иероним Петрович ждет вас.
«Позавидуешь, вот это порядочек, — подумал Птухин, — только у нас черта с два так получится. Разве кто-нибудь будет дожидаться за дверью кабинета командира бригады, если сел на вынужденную самолет?»
Уборевич энергично поднялся из-за стола навстречу Птухину.
— Реввоенсовет округа согласен с предложением начальника ВВС назначить вас командиром и комиссаром 450-й смешанной бригады. Так что поднимайте паруса для большого плавания, — улыбаясь, пожал Птухину руку…
Смоленская бригада, как потревоженный улей, уже давно настороженно ждала нового командира. Жалели старого, уехавшего на восток. Хороший был человек, никого не обидит, не подгонит. Да и куда подгонять, когда сам он считал, что чем больше летаешь, тем больше аварий и катастроф. Поэтому бригада перевыполняла план наземной подготовки за счет летной. Жалели старого командира еще и потому, что многие были наслышаны о беспокойном характере нового, особенно в части, касающейся полетов. Да и с летной подготовкой тоже неизвестно, как будет. Новый комбриг ведь заядлый истребитель.
Не спеша расчехляли моторы, переговаривались летчики и техники 4-й и 9-й истребительных, 35-й и 42-й бомбардировочных эскадрилий и разведотряда.
Грохот мотора на полном газу возник почти одновременно с появлением истребителя на малой высоте над аэродромом. А он уже ввинчивался свечой вверх и после трехкратной восходящей бочки закончил фигуру иммельманом. Звук затих. Казалось, набрав высоту, летчик выключил мотор. Так же тихо, сделав переворот, он быстро стал камнем падать вниз. Почти у самой земли вышел из пикирования. Снова оглушительно взревел мотор, и машина устремилась вверх. Начался фейерверк фигур. Многие, знавшие технику пилотирования Птухина, безошибочно определили прибытие нового командира. Побросав работу, механики и летчики с восхищением наблюдали, как необычно представлялся новый комбриг своим подчиненным.
Вся жизнь бригады теперь переместилась на аэродром. Полеты не прекращались ни днем, ни ночью. Доставалось всем: и «сынкам-истребителям», и «пасынкам-бомбардировщикам», особенно когда Птухин овладел самолетом Р-5 и стал летать вместе с разведчиками и бомбардировщиками.
— Скажи, Александр Александрович, во время боя где в пехоте находится начальник штаба? — обратился комбриг к начальнику штаба бригады Новикову.
— Как правило, на КП вместе с командиром, а что?
— Вот! Аэродром — это наше поле боя. Сам не сиди в штабе во время полетов и своим подчиненным не позволяй. А разве у тебя нет желания подняться, подышать настоящим воздухом?
— Подышать я поднимался в 1932 году в качестве стажера. А если точно, то еще на десяток лет раньше, в 22-м, в Подосинках, когда я учился на курсах «Выстрел».
— Как в Подосинках? Я там служил в это время.
— Может быть, мы и виделись, но я, честно, не помню.
— Где ж тебе помнить? Ты был уже вроде как командир, а я всего мотористом у Васильченко.
— Я и Васильченко не знал тогда… А вообще-то есть желание овладеть современным самолетом по-настоящему.
— Если есть, то приступай, я помогу с удовольствием. Сначала на У-2, а потом на Р-5. Я ведь тоже только что освоил его, хотя, честно признаюсь, летаю на нем без удовольствия. Не по мне этот самолет.
Настойчивость, с которой Новиков, бывший начальник разведки стрелкового корпуса, овладевал летным мастерством, нравилась Птухину, хотя от своего негативного отношения
к «пехотным» в авиации он еще избавиться не мог (по крайней мере для истребителей) и считал Новикова удачным исключением.Проинформировав руководящий состав о вышедшем «Курсе ночной и слепой подготовки летчиков», Птухин свое сообщение закончил словами начальника ВВС Алксниса: «Сдать нелетную погоду в архив истории». Затем предложил остаться только командирам истребительных эскадрилий.
— Откровенный разговор. Чем объяснить, что вы все игнорируете полеты со мной на воздушный бой? Вы что, сговорились? Я планирую бой, а перед вылетом выясняется: один уже улетел, другой подсовывает командира звена, третий выставляет еще какую-либо причину. Я уже по разу слетал со всеми командирами звеньев. Это похоже на организованный бойкот. Как прикажете понимать? — Птухин сидел нахмурившись.
Наступила неловкая тишина.
— Я скажу, товарищ командир, — встал комэск Головня. — Дело совсем не в бойкоте. На нас, командиров эскадрилий, летчики сейчас смотрят как на асов. Воздушный бой вы ведете над аэродромом. Преимуществ нам не дадите. Ну, каково мне на глазах у подчиненных потерять свой авторитет? А что это случится, не сомневаюсь. Сейчас я для них ас, а потом, по вашей классификации, «марала».
— Так я же командир бригады, значит, и должен быть сильнее, — смягчаясь, возразил Птухин. — Решено, будем уходить на бой в зону подальше от аэродрома. Я ведь обязан проверять своих командиров. Но уступать не буду — это ясно. Бой должен быть на полную отдачу, «с перцем». А если нет, то лучше не летать. Вчера во время облета зон видел, как два «маралы» отрабатывали групповую слетанность. Смотреть тошно. Никакой осмотрительности, называется, истребители. Хвостовые номера я передал начальнику штаба. Найти их и обоих ко мне на проверку. Передайте всем летчикам, что я и впредь буду летать по зонам. Варежку не жевать, а крутить головой на все 180 градусов. С такой групповой слетанностью наши истребители никогда не попадут на первомайский парад в Москву. Так и будет летать туда Брянская бригада. Вопрос второй. Нам поставили задачу: подготовить одну эскадрилью на И-5 для отправки на восток. Самолет, сами знаете, ротозеев не любит, поэтому летчиков подобрать лучших, а не наоборот. Не нужно, чтобы нас упрекали в недобросовестности. Лучше сами будем мучиться с плохими. Сроки жесткие. Проверять эскадрилью приедет начальник ВВС округа. И последнее. В конце каждой пятидневки будем проводить соревнования по стрельбе и бомбометанию. Цель — макет паровоза и вагона. Штаб разрабатывает систему награждений, которые будут вручаться прямо на аэродроме. Лучшая премия за прямое попадание. Карикатуры «марал» будут изображены в стенгазете.
Проверять эскадрилью, отправляемую на восток, приехали сам командующий Уборевич, начальник штаба округа Мерецков [К. А. Мерецков — впоследствии Маршал Советского Союза] и новый начальник ВВС округа Локтионов.
— Чем вы объясните большую аварийность на И-5? — обратился Уборевич к Птухину. — Летчики по-разному отзываются о самолете. Что вы скажете?
— Мы его только начали осваивать после И-3. У многих летчиков мал опыт. Самолет строгий. На взлете и посадке сильный гироскопический момент. Если вовремя не парировать, можно сломать шасси или скапотировать. В числе первых в этом убедился начальник ВВС Алкснис…
— Этого момента на И-3 не было? — перебил с ноткой недовольства Уборевич.
— Был, но менее сильный из-за длинного фюзеляжа, более эффективного руля направления.
— А что вы скажете о плоском штопоре самолета? Летчики говорят, из него невозможно вывести и выпрыгнуть тоже.
— Это беда самолета. Со временем выяснят причину штопора и меры борьбы. Пока известны только признаки, по которым можно предугадать штопор, а следовательно, предупредить его.
— Предугадать? А если поздно гадать? Что же вы советуете летчику? Жди терпеливо, скоро конец? А вас самого разве не будоражит жажда поиска? Неужели нужно ждать, когда об этом выскажутся испытатели? А чем они лучше вас, опытных командиров?