Небывалое бывает (Повести и рассказы)

— Можно и Тоцкое.

Пугачев приложил трубу снова к глазу, всмотрелся и говорит:

— Вон деревеньку вижу. Церковь на взгорке. Погост. Каменный дом с крылечком.

— Так это же Тоцкое! — закричал Гришатка. — Дом управителя нашего штык-юнкера Хлыстова.

— Вон девоньку вижу. С косичкой. Маленькая такая. Букашечка, — продолжает Емельян Иванович.

— Так это же Аннушка, Аннушка, сестренка моя!

— Вон деда старого вижу. С клюкой, с бородой в пол-аршина.

— Так это же дедушка наш, дедушка Тимофей Васильевич!

Потянулся Гришатка к трубе:

— Дозволь, дозволь, государь, глянуть.

— Смотри, — произнес Пугачев.

Вцепился Гришатка в трубу, ну и, конечно, никакого Тоцкого не увидел. А просто выросла перед ним крыша соседнего дома, только так, словно бы кто ее передвинул к самому Гришаткину носу.

Понял Гришатка, что Пугачев пошутил. Однако виду не подал. Понравилась ему пугачевская выдумка про магическую силу трубы.

Через несколько дней он снова выпросил у Пугачева трубу, а потом еще и еще раз. Ляжет Гришатка на лавку, один конец трубы к глазу, второй в потолок. Лежит смотрит, и возникают перед мальчиком Тоцкое, и Оренбург, и Москва, и Питер, и весь белый свет. И раскрывается перед ним та самая синь-даль и жизнь-свобода, про которую рассказывал Емельян Иванович. Нет на земле ни бар, ни господ. Не слышно стона мужицкого. Не видно плача сиротского. Земля, и леса, и горы — все это не барское и не панское, все это работника-труженика. Эх, и жизнь: чудеса и сказка!

Заинтересовался Пугачев, чем это занят мальчишка.

— Чем ты там занят?

Рассказал Гришатка Пугачеву про то, что видел.

— Да ну! — подивился Емельян Иванович. — Синь-даль, жизнь-свободу… — Задумался. — Эх, кабы труба не соврала! Да-а-а, зажили бы людишки на белом свете!.. А может, оно так и будет, Гришатка. Ась? Труба ведь не простая, труба — «прешпективная».

НА УРАЛ

Полюбился Хлопуше Гришатка, с самой первой встречи понравился.

Мало того что раздобыл он мальчику полушубок — как-то горсть леденцов принес, потом рубаху синего цвета, наконец притащил Нениле для Гришатки бараний бок.

— Ты что, сдурел? — набросилась стряпуха на великана. — Что, его тут голодом морят, не поят? Чай, при особе самого императора кормится…

«Безносый-то опять приходил, — рассказывала потом Ненила мальчику. — Видать, люб ты ему, Гришатка».

А тут как-то явился Хлопуша с казацкой саблей.

— На, получай!

Разгорелись глаза у Гришатки. Вот это подарок!

— Что, — закричал Пугачев, увидев у мальчика саблю. — Кто сие баловство придумал?!

— Пусть, пусть позабавится дитятко, — стал упрашивать Пугачева Хлопуша. — Мальчонка же он, государь. Не забижай ты его. Они, мальчонки, все до ружья охотники.

Осталась сабля у мальчика.

Нацепит ее Гришатка, по слободе бегает. Сабля длинная, по снегу волочится.

— Атаман, как есть атаман! — кричат со всех сторон пугачевцы.

Нехватки в пушках, ядрах и порохе по-прежнему не давали Пугачеву покоя. «Эх, Урал, Урал-батюшка, вот бы куда податься! — размышлял Пугачев. — Прямо бы на самые железоделательные и оружейные заводы».

И вдруг нежданно-негаданно явились к Пугачеву с Урала три заводских человека.

— Государь, ждут, ждут тебя на заводах. И пушки, и ядра будут. Снаряжай-ка своих людей.

На один из заводов, на Петровский, в поселок Авзян решили послать Хлопушу.

Выслушал Хлопуша царское слово:

— Слушаюсь, батюшка.

— Ну, с богом! Ступай.

Хлопуша ушел, однако через несколько минут снова явился.

— Ну что тебе?

— Дозволь, государь, мальчонку с собою взять.

— Какого мальчонку?

— Гришатку, ваше величество.

— Да ты что, в своем ли уме, Хлопуша?

— В своем, в своем, государь. Да отпусти ты его. Ему ж в интерес. Он же мальчонка. Они, мальчонки…

Пугачев рассмеялся. Подумал. Махнул рукой.

— Ладно, быть по-твоему. Забирай, Соколов-Хлопуша. Да береги ты его, — добавил строго.

— А как же!

Уехал Гришатка.

Глава четвертая ГОСУДАРСТВЕННОЕ ПОРУЧЕНИЕ

ГАЛИЯ

В Авзян Хлопуша торопился как мог. Шутка ли сказать, у него государственное поручение. Сам царь-батюшка, отправляя в поход, так и сказал: «Государственное».

— А главное, — наставлял Пугачев, — привези мне мортиры. Хоть две штуки. Чтобы навесным огнем можно было стрелять по Оренбургу.

Хлопуше в сопровождение было придано пять казаков. Ехал с ним и заводской человек с Авзяна, низенький, маленький мужичонка по имени дядя Митяй.

Хлопуша и казаки едут верхом на конях. Дядя Митяй и Гришатка — по-барски — в санках.

То и дело к Гришатке подъезжает Хлопуша:

— Не холодно тебе, дитятко?.. Не голодно?

На четвертый день пути отряд остановился ночевать в башкирском сельце Иргизла. Хлопуша решил здесь дать и людям и лошадям отдых. Устроили дневку.

Хлопуша, дядя Митяй и Гришатка расположились в одной юрте. Казаки — в других, по соседству.

Юрта большая, занавесками перегорожена.

Уселись ужинать. Уплетает Гришатка навар из бараньего мяса, поднял глаза кверху. Смотрит — из-за занавески выглядывает девочка. Волосы на голове черные-черные. Косички свисают. Глаза шустрые-шустрые. Из стороны в сторону бегают.

Увидела девочка, что Гришатка ее заметил, — юрк за занавеску.

Опустил Гришатка глаза. Переждал минуту, опять поднял. Видит — снова торчит из-за занавески с косичками голова. Вот опять скрылась.

Весь ужин Гришатка только и занимался тем, что глаза то в миску, то в сторону занавески, то в миску, то в сторону занавески. Даже шея заныла. А девочка то спрячется, то наружу, то спрячется, то наружу. Даже рука, что дергала занавеску, устала.

На следующий день с утра Гришатка возился около санок. Вдруг слышит — за спиной кто-то пронесся верхом на лошади. Повернулся Гришатка — знакомая девочка.

Промчалась девочка в одну сторону. Развернула коня. Промчалась мимо Гришатки в другую. Потом еще и еще раз.

У Гришатки аж дух захватило. Ну и девчонка!

Наконец девочка сбавила прыть. Осадила коня рядом с Гришаткой. Спрыгнула ловко на снег. Остановилась, смотрит на мальчика.

— Как тебя звать? — обратился Гришатка.

Молчит девочка. Видимо, не понимает русскую речь.

Стал Гришатка тыкать рукой: мол, звать как тебя, девчонка?

— Га-ли-я, — наконец протянула девочка.

— А я Гришатка, — проговорил мальчик, затарабанив пальцем себе в грудки.

— Гри-шат-ка, — повторила девочка. Потом зачастила: — Шатка, Шатка, — и улыбнулась.

— Да не Шатка, а Гришатка, — стал поправлять мальчик.

Однако девочка его не слушала и повторяла свое:

— Шатка. Шатка. Шатка.

Гришатка махнул рукой.

Девочка стала с любопытством рассматривать висящую на боку у мальчика саблю, и Гришатка сразу же оживился. Он вытянул наполовину клинок, потом полностью. Взмахнул, описал полукруг и с победоносным видом вскинул снова его в ножны.