Нечестивец
Шрифт:
Некоторые из покоев не пустовали. В одной комнате маг, от которого осталась лишь иссохшая оболочка, но до сих пор носивший красное одеяние — цвет этот и поныне служил отличительным признаком самых могущественных волшебников страны — вел беседу с другим зловонным трупом, носившим эмблему в виде черепа и скрещенных мечей, знак ордена мертвых рыцарей. В другой же стояли красноглазые гиганты–нежить, известные как костяные когти, любимые домашние охранники Мутота. Своими огромными узловатыми когтями они удерживали нескольких обнаженных пленников, которых обступила толпа гостей. Барерис понял, что суть их игры заключалась в том, чтобы жертва, не выдержав воплей, щипков и тыканий пальцами в глаза,
Один из пленников со вскрытой артерией был уже мертв, его безжизненное тело, никому не нужное, валялось на полу. Ещё остававшиеся в живых рабы рыдали и молили о милосердии, кровь покрывала их тела. Гибкая вампирша присела и слизнула запекшуюся кровь с напряженного дрожащего живота одной из жертв, тем самым выиграв серебряную монетку.
Барерис почувствовал, что воздух за его спиной становится все холоднее. Так проявлялся нарастающий гнев Зеркала.
— Нет, — произнес он. — Мы здесь не для того, чтобы кого–то спасать.
— Может, нам стоило поставить перед собой именно эту цель.
— Однако это не так, а, не имея плана, мы непременно потерпим неудачу. Слушай, судьба не просто так хранила нас все эти годы, ты же и сам мне об этом не раз твердил, верно? Мы не можем просто отправиться на верную смерть. Нам нужно самим выбирать, в каких битвах принимать участие, и вести бой с умом.
— Пошли. Не обещаю, что смогу сдержаться, если пробуду здесь ещё хоть один миг.
Через две дюжины шагов перед ними оказалась дверь, ведущая в большую залу. Оркестр, располагавшийся на помосте у дальней стены, наигрывал павану, и Барерис ощутил старое знакомое желание раствориться в музыке. Оказывается, за эти годы он ещё не лишился способности ощущать это чувство, в отличие от многих других. Отбросив его в сторону, бард обвел взглядом помещение.
В толпе находилось немалое количество живых людей, по большей части носивших красные одеяния — значит, даже после целого столетия Сзассу Тэму не удалось изменить аристократию полностью. Но большинство празднующих составляла нежить — темные призраки, вампиры с алебастрово–бледной кожей и сияющими глазами, полуразложившиеся трупы, лишенные плоти скелеты и твари столь уродливые и гротескные, что сам их облик приводил в замешательство. Возможно, они появились на свет в результате некромантских экспериментов, но, несмотря на это, сумели добиться более привилегированного положения в обществе.
Как и полагалось радушному хозяину, Мутот позаботился об угощении для всех своих гостей. На некоторых столах находились еда и напитки, предназначенные для смертных, на других же лежали, раскинув руки и ноги, закованные в цепи рабы — лакомство для нежити.
Какой–то призрак погрузил пальцы в лицо раба–мальчишки. Ребенок издал громкий вопль, на миг перекрывший звуки музыки. Всего за несколько мгновений он моментально состарился и умер. Мертвый огр, чье огромное тело защищал, или, возможно, просто скреплял воедино каркас из черных железных колец и ремней, оторвал женщине голову и вгрызся в шею, чтобы добраться до мяса и утолить свой голод. В углу находились клетки с другими пленниками, ожидающими своей очереди быть поданными к столу.
Раздобыв чашку с кровью, Барерис притворился, что пьет. Тем временем он принялся разгуливать по залу, ловя обрывки разговоров в надежде, что удастся выяснить что–нибудь полезное и спланировать следующий удар по правительству Сзасса Тэма. Время для убийств ещё не настало. Оно придет позже, когда веселье будет в самом разгаре, а присутствующие, забыв об осторожности, потеряют ясность рассудка и станут уязвимыми. Когда ещё большее число гостей покинет
главный зал и разбредется по поместью, чтобы вдали от лишних глаз предаться удовлетворению своих пороков, прийти в себя или отоспаться.Церемониймейстер у главного входа ударил посохом об пол.
— Силора Салм, тарчион Элтаббара!
Повернувшись, Барерис поклонился, как и все остальные присутствующие мужчины, а затем поднял взгляд. Этого врага ему раньше видеть не доводилось.
Его первая мысль была о том, что она очень напоминала Дмитру Фласс, сто лет назад занимавшую ту же должность. Силора являла собой идеальный образчик великой леди из Тэя. Она была высокой и худощавой, на голове у неё не имелось ни одного волоса. Её одеяние, переливавшаяся алая мантия, представляло собой пример вершины портняжного мастерства. Её лицо цвета слоновой кости было безупречно, на губах играла обманчиво–теплая улыбка, а в ярко–зеленых глазах светился острый ум.
Возможно, именно так Сзасс Тэм и представлял себе идеал женщины. Возможно, лич искренне к ней привязался, как некогда к Дмитре. Барерис надеялся, что так оно и было. Ему хотелось верить, что, узнав о её смерти, Сзасс Тэм хотя бы в малой степени ощутит горечь утраты.
А убить её было вполне реально, несмотря на все её магическое искусство и окружавших её телохранителей. Ходили слухи, что она обладала сластолюбивой натурой и предпочитала компанию вампиров, а он как раз маскировался под одного из них. Вдобавок он сможет использовать магию своего голоса, чтобы завладеть её вниманием и соблазнить. А когда представится возможность, он увлечет её в какой–нибудь укромный уголок и нанесет удар прежде, чем она успеет понять, что что–то идет не так.
Или так он думал до того, как увидел хозяина поместья, который отделился от толпы, чтобы поприветствовать свою госпожу.
Одетый в алые одеяния худощавый помощник Силоры за прошедшие сто лет превратился в вампира, но это не имело никакого значения. Барерис все равно узнал его резкое, высокомерное лицо, на котором навеки застыло надменное выражение. В любом случае, поврежденную руку с несколькими отсутствующими пальцами было сложно с чем–то перепутать.
— Хватит сверлить его взглядом! — прошептал Зеркало.
Призрак был прав. Нельзя привлекать к себе внимание. Бард с усилием отвернулся.
— В чем дело? — спросил Зеркало, выглядевший, как едва заметная размытая колонна сосущей пустоты в человеческий рост.
— Я рассказывал тебе, — произнес Барерис, — о некромантах, которые конвоировали Таммит к Ксингаксу. Как я нагнал их по пути, но они отказались мне её отдать.
— Да.
— Один из них — это Мутот. Тогда я не знал его имени и понятия не имел, что он вообще дожил до этих дней. Но теперь мне это известно, и я собираюсь ему отплатить.
— Убийство Силоры Салм даст нам больше.
— Да в Бездну это «больше»! Наша цель — Мутот, и только он.
Таммит Ильтазиарра была первой и единственной любовью Барериса. И, если бы Мутот и его пухлый робкий напарник просто согласились принять предложенную им огромную взятку и освободили её, все бы могло обернуться по–другому. Ксингакс никогда не превратил бы её в вампира, и она бы не погибла от руки Тсагота. Они с Барерисом прожили бы долгую счастливую смертную жизнь.
Хоть ему и претило это признавать, бард уже привык к мысли, что ему, скорее всего, так и не удастся самолично уничтожить Сзасса Тэма, того, кто руководил действиями прочих его врагов и являлся первопричиной всех его злоключений. Несмотря на десятилетиями строимые планы, ему даже до Тсагота не удалось добраться. Но, во имя каждой спетой мелодии, каждой сыгранной ноты, отомстить Мутоту было в его силах, и он не упустит этот шанс.