Небо и земля. Том 1

— Значит, переводчица, — протянул на амидарейском. — А в чью койку запрыгнула переводчица, чтобы получить место?

— Ни в чью. П-прошла собеседование, — ответила Айями с запинкой, опустив глаза долу: уж так офицер пугал. Вот вчера, видно, у неё страх трансформировался, а сегодня боязно до заикания.

— Неужели? — усмехнулся даганн. — И суток не минуло, а ты успела получить работу?

— Д-да.

— Переводчица… — пробормотал он и выдал длинную фразу на даганском. — Что я сказал?

— Н-не знаю. Меня приняли для обработки текстов, — пролепетала Айями.

— А может, тебя приняли по совмещению постельной грелкой? — навис над ней офицер.

— Может и так, — не сдержалась она. — Прикажете помирать с голоду, если по-другому на работу не устроиться?

Офицер сверлил свирепым взглядом, и Айями сжалась, решив, что сейчас он разорвет её на части. Вчера амидарейка-замухрышка гордо отказала, влепив пощечину, а сегодня посмела заявить, что работает в комендатуре, не иначе как потеплив чью-то кровать.

— Даганского ты не знаешь и не понимаешь. От тебя больше пользы, если вылизывать сортир два раза в день, — кивнул он в сторону нужника.

Айями молчала, опустив голову. Нельзя дерзить и спорить. Нельзя распалять и провоцировать даганна. Кто знает, вдруг первый рабочий день окажется последним?

— Ступай, переводчица, работай, — обронил насмешливо офицер. — Узнаю, кого обслуживаешь — попрошу одолжить тебя на вечер-другой.

Унижение застлало глаза Айями багровой пеленой. А может, слезами. Не видя дороги, она метнулась к крыльцу и взбежала по ступеням, но на лестнице отдышалась и зашла в кабинет с улыбкой. У неё всё прекрасно. Просто отлично. А с даганским офицером её дороги больше не пересекутся. Айями постарается.

Старалось из ряда вон. Офицер оказался заместителем господина военачальника. Вторым человеком среди даганнов. И волей-неволей пути А'Веча и Айями пересекались. Когда это происходило, она замирала как статуя или скользила неслышной тенью, молясь, чтобы он не заметил. Надо сказать, А'Веч не распространялся о подробностях знакомства. Айями надеялась, он узнал о том, что её приняли на работу честно, без чьей-либо протекции, и понял, что Имар помогает с освоением даганского, не имея корыстных интересов. И все же, каждый раз убегая как заяц, она чувствовала взгляд А'Веча — щекочущим ощущением меж лопаток, поднявшимися волосками на коже, мурашками озноба.

А после памятного общения у сортира на заднем дворе ратуши установили отдельный туалет для женщин.

15

Ниналини знала всё обо всех и в любое время суток, но холодное противостояние с соседкой лишило источника городских новостей. Однако Айями не страдала от недостатка сплетен. Их приносила Эммалиэ после общения с немногочисленными знакомыми и приятельницами.

— Представляешь, начали восстанавливать больницу. Организуют госпиталь. Говорят, сюда перевезут тяжелораненых даганнов. Ихний врач уже приехал. По виду — слонопотам. Руки мясника, а не хирурга.

Айями хмыкнула:

— Зря недооцениваете даганнов. Уверена, он еще даст фору Зоимэль.

— Не похоже, — засомневалась Эммалиэ. — Хотя нам-то что? Кстати, в госпиталь нанимают медсестер и санитарок. За выхаживание даганнов платят щедрее, чем за наших.

— Не соглашайтесь. Я справлюсь и прокормлю нас. Да и спокойнее мне, когда Люня под вашим присмотром.

— Я бы попыталась наняться, но старых не берут. К тому ж, не смогу Люнечку оставить, — Эммалиэ защекотала девочку, и та, рассмеявшись, вырвалась из объятий и убежала к игрушкам.

— И что, идут?

— Куда идут? — Эммалиэ потеряла нить разговора.

— Медсестрами?

— Идут. Куда деваться? Но не у всех есть медицинское образование, а даганны не берут неучей. Зато санитарок охотно принимают.

— И не боятся, что наши женщины задушат во сне подушкой или загонят воздух в вену?

— Думаешь, кто-нибудь рискнет? — усмехнулась Эммалиэ. — У даганнов действует правило…

— Жизнь за жизнь, — докончила Айями аксиому, которую неустанно вдалбливали победители.

Хорошо, что набирают медперсонал. Зоимэль станет полегче, она ведь горит на работе. Как и обещал даганский военачальник, прежде чем уехать в столицу, о судьбе местных женщин худо-бедно задумались. Тех, кому не удалось устроиться на работу в городке, по-прежнему завлекали агитационными плакатами, обещающими стабильную жизнь за Полиамскими горами.

— Неужели кто-то поверил? — удивилась Айями, стоя у свежей афиши. На ней красовались картинки с бонусами, получаемыми при подписании договора о работе в Даганнии — отдельные комнаты с санузлами, одежда и вещи первой необходимости, продукты — головка сыра, яйца, мука, буханка хлеба, зажаренная птичья тушка… Слюнки текут. Не афиша, а наглядный экспонат для расширения Люнечкиного кругозора.

— Мам, это чё? — ткнула она пальчиком.

— Яблоки. А это… — наморщила лоб Айями, вспоминая, как называются оранжевые шары. Надо же, память атрофировалась, и голове гуляют технические термины.

— Апельсины и персики, — подсказала Эммалиэ. — Верь — не верь, а деваться некуда. Присмотрись, в городе появились приезжие женщины, многие с детьми. Они к мужьям приехали.

— Не замечала, — пробормотала Айями, оглядываясь удивленно, словно вокруг стояла толпа незнакомок. И времени нет, чтобы присматриваться. Утром бежишь на работу, вечером торопишься домой. В голове круговерть из иностранных слов, а перед глазами строчки из статей и книг. — Как им удалось сюда добраться? — удивилась она.

Оказалось, на поезде. По восстановленной железной дороге даганны пустили пассажирские вагоны. И миграционные разрешения выдавали — так, мол, и так, пусть эта женщина с двумя детьми приедет из пункта А в пункт Б, чтобы встретиться с супругом, а уж из пункта Б воссоединившаяся семья отправится на чужбину.

— В любом случае заключенных здесь не оставят. Рано или поздно депортируют в Даганнию — отрабатывать долг по принципу: "Ты нашу страну разрушил, ты же своими руками и восстановишь". А если ехать семьями, обещают льготы и смягчение тюремного режима. Вот женщины и приезжают к мужьям, потому что на всё согласны. Разве ты отказалась бы?

Айями задумалась. Вдруг случится чудо, и в списках заключенных появится имя Микаса? А потом его отправят за тридевять земель, в чужую страну. Главное, он жив, а остальное не имеет значения. Как можно расстаться с любимым после долгой и трудной разлуки? Конечно, Айями поехала бы с ним и с Люнечкой хоть на край света. Вместе ничего страшно, даже смерть.

Но не появится в списках пленных фамилия мужа. Зато похоронка лежит под сукном на комоде. И все равно Эммалиэ и Айями регулярно подходили к информационному стенду. Первая надеялась узнать что-нибудь о сыне, а вторая — о брате. Пробегали глазами по спискам, а сердце замирало: вот в этом столбце… или в этом…