Небо в алмазах
Шрифт:
Понятно, что первый стресс Оксаночка получила, томясь в светлице покойного Арсения. Не успела отойти – второй удар.
Верочка не могла оставить подругу. Сытин завез девушек в квартиру на Коньково, попрощался и уехал к себе на Плющиху… Вот так странно они расстались. Впервые за два месяца… Отцвели уж давно хризантемы в саду!
На
Потом её вызвали в театр. А теперь вот начались репетиции… Со сцены она смотрела в темный зал. Где-то там, в конце проходов, есть двери. За ними фойе, а дальше – улица. Мог бы он, этот Сытин, без всякого звонка приехать сюда на своем Опеле цвета гнилой вишни. Приехать, пробежать через фойе, распахнуть двери и ворваться в зал вместе с уличным светом…
И дверь распахнулась!
Софиты слепили глаза, и Верочке был виден лишь силуэт. Она поняла, что нервозный Семен Маркович сейчас начнет кричать и прогонит того, кто срывает творческий процесс.
– Кто там? Вы что себе позволяете? Не видите, что идет репетиция? Вон отсюда… Это вы, Алексей Юрьевич? Милости прошу, дорогой вы мой… Хотите Заботину забрать? Она у нас главная героиня, но отпущу. Ваша просьба – закон для меня. Но прошу на минутку ко мне в кабинет… А вы, друзья, репетируйте! Ты, Марианна, никак образ найти не можешь.
– Какой образ, когда у меня слов нет?
– А ты как в балете. Жестами, мимикой, позами.
– Какие позы? Я же монашку играю!
В кабинете Семен Маркович усадил Верочку с Алексеем, достал бокалы и бутылку шампанского.
– Так, Заботиной мы открывать не доверим. У неё пробки не туда летят… Хочу выпить за вас, друзья! Хоть вы меня и посадили, но вы меня и вызволили. Спасибо… А зачем, Алексей, вы нашу приму увозите, если не секрет?
– Не секрет… Хочу показать ей небо в алмазах.
– Понимаю… Это из Чехова. Слова Сони из четвертого действия «Дяди Вани»… Она произносит
пак мечтательно: «Мы отдохнем, мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах»… Знала бы эта Соня, что через двадцать лет наступит революция, хаос, смерть… Даже режиссеров начнут в тюрьмы сажать!Верочка сразу поняла, что они едут на Плющиху. Она ничего не спрашивала, не возражала, не противилась нахальству Сытина. Взять и прямо со сцены увести. Без спроса, как вещь какую-то, как реквизит… Она хотела разозлиться, но у нее ничего не получалось. Зачем злиться, если ты счастлив… Вот, если он опять бросит ее, то она разозлится!
Уже в квартире Сытин начал что-то сумбурно объяснять. Про то, что думал о ней, но был очень занят. Про то, что его заместитель – физик, что он изучил синюю тетрадку, что они попробовали, и у них все получилось.
– Что получилось?
– Камушки получились… Не поняла? Мы наладили производство крупных алмазов. Пойдем в спальню, сама все увидишь.
И над огромной кроватью, и над трюмо, и у окна – везде с потолка свисали короткие нити, к которым пластырем были прикреплены тусклые стекляшки, величиной с фасолину. Если не знать, что это драгоценные камни, то так – ничего особенного.
– Что это, Сытин? Это и есть небо в алмазах? И что ты с ним хочешь делать?
– Не я, а ты с ним можешь делать, что захочешь. Тут на несколько миллионов долларов… Это тебе мой свадебный подарок… Ты согласна?
– Давно согласна!
– Вот и хорошо. А-то я как-то волновался. Не сомневался в тебе, но боялся… Завтра едем в Коломну, на свадьбу Наташки с Петром. Потом летим в Амстердам.
– Зачем это?
– Надо договориться с Ван Гольдом о сбыте алмазов.
– Нет, Сытин, Не полечу я с тобой в Голландию. Я возьму детей и привезу их сюда… Теперь это не твои дети.
– А чьи?
– Наши… Я заберу их, и мы будем втроем ждать тебя дома.