Небо в рублях

Я тоже удивилась. А отчего это он поражается? Мы находимся в Москве, не в Париже или Нью-Йорке, ясное дело, что основная масса прохожих болтает на языке Пушкина и Гоголя.

– Я москвичка.

– Да, да, конечно. Вы так промокли!

– Дождь идет.

– И руки испачкали.

– Действительно.

– Заходите в наш ресторан, приведете себя в порядок в туалете, – заботливо предложил дядька.

– Огромное спасибо, – улыбнулась я.

– Вот сюда, налево… Видите дверку? Давайте открою, – не успокаивался мужчина.

Сообразив, что швейцар рассчитывает на чаевые, я кивнула и сказала:

– Сейчас приведу себя в порядок и отблагодарю вас.

Дядька расплылся в улыбке.

– Я вовсе не из-за денег, просто мне всегда очень нравились такие, как вы!

Я смутилась. Всегда, слыша комплимент, я начинаю вести себя совершенно по-идиотски – хихикаю, краснею. Согласитесь, странная реакция для дамы, трижды побывавшей замужем.

– Просто мечта с такой, как вы, вечерок провести, – не успокаивался мужчина. – Может, оставите телефончик?

Я заморгала. Ко мне давным-давно не приставали столь откровенным образом! Конечно, следовало возмутиться, поставить наглеца на место, но, если быть честной, неожиданно мне стало очень приятно. Значит, я еще не вышла в тираж и вполне способна привлечь к себе мужское внимание.

– Я недавно с китаянкой познакомился, – вдруг признался привратник. – Тоже экзотика, но не то. Мечтал о вас! Даже английский выучил!

Последнее замечание показалось мне более чем странным. При чем тут язык Шекспира? Выходит, мужчина принял меня за англичанку? А что, я действительно напоминаю внешне жительниц туманного Альбиона: белая кожа, голубые глаза. Кстати, французы, уловив в моей речи некий акцент, спрашивают:

– Вы из Нормандии?

И, услышав заверения, что я не родилась в этой провинции Французской Республики, моментально восклицают:

– Значит, англичанка!

– Колер волос у вас классный, – не успокаивался привратник.

Я кокетливо улыбнулась.

– Только что покрасила! От природы я совсем иная.

– Ясное дело, – закивал швейцар. – С вашим цветом кожи такой шевелюры никак не может быть. Выглядит слегка странно, но… очень оригинально!

– Вы находите?

– Да, притягивает взор!

– Спасибо.

– И молодит.

Я засмеялась:

– Правда?

– Конечно. Хотя вам пока не надо никаких ухищрений, небось и тридцати не исполнилось. Так дадите телефончик?

Я совсем не собиралась заводить в ближайшее время романов, да еще со швейцаром ресторана, но он был так мил… И, похоже, я произвела на него сног­сшибательное впечатление. Право, приятно сознавать себя женщиной, при виде которой представители противоположного пола приходят в экстаз.

– Вы – мечта моего детства, – продолжал привратник. – К тому же еще и россиянка… Дайте телефон, умоляю!

– Сначала умоюсь, – улыбнулась я.

– Конечно, конечно! Сюда, осторожно, не споткнитесь.

Ощущая себя царицей Савской, я вплыла в санузел, приблизилась к раковине, включила воду, машинально глянула в большое зеркало и завизжала.

Те, кто не первый раз встречается с госпожой Васильевой, хорошо знают: я не истеричка. Но сейчас я орала, не в силах захлопнуть рта, и слава богу, что на мой вопль не сбежалась вся местная тусовка. Впрочем, любая женщина отреагировала бы так же, увидав в зеркале абсолютно черное лицо с ярко-красными губами и белые-белые, словно сахарная пудра, волосы, стоявшие дыбом.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы сообразить: негритянка с шевелюрой больной болонки – это я. Но не раньше, чем мои дрожащие пальцы ощупали щеки, лоб, подбородок. Я наморщила нос и высунула язык – отражение послушно повторило мои мимические упражнения. Нет, это правда я! Но что произошло?

Стараясь сохранить трезвость ума, я внимательно всмотрелась в зеркало. Минуточку! Я ведь сегодня вышла из дома в нежно-розовой кофточке… Так отчего же она сейчас серо-буро-малиновая, а? И тут я все поняла.

Светка выкрасила мои волосы в цвет вороньего крыла, но, очевидно, не была уверена в стойкости средства, то-то она на мой вопрос: «Как долго продержится краска?» – брякнула: «Если не мыть голову, то год». А почему не следовало мочить волосы? Да потому, что от воды краска мигом слезает! Я попала под сильный ливень, волосы начали стремительно терять приобретенный цвет, черная жидкость потекла по лицу, по кофте, и получилось… Тихий ужас, вот что получилось!

В жутком потрясении я набрала пригоршню жидкого мыла и принялась тереть лицо. Процедуру пришлось повторить не один раз, прежде чем кожа потеряла откровенную черноту, теперь она имела лишь серый, землистый оттенок – я походила на человека, перенесшего тяжелейшую операцию.

Решив применить дома самый сильный скраб, я вышла в холл, снова столкнулась с привратником и, не желая обидеть милого дядечку, ласково сказала:

– Понимаете, я замужем.

– Очень рад, – буркнул швейцар.

От его приветливости не осталось и следа. Метаморфоза слегка озадачила, но я решила продолжить беседу:

– Люблю своего мужа.

– Хорошо.

– Не изменю ему.

– Похвальное поведение.

– Пожалуйста, не обижайтесь.

– На что?

– Я не могу дать вам свой телефон. Нет, нет, вы очень приятный человек, но измена супругу…

– Дама, – вытаращил глаза швейцар, – вы… того, да? Зачем мне ваш телефон?

– Сами просили.

– Я?

– Вы.

– Когда?

– Пару минут назад.

– У вас?

– Именно.

– С ума сойти!

– Неужели не помните: я упала на улице, вы помогли мне подняться…

Привратник шарахнулся в сторону.

– Та была негритянкой!

– Это я.

Мужчина отступил назад.

– Мне африканки нравятся, – прошептал он. – С детства! Мечта! Английский выучил! А вы… вы того… вы какого-то непонятного цвета, серого…

Тут входная дверь ресторана распахнулась, и на пороге появилась молодая пара. Швейцар кинулся к ним, словно утопающий к спасательному кругу. Я снова вышла под дождь и уже не спеша побрела к своему «Пежо». Ему, видите ли, нравятся негритянки! Скажите, пожалуйста, какой эротоман! Вот сейчас вернусь в Ложкино и покрашу волосы своей любимой краской «Палетт». Уж она-то не боится ни дождя, ни снега, ни цунами, ни сирокко, [2] ни наводнения! Только сначала заеду в магазин и куплю заветную коробочку, содержимое которой придаст моей шевелюре теплый и приятный глазу рыжий цвет. Стану похожа на лисичку. Это ли не изменение внешности?

2

Сирокко – резкий, жаркий ветер из пустыни.