Нечертова дюжина (Сборник)
Шрифт:
Вальку наконец замечают. В воздух летят национальные головные уборы всех народов Земли: сомбреро, шапки-ушанки, просто кепки и кепки-аэродромы, тюбетейки и какие-то старинные котелки.
Люди кричат: «Ура! Вальке Мухину, покорителю стратосферы, – слава!»
Валька машет в ответ рукой и делает шаг в пространство.
Люди ахают, на разноцветных лицах – восторг, а Валька летит, как ангел, только вместо ангельских крылышек серебрится облакот парашюта.
И тут из-за поселковой бани выбегает Капитонова Верка и кричит громко, на всю планету:
– Лети, лети, Мухин,
Валька Мухин проснулся и тут же сунулся под кровать. Парашют был на месте.
День обещал быть жарким, но на севере, над дымчатыми полями плавали завитки облаков.
Валька вырвал из тетрадки в клеточку лист и написал на нем печатными буквами: «СЕГОДНЯ В 12 НА ЛАСТОЧКИНОЙ ГОРЕ». Подписываться не стал – поймут, если не дураки. Потом сделал из листа самолетик и на крыльях нарисовал звезды.
Борькин дом стоял в тупике на задах Пионерской улицы. Валька обошел его со стороны леса и огородов, сунул хозяйскому кобельку Шурику, чтобы не шумел, карамельку и на цыпочках подкрался к окну.
Борька спал, он всегда просыпался поздно. По сонному Борькиному лицу бегал рыжий солнечный зайчик и прятался среди рыжих веснушек.
Самолетик залетел в форточку и плавно приземлился на одеяло.
Ласточкина гора – это такое место в километре с небольшим от поселка. Речка там делает поворот; в мелкой серебристой воде мальчишки ловят пескарей и уклейку; левый берег – песчаный пляж, а на правом, который ближе к поселку, – высокий крутой обрыв с дырочками ласточкиных гнезд. Глубина под ним – метра два, не больше, и то весной, когда паводок. А над обрывом, неизвестно зачем, поднимается деревянная вышка.
Здесь-то, на крутом бережку, Валька Мухин и задумал совершить свой прыжок.
В двенадцать он стоял у подножия вышки. Рюкзак висел за спиной и легонько давил на плечи. Солнце пекло как бешеное. Мальчишки на другом берегу, побросав на песок удочки, молотили пятками по воде; в брызгах горела радуга.
Время шло, а Борьки все не было.
Наконец, из-за мелких елочек выкатился черный клубок и, облизываясь, побежал к Вальке. Вслед за Шуриком показалась Верка. Последним шел конопатый Борька с огромным, как арбуз, яблоком.
– Привет, – небрежно бросил им Валька и поправил на рюкзаке лямку.
– Ой, какие мы нынче важные, – с ходу завела Верка. – Борька, ты только глянь, он еще и рюкзак нацепил.
– Все ясно, – сказал конопатый Борька. – С парашютным спортом покончено, решил податься в туристы.
– Сейчас увидим, кто тут из нас турист, – гордо ответил Валька и, хватаясь за горячие перекладины, полез на вышку.
На площадке дул ветерок, река внизу превратилась в ленточку, поля вытянулись в длину, а за полями вдоль кромки леса медленно ползла электричка.
– Мухин! – послышался Веркин голос. Голос был какой-то тихий и жалкий, должно быть, из-за жары.
– Ты что это там задумал? – Это прокричал Борька. – Слезай!
Мелко залаял Шурик. Где-то на тропинке внизу протопали, удаляясь, шаги. Валька вспомнил про нос морковкой и стащил со спины рюкзак.
Пальцы были как деревянные. С третьей или четвертой
попытки он вытряхнул на настил парашют. Смятая двуспальная простыня лежала горбатым комом, и на Вальку жалко и виновато смотрели ржавые пятна от утюга.Он расправил веревки строп и проверил узлы крепления. На блестящую половинку швабры уселась зеленоглазая стрекоза. Она шевелила крылышками и весело поглядывала на Вальку. Потом она улетела, и Валька долго смотрел ей вслед, завидуя ее уверенному полету.
Из-за края площадки вылезла Борькина голова.
– Мухин, – сказала конопатая голова, удивленно глядя на парашют, – а о родителях своих ты подумал? Сиротами их хочешь оставить?
Валька Мухин задумался. Родителей было жалко.
– Передай маме, что огород я полил, – сказал он загробным голосом. Вздохнул и добавил тихо: – Только папе не говори, не надо.
– Эх, Мухин, Мухин, бессердечный ты человек, Мухин, – ответила конопатая голова. – Ладно, прыгай, коль уж приспичило. И, будешь приземляться, ноги под себя подогни. – Голова исчезла.
Валька Мухин повесил на плечо парашют, подхватил половинку швабры и подошел к краю. Когда он заглянул вниз, сердце его подпрыгнуло и по коже побежали мурашки.
Сделалось удивительно тихо. Не звенели солнечные лучи, остановилась речка, мальчишки на другом берегу стояли тихо, как столбики, и успокоились голоса птиц.
– Мухин, – раздался в тишине голос. Это снова был Борька. – Не передумал, Мухин?
Валька помотал головой.
– Молодец, Мухин, правильно. Яблоко хочешь?
Валька кивнул. Подкрепиться перед полетом не помешает. Он сбросил на настил парашют, взял Борькино яблоко и вцепился зубами в мякоть.
И тут проворная рука Борьки схватила деревяшку от швабры, дернула изо всех сил, потянула за собой стропы, и белая простыня парашюта сгинула за краем площадки.
Валька Мухин стоял с туго набитым ртом, в одной руке – пустота, в другой – половинка яблока. Он хотел разозлиться, но злость куда-то ушла. Даже обиды не было, и сделалось почему-то спокойно.
Он доел яблоко и начал спускаться с вышки.
А внизу он увидел маму. Она стояла на солнцепеке и плакала. Желтый отсвет сосны лежал на ее щеке, и такая она была молодая, добрая и красивая, что Валька Мухин не выдержал и заплакал тоже.
Розовый поросенок в корзине
Чайки захлебывались от счастья.
По реке плыл теплоход.
Мы с Юркой сидели на теплой палубе и грелись на теплом солнышке.
Сухона – река медленная, и вода в ней медленная и тихая, и берега медленные и зеленые.
Теплоход был старенький и скрипучий, и назывался «Вологодский речник». Он гудел прокуренным басом, и маленькие коровы на берегу отвечали ему влюбленными голосами.
На пристани возле деревни Дно теплоход принял на борт местного жителя с багажом.
Местный житель был длинный парень в сандалетах на босу ногу и с улыбкой во все лицо. Багаж его состоял из красного потертого чемоданчика и розового поросенка в корзине.
Так он и поднялся на палубу: в одной руке – чемоданчик, в другой – корзина и поросенок.