Нечто из Рютте

Как он умудрился за столь короткое время разозлить двух главных сеньоров на всем верхнем правобережье? Двух герцогов, двух курфюрстов. Да уж, умудрился. Но, честно говоря, виноватым он себя не считал. И в первом случае с поединком, и во втором случае с трактиром. Он поступал честно, открыто и справедливо. И дуэлянт курфюрста Ребенрее, и сопляк из рода ростовщиков, банкиров Ренбау – оба получили то, что заслужили, но сути это не меняло. Все рухнуло. Если бы не письмо к епископу и вексель, что лежал у него в кошельке, который оставил ему купец, да еще золото, обещанное бароном, то хоть ложись и помирай. Теперь же он с чистой совестью мог потребовать золото у барона, так как свою часть сделки он выполнил. А прекрасная госпожа Хедвига… Что ж, так навсегда и останется его мечтой. Если, конечно, не взять ее под мышку и не увезти к епископу. Такая мысль то и дело посещала голову Волкова. А Ёган не болтал, как обычно, ехал молча, видя, что господин чернее тучи.

Так и продвигались без разговоров. И только на подъезде к Малой Рютте солдат произнес первую фразу за всю дорогу:

– Приедем в замок – собирай вещи, запрягай телегу. Мы уезжаем.

Ёган хотел было спросить: «Что, опять уезжаем?» – но у него хватило ума промолчать и задать другой вопрос:

– Далеко? Корм коням брать?

– Едем в Шреенбург. Два дня пути.

– Значит, далеко, – сказал слуга.

Солдат молчал и ничего не хотел говорить – он чувствовал, что Ёган его жалеет, и это было особенно неприятно. Герою и победителю вурдалака чужая жалость не к лицу. Не хотел он ничего отвечать и видеть никого не хотел. Особенно не хотел видеть госпожу Хедвигу. Еще недавно он с важным видом стоял в ее покоях и рассказывал о скорой свадьбе. Напыщенный дурак, которого поставили на место, безродный выскочка, возомнивший о себе, как он теперь мог с ней даже взглядом встретиться! Да и барона тоже он не хотел бы видеть. Получилось, что барон не смог выполнить свои обязательства. И Волкову не нужны были объяснения и упреки барона, что солдат, мол, сам во всем виноват. И всех людей, что жили в замке, с их верой в него и их сочувствием. Он обошелся бы без всего этого. Сегодня он ничего не чувствовал, кроме позора, а позору не нужны свидетели. Солдат надеялся, что просто заберет семь цехинов у барона и, не прощаясь ни с кем, покинет замок.

Но, как и всегда с момента его приезда в Рютте, все пошло совсем не так.

Стоило только въехать в замок, как к нему подбежал стражник с ворот и быстро сказал:

– Господин, дочь барона сбежала. Барон с сержантом поехали ловить, за вами собирались посылать, да, видно, забыли.

– Сбежала? – удивился солдат. – Когда?

– Утром на заре. Велела седлать свою лошадь, ей оседлали, и она выехала со двора, а за стеной ее ждал какой-то человек верхом.

Коннетабль сидел, какое-то время молча смотрел на стражника, а потом вдруг заулыбался:

– Вот хитрая дрянь.

Он вспомнил свою последнюю встречу с госпожой Хедвигой. Вспомнил их разговор и удивился тому, как искусно она притворялась. Она уже тогда решила бежать, но вела разговоры об отдельной спальне. О боже, какой же она была хитрой!

Делала вид, что готова к замужеству, а сама, наверное, уже планировала побег. Хитрая, хитрая тварь, ничего, кроме плети, не заслуживающая. Волков сжал плеть так, что костяшки пальцев побелели. Наверное, смеялась над ним про себя и тут же говорила с ним о его хромоте и отдельных покоях. Солдата колотило. Его немного успокаивало лишь понимание, что эта распутная женщина сбежала, окончательно опозорив себя, вместо того чтобы досидеть в своей башне и с радостью узнать, что Волкову отказано в рыцарском достоинстве. Да, это его позабавило, чуть приподняв настроение.

– Эта распутная перехитрила сама себя. – Он даже засмеялся. – И черт с ней.

– Верно говорите, господин, на кой ляд она нам сдалась такая, – добавил Ёган.

Это он сделал зря.

– Прикуси язык, олух, – сквозь зубы зашипел солдат, – иначе… – Он показал слуге кулак.

Он снова попал в объятья ярости. Спрыгнув с коня, пошел в свою башню и по стене оттуда в покои сбежавшей госпожи. Дверь была не закрыта, он вошел и с удивлением нашел там служанку госпожи Франческу. Волков был уверен, что госпожа не могла уехать без своей верной прислуги, а оказалось, что могла. Второй раз за день солдат чуть-чуть порадовался. Служанка сидела у окна перед кучей платьев и другой женской одежды, она была простоволоса и растрепана, лицо ее распухло от слез. Франческа тихо выла, прижимая к лицу нижнюю рубаху своей госпожи. Она бросила на вошедшего короткий взгляд и продолжила выть. Солдат подошел к ней, крепко взял за волосы, заглянул в лицо и спросил:

– Что, кинула тебя твоя госпожа?

– Это все из-за тебя! – заорала Франческа и попыталась встать.

Но солдат крепко держал ее волосы в кулаке.

– Не взяла тебя, значит, больше тебе не целовать ее ног.

– Что б ты сдох, – визжала служанка, – это ты во всем виноват, ты!

Она снова и снова пыталась встать, но он опять не давал ей этого сделать. Она попыталась даже бить его по ноге, по-бабьи, не больно. Тогда он просто швырнул ее в кучу тряпок и пошел прочь.

– Ответишь, за все ответишь! – неслось ему в спину.

Он вдруг обернулся и заговорил негромко, но так, что служанка сразу затихла, словно подавилась своим криком.

– Молчи лучше, – велел солдат, – с огнем играешь, я о тебе не забыл, я знаю, что ты о вурдалаке знала! Знала и молчала, пока он тут людей жрал! Вот велю на дыбу тебя отволочь, а госпожи-то твоей нет больше, кто тебя из подвала вызволять будет? – Он помолчал. – Она ведь со вторым кровососом уехала? С ла Реньи? Ушел, значит, от меня людоед? Где ж он прятался, неужто в одной могиле с сыночком барона? Надо было проверить ее мне. Не додумался сразу.

Франческа с ужасом смотрела на солдата и молчала, продолжая прижимать к лицу рубаху госпожи. А солдат вдруг понял, что прав, что угадал все, и тут же почувствовал облегчение. Гора с плеч, да и только. Он осознал, что не было в этой богом забытой дыре у него ничего. Ничего! Ни невесты, ни земли, ни сеньоров. Он мог уже сегодня собраться и уехать отсюда. Уехать и быть счастливым. От этой мысли ему стало спокойно на душе, и он произнес:

– Сжечь бы тебя надобно, тварь, да недосуг мне. Катись куда хочешь.

Волков шел вниз по лестнице и был уже почти спокоен. Он собирался сесть в донжоне за большой стол, взять пиво и ждать, пока не прибудет барон, затем забрать у него деньги и уехать; ловить госпожу он уж точно не собирался. Единственное, конечно, он бы хотел прихватить ла Реньи, но, скорее всего, тот был так же опасен, как и сынок барона, поэтому встречаться с ним у солдата никакого желания не было, как не было и болтов с серебряным наконечником… Но в этот день его планы рушились один за другим. Едва перед ним поставили большую кружку пива, как в донжон вошел стражник с мальчишкой и сказал:

– Господин, это к вам.

Волков видел мальчишку раньше, но припомнить не мог.

– Кто таков? – спросил он.

– Я Яков, сын хозяина мельницы. Вы были у нас и сестру мою из подвала ведьмы достали.

– Ах да, я помню тебя.

– На мельницу приехал человек, говорит, что поутру на него напал огромный желтый мужик, упырь, наверное.

– Что? – Коннетабль опешил, ведь это все меняло. Он отставил кружку. – Где?

– Говорит, что на дороге у старого кладбища. Говорит, ехал, мол, вдоль болота, и из него желтый великан с огромным пузом, а конь стал прыгать, понес. Едва, говорит, не упал.

– А как он был одет?

– В плаще с капюшоном.

– При мече был?

– Не видел, он же в плаще.

Монах и Сыч, присутствующие при разговоре, вопросительно смотрели на солдата, и монах произнес:

– В книге писано, что у одного вурдалака может быть три слуги.

– Да помню я, – раздраженно сказал солдат. – Значит, у нашего трое было. Тем более что их самих было двое.

– Сынок барона и ла Реньи? – уточнил Сыч.

Коннетабль молча кивнул. Он думал.

Получалось, что денег у барона он пока просить не мог. Дело-то было не сделано.