Небратья

Пространство между ними спецназовцы превратили в кровать, на которой спала Мария Александровна. Рядом с ней клевал носом Юрий Степанович. Остальные бодрствовали.

Антон в течение нескольких минут описывал полковнику Калашникову сложившуюся ситуацию. Отец-командир выслушал его и провалился в ступор. Телефон Кабанова был поставлен на громкую связь, зарядка в нем еще не кончилась.

– Ну, что я вам скажу, дорогие мои. Хорошо, что без потерь… – Полковник замолчал.

– Мы без денег, а я еще и без документов, – напомнил ему Антон. – С нами больные родители… и еще кое-кто. Первый же встречный украинский милиционер имеет полное право расстрелять нас из всех видов оружия.

– Конечно, – согласился Калашников. – Именно так я и сделал бы на его месте.

– Мы можем попытаться прорваться в зону АТО, но дальше вам придется нас вытаскивать, – сказал Андрей.

Полковник молчал.

– Я правильно понимаю, Владимир Николаевич, что вы не горите желанием оказывать нам содействие?

– Эх, слуга царю, отец солдатам!.. – пробормотал Кабанов.

– А ты, Кабанов, там заткнись, – разозлился полковник. – Я прекрасно тебя слышу. – Вот что, мужики, – внезапно сменил он тональность. – Вы же отпускники, только три дня отгуляли. Так какого хрена рветесь обратно в родные пенаты? По службе соскучились?

– Вы о чем, Владимир Николаевич? – не понял Антон.

– О том, что вам нужно отдохнуть. Во всяком случае, догулять свой законный отпуск. Как начет Крыма, а?

Предложение было, мягко говоря, неожиданным. Спецназовцы переглянулись.

– Это ведь ближе, чем Луганск, – развивал идею полковник. – Всего-то проехать через пару областей, в которых вас точно искать не будут. Что, ребята, совсем нет денег, нищеброды вы мои?

– У меня есть. Взяла из-под половицы, когда убегали, – пробормотала Рита. – Около тридцати тысяч гривен.

– Это чей я голос слышу? – насторожился полковник. – Ага, понимаю, «еще кое-кто». Не попахивает ли медовым отпуском, капитан? Ладно, шучу, прости старика. Я позвоню в санаторий Министерства обороны, и для твоих родителей там найдется уголок, где они будут обеспечены надлежащим уходом. А вы уж сами решите, где и с кем отдыхать.

– И как мы, по вашему мнению, туда доберемся? – иронично осведомился Антон. – Украинская граница с утра была на замке. Все въезды в Крым охраняют очень злые укропы.

– Но не очень умные, – парировал начальник. – Доберетесь до Каланчака, еще раз свяжетесь со мной. Я подскажу, к кому обратиться. Вас доставят в Крым по морю, совершенно бесплатно и без документов. Там миллион лазеек, чем и пользуются предприимчивые люди. Ну ладно, мужики, счастливо добраться, заканчиваем нашу конференцию, – заторопился полковник. – Завтра жду звонка, и чтобы все были живы. Не опорочьте там честь спецназа, так сказать. – Полковник разъединился.

– Офигеть! – Воронец недоверчиво покрутил головой. – Я тысячу лет не был в Крыму. Слушай, командир, а мы вроде ведь туда и собирались? Ну тогда, четыре дня назад? У Шуры брат в Севастополе…

– Подождите, что-то я совсем запутался, – проговорил Кабанов. – Крым – это ведь Россия?

– Да, это наша Родина, сынок, – под нервный смех товарищей подтвердил Антон.

Эпилог

Пенистые волны с шипением выбрасывались на блестящую гальку пляжа, неохотно отступали, снова накатывали. Покачивалась лодка, наполовину вытащенная на берег и привязанная к валуну.

Косые лучики плясали по воде, штрихуя ее искрящейся рябью. Солнце озаряло живописные скалы, обрамляющие пляж, парусную яхту в паре кабельтовых от берега, плясало по крышам небольшого прибрежного поселка, расположенного где-то между Алуштой и Алупкой. Смотреть на эту картину можно было часами.

Двустворчатое окно в съемном бунгало вполне заменяло дверь. Путь к пляжу через него составлял уже не шестьдесят, а тридцать метров. Широкая тахта стояла рядом с окном, и вовсе незачем было с нее подниматься, чтобы насладиться пейзажем.

Антон перевернулся на бок, оперся на локоть. Вид из окна внушал умиротворение, расслаблял, восстанавливал и заливал цементом пошатнувшиеся нервные клетки. Вторая рука капитана размеренно доносила сигарету до рта, а потом стряхивала с нее пепел в банку от кофе, стоящую на подоконнике. Спешить было некуда, думать – не о чем.

Про санаторий Министерства обороны полковник Калашников не наврал. Родители жили именно там, в получасе езды. Вчера он был у них. Мама нормально себя чувствовала, а отец активно занимался рыбалкой.

Вчера же вечером позвонил Калашников, спросил, как отдыхается, нормально ли проходит медовый отпуск, не нужно ли чем помочь.

За спиной Антона раздался стон. Он обернулся. Рита разметалась по кровати, отчаянно зевала, терла глаза. Потом она обвилась вокруг него и довольно заурчала.

– Проснулась? – Он ласково погладил ее по голове.

– Нет, воскресла. Слушай, милый!.. – Женщина подняла голову и строго уставилась на него. – Секс – это, конечно, здорово, но почему у нас с тобой в этом перехваленном Крыму нет ничего иного? Да и не хочется. Я не желаю думать, вспоминать свою прежнюю жизнь.

– Это очень просто, – сказал Антон. – Секс – такое дело, что разум при нем отключается, запускаются иррациональные механизмы, которые помогают нам как можно меньше рефлексировать.

Она поперхнулась и закашлялась.

– Это ты сейчас сказал?

– Я. – Антон улыбнулся. – Навеяло что-то. Давай поскандалим, если хочешь.

– Ни с места! Всем лежать, никому не двигаться! – внезапно грозно проорал кто-то за окном.

Рита ахнула, шмыгнула под одеяло, накрыла Антона.

Но тот и ухом не повел, лишь демонстративно зевнул и заявил:

– Ладно, Рома, кончай выделываться. Мы и так лежим, не двигаемся.

– Внимание, мы входим, – на всякий случай предупредил Воронец.

Через мгновение приятели залезли в бунгало и расселись в шезлонгах. Они активно разминались баночным пивом и как-то несолидно смотрелись в шортах и шлепках.

Пару минут царило молчание. Гости наслаждались тишиной и спокойствием. Зато Антон почувствовал небольшой дискомфорт. Под простыней было жарко.

– Лежат, – задумчиво констатировал Кабанов. – А вы знаете, что здесь еще и море есть?

– Да знают, – отмахнулся Воронец. – Я видел, как они вчера купали друг дружку. Эх!.. – Он сделал скорбную гримасу. – Вот и настал день шестой. Через трое суток на работу, мужики.