Небо на двоих

К счастью, мы уже прилетели.

Водитель отдает нам ключи и уходит, а мы делаем вид, что не замечаем, как на нас смотрят. Какая разница, если все, чего я хочу - это касаться губами обжигающей кожи, чувствовать его дрожь под своими пальцами, чувствовать бушующее в нем пламя, как свое собственное.

По пути в спальню меня начинает потряхивать: сначала от возбуждения, потом от смеха, когда я вспоминаю, что забыла туфли в клубе.

– Это диагноз, - говорю я, отсмеявшись, а Гроу отбрасывает телефон в сторону:

– Позвони Биреку. Пусть заберет.

Заберет - что? Я вряд ли понимаю, о чем мы говорили еще пару секунд назад, когда Гроу толкает меня к стене и тянет платье наверх. Прическа приказывает долго жить, а потом меня подхватывают на руки и несут на кровать. Раздевать его я могла бы долго, мучительно долго, но у меня так дрожат пальцы, что сейчас я могу что-нибудь подпалить. Поэтому просто дергаю рубашку, и пуговицы поддаются силе плеснувшего в ладони пламени, разлетаются в разные стороны, а я касаюсь губами его груди.

– Та-а-анни, - хрипло выдыхает Гроу, когда я усаживаюсь на его бедра, прямо поверх джинсов. А потом смотрит мне в глаза и выдает: - Зажигалка. От этой «Зажигалки» крышу срывает, как в старые-добрые времена. Я почти рычу, впиваясь в его губы поцелуем, Гроу врывается в мой рот, а потом опрокидывает меня на спину. Щелчок молнии - и он с такой же яростной силой врывается в меня, отпуская пламя на полную. Мое пламя ударяет в его, или его в мое, я впиваюсь ногтями в смуглые плечи и кричу от охватывающего меня наслаждения и единства. Огонь внутри бушует с такой силой, что пеплом разлетается все, что было до, и все, что будет

после.

Остается только настоящее. Только здесь и сейчас.

Поцелуй обжигает губы, и низ живота тоже горит от яростных, сильных движений. Этот жар растекается по телу, расходится по нам, чтобы разомкнуть силу нашего пламени, а после снова объединить и рвануться ввысь, к потолку.

– Фи-ишечка, да?
– спрашиваю не своим голосом: хриплым, низким, порочным.

Меня трясет от клубящейся в нас силы и от того, как мучительно- сладко нарастает внутри нечто новое, незнакомое, но безумно мощное - как ураган.

– Фишечка, да, - так же хрипло отвечает он.

Сумасшедший дракон, как есть: глаза полные зеленого пламени, радужки разбиты вертикалью зрачков. И в них, раскрывающихся до черных провалов, отражаюсь я. Сама не знаю почему, от этого сейчас сносит крышу даже сильнее, чем от скользящих по груди, цепляющих ее вершинки, пальцев. И я раскрываюсь на полную, обнимаю бедрами его бедра, подаваясь навстречу снова и снова.

И когда пламя откатывается в нас, чтобы не перекинуться на стены, а после собирается тугим шаром внутри и освобождается огненно-водной вспышкой, я снова кричу. Кричу от наслаждения, впитывая дрожащее рычание и ругательства, срывающиеся с его губ, содрогаясь под ним, чувствуя, как содрогается он, вдыхая полной грудью наш общий жар. Нашу страсть. Наше одно на двоих дыхание и наше небо, которое сейчас переливается сотнями искр в затемненных изнутри стеклах.

– Та-а-анни, - повторяет он, заставляя меня вздрогнуть от резкой смены ощущений и неожиданной свободы там, где только что было чувство абсолютной наполненности.

– Джерман, - говорю я, и вижу, как темнеют его глаза.

Его имя - это моя личная фишечка. Особенно если произнести его так.

Потом мы лежим на постели, и его пальцы выписывают узоры на моей спине. Мне так хорошо, что не хочется двигаться, но я знаю, что как минимум мне нужно в душ, чуть-чуть взбодриться. Иначе я провалюсь в сон, а этого делать никак нельзя.

– Ты правда думал, что мне может не понравиться твоя песня?
– интересуюсь я, незаметно щипая себя за запястье.

– Правда. Если честно, мне было дико страшно. Страшно, что тебе не понравится. Страшнее было только когда я думал, что потерял тебя навсегда, и что ты меня не простишь.

Об этом он тоже спел.

Я тянусь за новым поцелуем:

– Теперь я буду звать тебя Мой Сумасшедший Дракон.

– Зови как хочешь, - говорит Гроу, а потом переворачивается на спину и притягивает меня к себе.
– Главное, больше никогда от меня не убегай.

– А я разве убегаю?

– Нет, но мне все время кажется, что ты хочешь.

– Тебе кажется.
– Я повторяю пальцами темную дорожку волос на его животе.
– Последний раз я злилась на тебя, когда решила, что ты узнал пол Вэйда.

– Я не совсем идиот, Танни.
– Гроу перехватывает мою руку и подносит ее к губам раньше, чем я опускаю ладонь еще чуточку ниже.
– Я бы никогда так не поступил.

– Знаешь, я потом умудрилась обидеться на то, что ты не хотел девочку. Он качает головой:

– Я хотел девочку. И мальчика. Я хотел любого, кто бы там ни собирался появиться на свет, я уже любил и его, и ее.

– Но ты сказал - родишь мне сына, - наигранно возмутилась я.

– Вырвалось, - произнес он. - Я просто почему-то отчетливо представил мальчишку, когда нес тебя на руках.

– Почувствовал?

– Да. Ты же сама потом говорила, что сразу подозревала о том, что у тебя появится маленькая копия меня.

– Подозревала, - напомнила я.
– Он слишком активно пинался и ворочался.

– Ага.
– Гроу вернул мою руку на место.
– То есть твоя копия не пиналась бы?

– Если бы там была копия меня, я бы не вылезала из туалета.

– Как всегда самокритично.
– Он подтянул меня поближе к себе.
– Как ты смотришь на то, чтобы немного поспать?

Я замерла.

– В смысле?

– В прямом, - Гроу махнул рукой, включая боковые светильники, - или ты хочешь в душ?

– Гроу, мы не можем заснуть вместе! Он нахмурился.

– Что значит - не можем?

Вот теперь я почувствовала себя странно.

– То и значит. Если сейчас заснем, утром мы станем парой.

– Да. И что?

Вопрос поставил меня в тупик. То есть вообще-то я рассчитывала на долгий обстоятельный разговор, не самый простой, и мысленно прикидывала, каково это будет - спать без него, а тут...

– Ты же понимаешь, что когда мы станем парой, это навсегда? Ты больше ни на кого другого не сможешь смотреть...

– Танни, я тебя сейчас стукну.

– Нет, подожди.
– Я вдруг дико разволновалась.
– Если вдруг на меня упадет арматура или я сверну себе шею, тебе будет плохо. Очень-очень плохо, вплоть до угасания.