Небо в огне. Штурмовик из будущего

Большая же часть наземного хозяйства полка должна была догонять улетающие самолеты по железной дороге. Самое разное штабное имущество, передвижные авиамастерские, полевые кухни, хозяйственная часть с запасами обмундирования, продовольствия, десятки ящиков с документами и почти четыреста человек ждали погрузки в эшелон и отправки к новому месту службы.

В отношении того, куда именно направят полк, ходили самые разные версии. Многие надеялись вновь оказаться под Сталинградом, но всезнающий Прорва, со слов своей поварихи, что «случайно» услыхала разговор командиров в столовой, сообщил товарищам, что их ждет Западный фронт.

— Точно вам говорю, — вещал Рыжков, раздувшись от чувства собственной значимости, — в первую воздушную армию нас сунули. Летим куда-то под Ржев.

— Хм, — задумался экспат, который старался внимательно следить за ситуацией на фронтах. А что, еще в училище ВКС он уяснил для себя, что плох тот солдат, который не понимает, чем занята его часть, какую задачу выполняет. — Там с конца июля и до начала октября изрядная мясорубка была. Наши пытались Ржевский выступ ликвидировать, но не смогли. О причинах толком не сообщалось, но и так понятно, что немцы так просто не дали инициативу перехватить.

— Точно, — поддакнул Прорва. — Мне знакомый один здесь в городе рассказывал, будто там бои шли чуть ли не страшнее, чем в Сталинграде!

— А он об этом откуда знает? — недоверчиво поинтересовался Малахов. — Или твой знакомый в Генштабе служит?

— Не, он после ранения в Куйбышеве лечится, — пояснил Рыжков. — А приложило его как раз там. Говорил, будто деревень и городов почти не осталось — все разрушено артиллерией, танками, бомбежками. Одни развалины повсюду.

— Первая воздушная, — задумался комэск. — Ладно, разберемся. А пока давайте обговорим, в каком порядке летим. Я пойду ведущим группы. Со мной Катункин и вот ты, — Малахов показал на одного из новичков. Прорва — ты во втором звене. С тобой эти двое, — палец капитана ткнул поочередно еще в двух летчиков. — Ну а ты, Дивин, будешь замыкающим. Возьмешь оставшихся. Помни, на тебе контроль за всей группой в целом. Следи, чтобы никто не отстал, не сбился с пути. Если, не дай бог, кто на вынужденную сядет — отмечай место на карте, чтобы помощь выслать. Проинструктируй хорошенько своего механика, чтобы клювом не щелкал, а следил за обстановкой. Я на тебя надеюсь, Гриша, не подведи.

— Сделаем, — ответил лаконично экспат. Замысел командира ему был понятен. На фронте они уже делали подобное не раз. Было очень важно поставить самых слабых пилотов под пригляд более опытных. — Следите за мной, — обратился Григорий к своим ведомым. — Чтобы шли все время рядом как пришитые. Повторяйте мои маневры и слушайте радио. В воздухе не рыскать, над строем не «вспухать», вниз не проваливаться. Набрали высоту, приклеились ко мне и потопали потихоньку. Насчет карты и компаса урок усвоили? Отлично. Учите ориентиры, вечером проверю. Машины перед вылетом проверяйте вместе с техниками самым тщательным образом. Помните, от их исправности зависит прежде всего ваша собственная жизнь! Это ясно? — Дивин дождался согласного кивка сержантов и ободряюще подмигнул им. — Не робейте, славяне, прорвемся!

* * *

— Где твой ведомый? — Малахов смотрел на Прорву набычившись, с плохо скрываемой злостью. — Отвечать!

Рыжков стоял перед комэском навытяжку и, несмотря на то, что на улице было довольно холодно, обильно потел. Полк благополучно приземлился на новом аэродроме, и только здесь Прорва обнаружил, что потерял одного из сержантов, который летел в его звене.

— Не знаю, — убито мычал старший сержант, глядя в землю. — Всю дорогу рядом держался. Я следил за ним, честное комсомольское! А на посадку пошли, смотрю — нету!

— Дивин! — Капитан перестал прожигать взглядом провинившегося подчиненного и подошел к экспату. — Докладывай.

— Вот здесь он сел, — показал Григорий на карте место вынужденной посадки новичка. — У самого села, прямо на дороге. Двигатель сильно дымил. Я со своими круг сделал, видел, как пилот и техник из кабины выбрались. С ними все в порядке, они нам руками махали. Если разрешишь, командир, я «У-2» возьму и смотаюсь вместе со Свичкарем туда. Поглядим, что да как. Если мелкая неисправность, то попытаемся на месте устранить. Ну а коль что-то серьезное, то вернемся и будем думать с начальством. Да здесь недалеко, всего километров двадцать будет.

— Добро! — Малахов ткнул кулаком приятеля в плечо. — Молодца, глазастый черт. Маска-то тебе не помешала, выходит?

Дивин усмехнулся. Ох уж эта маска, и чего она всем покоя не дает? А всего и дело-то: вязаный подшлемник, который отлично закрывал голову, лоб и лицо и имел небольшие прорези для глаз и рта. Удобнейшая вещь, особенно в его нынешнем положении. В кабине «Ила» Григорий ее снимал — и так тепло от работающего мотора, а вот когда приходилось мотаться куда-нибудь на «кукурузнике» или долго находиться на улице — вещь незаменимая!

Наступление холодов экспат переживал очень тяжело. Сожженная кожа на лице реагировала даже на самый легкий морозец мучительными болями. Григорий честно мазал наиболее пострадавшие места какой-то гадостью, что сумел выпросить в полковом медпункте, но лучше не становилось.

Уж неизвестно, как о его беде прознала та самая официантка — Тая, — что как-то давным-давно заступилась за него, но однажды она подошла к нему за ужином и, немного смущаясь, положила на стол небольшой сверток.

— Вот, держите, это поможет. Я сама вязала. Мы когда под Сталинградом стояли, по случаю немного шерсти мериноса купила. Думала, себе носки на зиму сделать, но вам ведь нужнее, правда?

— Что это? — удивился экспат. Взял в руки шерстяной комок, встряхнул его, разворачивая, и…

— Га-га-га!!! — столовая, казалось, вздрогнула от хохота десятка здоровых глоток. Несчастная официантка вспыхнула, как маков цвет, и поспешно скрылась за дверьми кухни. А летчики на все лады принялись обсуждать странную шапку, которую держал, не зная куда деть, растерянный Григорий. Даже Хромов с Багдасаряном, сидевшие за отдельным столом, поглядывали на необычный предмет с улыбкой.

— Почему они смеются? — искренне переживала Тая, подозрительно блестя глазами и шмыгая носом, но сердито сдвинув при этом брови, когда Дивин отыскал ее на улице за домом. — Я читала, во время Крымской войны такие шапки-маски придумали английские солдаты, потому что сильно мерзли под Балаклавой. Они их так и называли — балаклавы. По-татарски, если хотите знать, «балак» — это штанина или чулок, а «балаклау» — натягивание штанины или чулка. Вот! — яростно выпалила девушка, сверкая глазами. Григорий даже залюбовался ею. — А шерсть мериноса, она же единственная, которая не колется. И пот очень хорошо впитывает, кожу не раздражает. Да и теплая в придачу. Вам тоже моя шапка не понравилась, товарищ младший лейтенант?

— Да нет, что ты! — яростно запротестовал экспат. — Совсем наоборот. Просто неожиданно как-то. Спасибо тебе, я и не знаю, как тебя благодарить. А откуда ты столько знаешь про Крымскую войну?

— Я на исторический факультет перед войной поступила, — помолчав, грустно улыбнулась девушка. — С детства любила о прошлом что-то новое узнавать. А после первого курса к родственникам в Крым поехала летом, там с одним историком-любителем познакомилась, он мне и дал кое-какие материалы почитать.

— Скажи, — набрался смелости Григорий, — а ты пойдешь сегодня кино смотреть?

Тая удивленно нахмурилась, посмотрела с подозрением, но вдруг лукаво улыбнулась и вихрем взлетела на крыльцо. Остановилась перед дверью, искоса взглянула на замершего в растерянности летчика и негромко ответила:

— Я подумаю!

К месту вынужденной посадки прилетели под вечер. Возле штурмовика никого не оказалось, и экспат пошел вместе с техником искать товарищей. Село оказалось небольшим — всего две улицы, и Дивин решил, что им надо разделиться и обойти все дома, поспрашивать у местных, куда подевались летчики.