Небо на троих (сборник)
Шрифт:
– Ка-во?
Коля опустил оружие и безнадёжно махнул рукой, – Ну вот, блин, ходют тут всякие!..
– Ага, а потом голуби пропадают… – Сыронизировал Нестеров.
Как-то грустно Коля на него глянул, точно на ребёнка, который не может понять что-то очень простое. Однако после некоторого молчания, объяснил, – Пропадают… Крыса в гараже завелась. Сегодня голубку придушенную нашёл…
– Понятно… – Вздохнул Нестеров, а про себя решил, зря он так на Колю, не душман он вовсе, скорее, наоборот.
Хотел было даже извиниться перед ним вслух, только не понял бы Коля за что, ведь ничего Нестеров ему не сказал. Впрочем, мысленно всё же извинился. А так промолчал, глянул вверх
Пока мы с Нестеровым любуемся парой белых, рисующих на тучах круги, Цыган где-то уже отыскал «сынка» лет семнадцати. В самом деле, не Нестерова же за пивом посылать, он как-никак – подполковник, в Афгане служил. Коля хоть и переругивается с Нестеровым, но уважает, даже немного побаивается, пожалуй. Ну и я не пойду, известное дело – «хоть и молодежь, но с норовом». Сунул Цыган «сынку» мелочь и наставляет, – За пивом сгоняешь. Видишь, люди по-от-дыхают. Только «Жигулёвское» не бери, оно вчерашнее. Бери «Чешское», «Чешское» с утра выгружали, сам видел…
Парень Коле отказать не может, Цыган в авторитете у всей мелкой шпаны в округе, да и разговаривает он с молодым голосом, не терпящим никаких возражений, как бы незримо добавляя, припечатав всеми своими наколотыми перстнями сразу, – Цыган сказал!
Пиво пьем втроём – Нестеров, я и Цыган – здесь же в гараже. «Сынка» Коля сразу прогнал, – Нечего взрослым разговорам мешать! Да и пиво молод ещё с серьёзными мужиками распивать…
Цыган хоть строг, но щедр, дал парню какую-то мелочь, – Иди-иди. Конфет вот подруге купишь… Есть подруга-то?..
В гараже сладковато пахнет птичьим помётом, под потолком воркуют голуби, те которые сегодня не захотели летать, впрочем, Коля и не настаивает – не хотят и не надо, холодно нынче там – в небе.
Сидим втроём в голубятне, пиво потягиваем. Что ещё в такую погоду делать? По «ящику» тоже смотреть нечего, тоска какая-то идёт без перерыва. То боевики, то ураган, то наводнение, а то и шоу какое-то дурацкое – много их нынче развелось, все на одно лицо. И будто бы люди, ходят, разговаривают о чём-то, а сами то и дело смотрят, как соседа ловчее «кинуть»… Да ещё и нравоучают при этом, вот мол, природа наша такая, что в таких экстремальных ситуациях нами, жадность да похоть движет, да ещё жажда славы…
Хочется ответить порой «ящику», чего всех по себе-то… но с ним, с «ящиком» спорить, что до Бога в нашей глухомани докричаться. Так что – «заплати налоги и спи спокойно», увы, ничего более умного в голову как-то не приходит.
Впрочем, так легко от «ящика» не отвяжешься, к вечеру заходишь домой, руки сами тянуться к пульту, умом понимаешь, не надо его включать, опять какое-нибудь дерьмо оттуда польётся, но руки-то вот они…
Чего только в мире не твориться, в мире, но не у нас. А у нас, если местные газеты почитать – а других нет – тишь да гладь, салют да праздник, невольно вспомнишь профессора Преображенского: «Значит, никаких не читайте».
Недавно вот сказали, в Казани «Боинг» наш упал, вернее ихний американский «Боинг», на котором негры в Африке лет пятнадцать отлетали, а теперь он нашей российской авиакомпании передан, потому как неграм уже страшно на нём летать, а нашим можно – мы привычные, лишь бы взлетал, авось сядем. При посадке и упал, 50 человек – как корова языком, экипаж и все пассажиры. Что-то в последнее время они часто падать стали…
Хотел я про это у летчика Нестерова спросить, почему, мол? По «ящику»-то всякое наговорят. Но Нестеров эту тему даже разговаривать отказался. Так сказал, – Не люблю я досужих
разговоров. Вот когда ящики найдут с бортовыми самописцами, расшифруют записи, когда факты будут, тогда и без домыслов все понятно станет… А так, болтовня одна!Сказал, как отрезал. Он, Нестеров, может. И право имеет, потому как, хоть и не тот Нестеров, что мертвую петлю изобрёл, но летчик, военный, полковник запаса, боевые награды за Афган имеет.
Как-то помню, к нему журналистка из газеты пришла, интервью брать, а Нестеров в весёлом расположении духа был – вообще он по жизни приколист, да и журналистка та, ко всему, молоденькая, симпатяшка такая – вот он сходу и пошутил с серьёзным лицом, как умеет, – Нестеров? Мертвая петля?.. Не-е, это не я, это дед мой. – Заметив, что девчушка уже купилась и приготовилась вопросы разные задавать, добавил, улыбнувшись. – Шучу, конечно, тот легендарный Нестеровым, который первым «мертвую петлю» сделал, со мной просто однофамилец. Так уж получилось… – И руки развел, извиняясь как бы.
Вообще он хоть и нарочито разговорчив временами бывает, когда в настроении, даже ироничен, но много из него о том же Афгане не вытянешь. Другое дело о службе в Союзе, об училище…
Как и многие мальчишки пятидесятых-шестидесятых, он с самого детства мечтал летчиком стать. Ещё когда в школе учился. Как он сам обмолвился однажды, в их классе из тринадцати парней, по крайней мере, двенадцать точно в летчики хотели пойти.
В соседнем с нами городе тогда, в аккурат, летное училище только открылось, и парни буквально бредили, летчик – это было круто!
А в 10-м классе, когда приписную проходили, им сказали: «Ребята, мы понимаем, что все вы хотите в летчики пойти, но реально на что-то претендовать из вас могут только пятеро».
В итоге – комиссию двое прошли: Нестеров и ещё один парень из их класса. Тот второй в авиационное техучилище поступил, а Нестеров, как и мечтал, поехал поступать в лётное.
Вот и сейчас, мы с Цыганом как-то издалека развели его на рассказ.
Рассказывает Нестеров, неторопливо потягивая пиво, словно специально затягивая историю, чувствует наш интерес, вот и смакует слова, да нет, точно специально, – В училище мы жили за забором, в казармах рядом с учебными корпусами.
Дисциплина была строгая, армия есть армия. За территорию отпускали нечасто, в основном по выходным в увольнение…
– Как на зоне… – Встревает, было, Цыган.
– На зоне… – Нестеров презрительно кривит улыбку. – Сравнил задницу с пальцем.
Какое-то время он молчит – молчит и Коля, понимая, что сейчас лучше не вмешиваться – потом точно нехотя продолжает, – А с апреля мы обычно выезжали на лётную практику. После первого курса, помню, в Алейске были. Там рядом ракетные шахты располагались, глубокие такие, для запуска межконтинентальных… Сверху когда на них смотришь, они на запятые похожи. Нам строго-настрого запрещали над ними летать, тогда это всё это было ССС – совсем совершенно секретно…
И опять Нестеров пиво потягивает, молчит нарочито сосредоточенно, то ли интерес подогреть старается, то ли сам он сейчас где-то в своих воспоминаниях. Вполне может быть, что именно в этот момент он как раз мысленно шахту стороной облетает.
Помолчав так, приступает к новой главе повествования, – На третьем курсе летали мы на боевых самолетах, уже в Славгороде. На штурмовиках ИЛ-28. Ну а к четвертому – разделение началось: кто-то на ИЛах специализировался, кто-то на ЯК-28…
После училища по распределению попал Нестеров в гарнизон Иркутской области, там отлетал чуть больше десяти лет. Потом снова учеба на курсах командиров, после курсов вернулся к себе в часть…