Небо и горы

Облетал календарь, как осенние листья – вот уже и август подходил к концу. Бабушка закатывала в банки яблочное повидло, и сад сочувственно шелестел, соболезнуя Надиному горю. Бабушка знала, что случилось, но едва ли сказала об этом хотя бы пару слов. Но Надя всё равно чувствовала её поддержку – в тарелке драников, в наставлении, как готовить повидло, как солить огурцы. А потом позвонила Наталья Михайловна, мама Светланы.

– Надя... Светочка уже несколько дней как пришла в себя, тебя зовёт. Я, конечно, всё это никогда не одобряла... В смысле, такие отношения. Но она только и твердит: «Надя, Надя, позовите Надю». Сначала ангела какого-то звала, а потом выяснилось, что тебя.

Обливаясь тёплыми слезами, Надя ехала в тарахтящем «пазике» триста двадцать восьмого маршрута – у пыльного, мутноватого окна. Переступив порог больницы, она почти столкнулась с Викой, которая растерянно бродила по коридору, и сердце сразу пожухло, будто схваченное заморозками. Оставшись незамеченной, Надя выскользнула из здания.

– Надя, ты где? – волновалась Наталья Михайловна. – Что-то случилось? Ты обещала, что придёшь, а тебя всё нет и нет...

– Простите, я не смогу сегодня прийти, – сквозь едкий ком в горле прохрипела та.

Она тряслась в другом «пазике» обратно – домой.

– Ну как же так, Наденька? – расстроенно сказала мама Светланы. В её усталом голосе даже послышались слёзы. Или Наде померещилось? – У Светы завтра операция, и кто его знает...

«Кто его знает, выдержит ли она», – именно это хотела сказать Наталья Михайловна, но её голос прервался. Видимо, положила трубку.

Начинался дождь – тихо шелестел в желтеющих кронах лип в скверике у дома. Наде хотелось закурить, хотя она в жизни не брала в рот сигарету. Хотелось напиться до беспамятства, но какой в том прок, кроме временного обезболивания души? А потом снова реальность – и, возможно, уже без Светланы в ней...

Она просто глупым образом ела купленное в киоске мороженое и размазывала по лицу слёзы, когда Наталья Михайловна снова позвонила.

– Надя, Светочке сейчас поставят укол, и она уснёт до завтрашнего утра. Но она тебя зовёт, волнуется. Может, успокоится, если хотя бы голос твой по телефону услышит... Если я сейчас на минутку дам ей трубку, ты с ней поговоришь? Только осторожно, она очень слабенькая...

– Да, – вырвался единственно верный ответ – вопреки всем Викам и иже с ними. Плевать на них.

Пауза, шорох. Сердце билось в капкане рёбер, и Надя не знала, когда начинать говорить. Начала наугад:

– Светлячок... Ты меня слышишь, маленький?

В трубке раздался хрип.

– Ангел...

Нельзя было точно сказать, кому принадлежал этот голос – земному существу или уже пассажиру райского рейса. Он слышался сквозь рёв огня – сквозь мучительный скрип горящих и падающих деревьев. «Не плакать, не плакать», – мысленно кричала себе Надя, хватая себя за шкирку и встряхивая. Нельзя! Нельзя расклеиваться, только не сейчас...

– Да, Светлячок... Это я. Ты прости меня, мой родной. Я обещала быть твоим ангелом, но не выполнила обещание...

А в динамике прошуршало слабо и ласково:

– Не плачь, ангел... Ты всё сделала, как надо... Ты умничка...

– Живи, Светлячок, только живи, – рыдали листки увядшего календаря. – Прошу тебя...

– Я выживу... Выкарабкаюсь. Только если ты хочешь. Если тебе это нужно...

– Живи, Светлячок... Это приказ.

– Принято к исполнению... Не плачь, мой ангел...

Во дворе остановилась машина. Из-за слёз Надя не видела, кто из неё выскочил, но услышала голос Полины:

– Надюш, что случилось? Ты чего тут?..

Надя подняла мокрое лицо и улыбнулась:

– Отвези меня в больницу, пожалуйста.

*

Светлана выдержала операцию. Домой её выписали зимой, после почти пяти месяцев на больничной койке.

Увидев Вику во второй раз в больничном коридоре, Надя процедила сквозь зубы:

– Пошла вон. И чтоб я тебя тут больше не видела.

Они стояли друг напротив друга, как в дешёвом вестерне: Надя – со стиснутыми челюстями и яростно сверкающими глазами, а Вика – оробевшая, струсившая, но в «боевой раскраске» на лице. Пальцы Нади дрогнули – не хватало только кобуры у бедра и кольта, чтоб по-ковбойски всадить в брюнетку пулю. Впрочем, морально она её уже уничтожила – расстреляла, сняла скальп и похоронила. Правда, Вика напоследок дёрнулась было, но Надя всем своим отчаянным видом показывала, что способна на всё и вообще на всю голову отмороженная. Слово она подкрепляла делом, выставив Вику на крыльцо ощутимым пинком под красивый зад.

– Вон пошла, сучка!..

Та скатилась по ступенькам кубарем, но, к счастью, ничего себе не повредила, если не считать лёгких ушибов. Беспомощный мат, вырвавшийся у несостоявшейся соперницы, Надя великодушно ей простила. Так Светлана Вику и не увидела в числе своих посетителей.

Первая половина октября выдалась на удивление погожей. Казалось, что август вдруг решил продлить свою власть на земле, и мягкое бабье лето радовало теплом и солнечными деньками. Бабушка заготавливала антоновские яблоки – гнала сок и варила повидло. Самые спелые плоды светились прозрачно, переполненные кисловато-сладким соком, душистые и медово-жёлтые. Надя принесла Светлане целый пакет этих яблок, сама чистила и клала ей в рот кусочки.

– Поправляйся, Светик.

Светлана похудела, её лицо осунулось, круглые «хомячьи» щёчки с ямочками стали впалыми. На голове топорщилась едва заметная щетина: она сама просила брить её машинкой – из соображений практичности. Огромные, толстые шрамы проступали сквозь эту маленькую поросль, часть раздробленной черепной коробки заменяла пластина, спрятанная под кожей.

– Прости меня, Светлячок... – Всхлип вырвался против воли, и Надя зажала себе рот.

– Ты о чём, родная?

Надя гладила пальцами эти впалые щёчки, приминала щетину на искалеченном черепе.

– Не уберегла тебя...

– Не плачь, ангел, – улыбнулась Светлана, касаясь губами и дыханием её щеки. – Ты умница. Если б не ты, у меня уже давно была бы оградка и памятник.

Сочное антоновское яблоко охотно подтверждало её слова. Они разделили на двоих один ломтик, который Надя подала Светлане губами, и та его приняла, в блаженстве прикрыв глаза.

– Люблю тебя, мой хранитель...

*

– Старая я уж стала грядки копать. Не могу больше. Мужик в хозяйстве нужен, Надька. В общем, если не выйдешь замуж – продам дачу, так и знай. Ничего тебе не достанется.