Небо и земля. Том 1

— Ложись, посмотрю. Теперь мне выдают перчатки и лекарства. Правда, тщательно проверяют расход. Организовали освещение, — врачевательница показала на плафоны. — Плиту установили, чтобы стерилизовать инструменты. Привозят фляги с водой. Видела, как они набирают воду в речке?

— Нет, не заметила, — пробормотала смущенно Айями, забираясь в кресло.

— Подъезжает машина с бочкой вместо кузова. Опускают шланг в реку и качают зараз помногу.

Бочку на колесах Айями не видела, зато не единожды сталкивалась на набережной с женщинами, приходившими тем вечером в клуб. Они не здоровались, не улыбались приветливо, но по глазам было видно — узнали. И расходились молча в разные стороны, катя тележки.

— Небольшая отечность, покраснение. Незначительное воспаление. Поспринцуйся, попей таблетки, — Зоимэль отсыпала горсть белых кругляшей в бумажный кулёчек. — Насколько понимаю, циклимов у тебя нет.

— Да, третий месяц.

— Аменорея на фоне потери веса. Думаю, беременности не будет. А если наступит — приходи, у меня есть кое-какие травки… Не красней, Айями. Я ж понимаю. Зато даганны придерживаются другого мнения. Потребовала контрацептивы для наших женщин — отказали. Рекомендовала использовать презервативы — посмеялись. А вот на препараты от венеричек не скупятся.

— Болеют солдаты, а офицеры — нет, — ответила Айями, покраснев.

— Кто сказал? — удивилась Зоимэль. — Не застрахованы ни генералы, ни солдаты. И плохо то, что даганны могут "наградить" наших женщин.

— Кто-то заболел? — расширились глаза Айями.

— Пока что не обращались. Если и заразились, то боятся признаться. Да и даганны не жалуются. Наблюдаю за ними и прихожу к выводу, что у них хороший иммунитет. Раны и порезы заживают как на собаках. Ну, а ты на авось не надейся. Почувствуешь зуд или жжение — приходи сразу же. Послушай, Айями… — замялась врачевательница. — Я тебе не советчица и не судья. Рада, что ты не сдалась. Но что ты собираешься делать? Ходить в школу по вечерам?

— Не собираюсь, — отозвалась смущенно Айями. — А куда деваться? Иначе не устроиться посудомойкой или прачкой. Я согласна на любую работу, но нигде не берут. Знакомая посоветовала сходить в клуб и попросить о заступничестве.

— Ироды! — воскликнула Зоимэль в сердцах. — Когда-нибудь доведут людей до греха. И бездействие рождает ненависть. Арестантов с каждым днем всё больше, я уже не справляюсь в одиночку. На днях попросила выделить медсестру в помощь или, на худой конец, санитарок…

— Возьмите меня! — взмолилась Айями. — Я не брезгливая, всё выдержу.

— Знаю, — улыбнулась ласково Зоимэль. — Так ведь отказали изверги. Заявили: "Мы не намерены кормить амидарейских санитарок за то, что они будут выхаживать наших врагов". Ну, мы еще посмотрим! Я ему покажу! — погрозила она в пространство.

— Кому?

— Не бери в голову, — отмахнулась врачевательница и забормотала под нос: — А если не послушает, устроим бунт. Может, даганнам достанет стыда не воевать с бабами?

Как позже рассказали женщины, убиравшие в ратуше, Зоимэль прорвалась через пост при входе и, как была в белом халате, залетела в кабинет главного военачальника, громко хлопнув дверью. Даганский офицер занял апартаменты, в которых раньше заседал бургомистр. Неизвестно, что происходило за дверью, но господин военачальник не застрелил бесстрашную амидарейку. Наоборот, через минуту в кабинет прибежал переводчик, а спустя некоторое время дверь отворилась, и оттуда вышла Зоимэль — бледная, с гордо поднятой головой. А самый главный даганн проводил врачевательницу и сказал, стоя на пороге:

— Far gisanim.

Переводчик сообщил:

— Ми подумойем.

А на шестой день ударили колокола.

Амидарея потерпела сокрушительный разгром в последнем, решающем сражении под Алахэллой и в двухстороннем пакте признала полную и безоговорочную капитуляцию. От лица Амидарейской республики сей документ подписал главнокомандующий армией Теофаль лин Риллу, потому как иных высокопоставленных чинов не осталось. Накануне правительство закрылось со своими семьями в подземном бункере и воззвало к милости Хикаяси. А главе государства не хватило храбрости признать поражение перед своим народом, как не достало смелости испить нектар хику. Председатель правительства предпочел отравиться ядом.

Пакт на амидарейском языке вывесили на информационном щите у ратуши. Рядом прикололи на кнопках обращение лин Риллу к согражданам, призывавшее не поддаваться панике. Также главнокомандующий выразил надежду на взаимопонимание и дальнейшее сотрудничество между двумя странами.

И всё?! — удивились горожане, толпясь у щита. Как нам жить, как кормить семьи? Вернется ли в город местная власть в лице бургомистра? Кто поведет за собой растерянную паству?

Сказать, что известие о капитуляции подкосило население, значит, ничего не сказать. Публичное признание в поражении поставило амидарейцев на колени. Ведь говорят, что надежда умирает последней. А теперь и той не осталось. Впереди маячило неопределенное будущее, сокрытое туманом. Каким будет завтрашний день? Чего ждать от победителей? Массовых казней и репрессий, рабства, ссылок в концлагеря?

— Что с нами станет? — плакала Айями. — Нас заклеймят как скот и отправят на бойню? А здесь построят свою провинцию?

Не то, чтобы она не предполагала подобного исхода войны, просто мысль о поражении казалась кощунственной. Не укладывалась в голове. А Алахэлла, так и оставшаяся недосягаемой мечтой, лежит сейчас в руинах. Хотя кто-то уверяет, что столицу не тронули, пожалев рукотворную красоту.

— Чему быть, того не миновать, — утешала Эммалиэ. — Ты же видишь, даганны — не людоеды и не варвары, какими их выставляла наша пропаганда. Что бы ни случилось, мы — амидарейцы и должны этим гордиться.

— Следовало не ждать, а бежать, — всхлипывала Айями. — Люди говорят, риволийцы до сих пор принимают беженцев. Вот бы добраться до Риволии!

— Сомневаюсь в том, — голос Эммалиэ затвердел. — Посуди сама, Риволия перенаселена. Несколько миллионов человек проживают на пяти небольших островах. А ты говоришь о тысячах беженцах, которых и разместить-то негде.

— Риволийцы не позволят даганнам растерзать нашу страну! Они наши союзники и обязаны помочь!

— Как знать, — пробормотала Эммалиэ, глядя в темноту за окном. — Как знать…

Оккупанты устроили в школе шумное празднество по случаю победы, а амидарейцы собирались в храме. Тянулись в открытые двери ручейками — потерянные, серые от горя. А куда идти, если осталась только вера?

И Айями отправилась, прихватив дочку. Одела Люнечку потеплее и взяла на руки. И Эммалиэ впервые переступила порог храма, озираясь по сторонам. А пришли в святилище, потому что некуда идти. Потому что никто не объяснит и не подскажет, как жить дальше и по каким законам, кого слушать и чего ждать.

Встали у стены, ближе к образам святых. Дочка повертела головой, позевала да и прикорнула на плече Айями.

Много народу пришло в храм. И старики приплелись, и женщины, и дети. Знакомые лица — с фабрики, с рынка, из домов по соседству. Кто-то молится, отбивая поклоны на коленях. Кто-то читает молитвы стоя, с закрытыми глазами. Тихий гул поднимается к сводам храма.

Сумрачно в святилище, потому что мало свечей. Зато сверху льется голубоватый поток, набросив на плечи Хикаяси шубу из лунного света. Молчаливо взирает богиня на неразумных детей своих. Всех приветит и укажет дорогу заблудшим. Чаша полна, и нектар падает каплями в каменный желоб.