Небо смотрит на смерть

— Возьмите Библию в правую руку, — донесся до него голос, — и повторяйте за мной…

Мёргатройд долго и мучительно обдумывал, как построить защиту, прежде чем решил окончательно, что Хилари будет вызван для дачи показаний. Риск был велик, и он прекрасно об этом знал. Единственным способом защиты было отрицать все и вся, не приводя никаких доказательств. Что бы ни заявил суду Хилари, он не сможет противоречить обвинениям прокурора; более того, его могут подвергнуть перекрестному допросу, а это будет конец. Если бы обвинение не было столь сильным, Мёргатройд отказался бы от показаний подсудимого, и крепко стоял бы на своем: «Он этого не делал, он там не был, он ничего об этом не знает» и попытался бы убедить в этом суд присяжных. Но при существующем положении дел он не осмеливался на это. Если Хилари не даст показаний, ему неминуемо присудят смертную казнь. Единственной надеждой была личность самого подсудимого, которая, быть может, раскрывшись более полно в результате его ответов на вопросы, хоть до какой-то степени нейтрализует предыдущие показания в представлении присяжных. Надежда на это была очень слабой, но в практике Мёргатройда такое случалось.

Первое впечатление было во всяком случае вполне благоприятным. Хилари не был похож на преступника. Он стоял прямо, положив руку на Библию, и повторял присягу тихим и ровным голосом. Спустя семь недель заточения и нервного напряжения щеки его слегка втянулись, лицо похудело, что придавало ему более мужественное, аскетичное выражение. Видя его сейчас, трудно предположить, что он способен на насилие и грубую страсть.

Мёргатройд посмотрел ему прямо в глаза.

— Чарльз Хилари, вы убили вашу жену?

— Нет.

Столь прямой вопрос и не менее прямой ответ, последовавшие совершенно неожиданно в самом начале допроса, должны были оказать воистину драматическое воздействие на публику и на присяжных. Защита вновь перешла в нападение. Начав допрос таким образом, Мёргатройд объявил, что его подопечному нечего скрывать от суда, и теперь ему следовало подкрепить это фактами.

Он продолжал дальше неторопливо и непринужденно задавать вопросы, позволяя присяжным спокойно их выслушать и обдумать ответы. Ему было совершенно необходимо хоть немного замедлить этот процесс, развивавшийся слишком бурными темпами. Обвинение, возможно, само того не желая, оставило у суда впечатление, что приговор был вынесен уже заранее. Мёргатройд, возможно, и проиграет дело в конце концов, но уж во всяком случае он вовсе не собирается своими руками толкать клиента на виселицу. Он хотел, чтобы суд присяжных получше познакомился с Хилари, чтобы они узнали о нем как можно больше.

Шаг за шагом он терпеливо направлял Чарльза, рассказывавшего свою длинную и волнующую историю со всеми подробностями, ничего не выпустив. Двадцать лет упорной работы на островах Карибского моря, характер этой работы, встреча с Луизой, неудавшийся брак и причина их последующей жизни врозь. Чарльз рассказал, как он снял ей квартиру на Клэндон Мьюз, о своей встрече с Кэтрин, о своих визитах и письмах к Луизе, у которой просил развода, о надвигавшемся кризисе в его отношениях с Кэтрин и их ссоре вечером накануне убийства, когда она заявила, что им следует жить вместе или расстаться. По существу, он повторял ту же версию обвинения, но с другой эмоциональной окраской. Мёргатройд продолжал расспрашивать:

— Скажите, мистер Хилари, когда мисс Форрестер заявила вечером накануне убийства, что вам следует вместе уехать и жить открыто, каково было ваше к этому отношение?

— Я был очень против.

— Почему?

— Я не был уверен в том, что смогу сделать ее счастливой при таких обстоятельствах, а кроме того, мне претила идея, что ей придется бросить свою работу из-за меня. Она уже многого успела достичь, и я гордился ею.

— Когда вы сообщили ей, что возражаете против ее предложения, означало ли это, что вы уже твердо решили не принимать его?

— Нет. В тот момент я еще ничего не решил. Я сказал Кэтрин, то есть мисс Форрестер, что попробую еще раз поговорить с женой, и что если она будет продолжать упорствовать, мы поговорим об этом еще раз.

— Значит, вопрос оставался открытым?

— Безусловно.

— Слышали ли вы мнение обвинения, что, нанося визит вашей жене, вы стояли перед выбором: избавиться от нее или потерять мисс Форрестер?

— Да, слышал, но ситуация была совершенно иной. Хотя мы и имели некоторые разногласия — я и мисс Форрестер, — мы никогда не ставили вопроса о том, что нам нужно расстаться. Мисс Форрестер хотела, чтобы мы уехали, а я понимал, что в самом крайнем случае нам придется решиться на это.

— Пришли ли вы к какому-нибудь решению, когда вновь увиделись с нею в пятницу вечером?

— Да, мы снова говорили об этом и в результате сделали вывод, что ей следует бросить свою работу, а нам — уехать во Францию и попытаться купить жилье.

— Если бы вы к тому времени убили вашу жену, вам ни к чему было бы принимать такое решение?

— Совершенно верно.

— Обдумывали ли вы ранее возможность убить вашу жену, чтобы найти выход из тупика?

— Ни разу в жизни. Мне бы и в голову не пришла подобная мысль.

— Оставив в стороне вопросы морали, могли бы вы вообще представить себе подобное решение проблем?

— Ни при каких обстоятельствах. Это было бы полным безумием. Если бы я совершил что-либо подобное, я всю последующую жизнь мучился бы раскаянием. Для меня все было бы кончено.

— Сохранить «треугольник» было бы для вас предпочтительней?

— Безусловно.

— Мистер Хилари, что вы и мисс Форрестер делали позже вечером после того, как приняли решение уехать вместе во Францию?

— Мы праздновали это событие.

— Каким образом?

— Мы пообедали в ресторане, где выпили бутылку шампанского, затем немного потанцевали.

— Вы танцевали?!

— Да.

Мёргатройд удовлетворенно кивнул головой. Он прекрасно знал, что избранная им манера допроса могла бы показаться кое-кому из ученых мужей слишком уж вызывающей, но поскольку он решил, что в данном случае защите терять нечего, подобная шокирующая тактика казалась ему вполне оправданной.

Теперь он перешел к реальному разговору, который происходил между Луизой и Чарльзом. Здесь вновь потребовалась полная беспристрастность, так как Хилари уже рассказывал полиции все в своем первоначальном заявлении, а последующие подробности должны были разуверить присяжных в том, в чем их уже удалось убедить обвинению. Сцена, разыгравшаяся в Клэндон Мьюз, была, таким образом, разыграна как по нотам, с упоминанием мельчайших деталей, дабы воспроизвести как можно более полную картину происшедшего с наибольшей пользой для установления истины. Под конец Мёргатройд коснулся довольно щекотливой темы, которую, как он думал, было совершенно необходимо вытащить на поверхность.

— Приходило ли вам когда-нибудь в голову, мистер Хилари, что вы сможете в один прекрасный день подать в суд на миссис Хилари с целью получить развод?

— Да, мне приходила в голову эта мысль.

— В вашем последнем разговоре с женой, после того как она вам вновь отказала, упоминали ли вы такую возможность?

— Да.

— Что она вам ответила?

— Она рассмеялась, сказав, что ведет себя очень осторожно и что мне не удастся получить доказательств.

— Она отрицала, что у вас могут быть основания для развода?

— Нет. Скорее я бы сделал вывод о том, что она имела отношения с другими мужчинами, но была полна решимости не афишировать их. Еще она заявила, что ненавидит меня и собирается добиться того, чтобы я был связан с нею навеки.

— И поэтому она вела столь скрытный образ жизни?

— Да, именно так я это и понял.

— Видели ли вы ее хоть когда-нибудь в обществе другого мужчины с тех пор как вы расстались?

— Однажды я видел, как она садилась в такси с каким-то мужчиной в обеденное время на Пикадилли.