Нечто из Рютте

– Еду готовим, – ответил один из них.

– А ну, пошли на улицу.

– Нам хозяин дозволил, – робко заметил другой.

– Вон, я сказал! – заорал Волков.

Люди увели козла, а остальные в трактире притихли.

– Ёган, умыться и обед. Не забудь потом коней почистить.

– Все сделаю, – пообещал слуга.

Солдат остановился в нерешительности. Все столы в харчевне были заняты, Ёган заметил это.

– А ну-ка, – он подошел к одному из столов, – господа хорошие, переселяйтесь отсюда.

– Куда ж мы пойдем? – спросили люди.

– Поищите, поищите, – не особо церемонился с ними Ёган, выталкивая их. – И кружки свои заберите.

– Да куда ж нам, на пол, что ли? – возмутился один.

– Иди-иди, не доводи до греха моего господина.

Наконец стол был освобожден, и Волков уселся на лавку.

– И позови мне трактирщика, – сказал он.

– Всё ли вам нравится у нас, господин? – спросил трактирщик, кланяясь и елейно улыбаясь.

– Всё.

– Мы вам так благодарны, не иначе как Господь послал вас, мы молимся о вашем выздоровлении.

– Молитесь? Это хорошо… Вот если б ты еще не брал с меня за постой…

– Так мы можем договориться, – замялся трактирщик, – сколько дней вы хотите у нас пожить? А харчи считать будем? А простыня вам все время будет нужна? А дровишки считаем? Ведь воду вам каждый день греем… Все ж денег стоит.

– Не врал бы ты – никаких денег тебе это не стоит. Хворост тебе работник твой собирает. На простыне я только одну ночь поспал, да и стирать ее ты дочь бесплатно заставишь… Ладно, я не про это.

– А про что? – спросил трактирщик.

– Арбалет где?

– Какой арбалет? – спросил трактирщик немного наигранно.

По этой наигранности солдат заподозрил, что плут знает про арбалет:

– Тот арбалет, из которого мне ногу прострелили.

– Не могу знать… Не могу знать, все, что в трактире было, мы все в вашу комнату сложили. Все вещи этих отродий в вашей комнате, и деньги все, и сапоги со всех сняли.

Теперь солдат был уверен, что он врет.

– Знаешь что, – сказал Волков, – я, пожалуй, дам двадцать крейцеров тому, кто видел арбалет. Я думаю, что кто-нибудь да видел его, и не дай бог, если он окажется у тебя. Я поеду к твоему барону, скажу, что ты вор, и попрошу тебя повесить.

Волков говорил специально громко, и все находившиеся в харчевне внимательно слушали его.

– А если барон не даст согласия, то я поеду к графу. Ну что, объявлять мне награду в двадцать крейцеров?

– Зачем же, господин, деньги тратить? – поморщился трактирщик. – Я сам поищу, у людей поспрашиваю.

– Поспрашивай, поспрашивай, я думаю, что обязательно найдешь.

Ёган помог солдату снять кольчугу, и тот немного подремал, сидя за столом, пока готовилась еда.

Статная Брунхильда принесла сковороду жаренных с салом бобов, большой кусок ливерной колбасы, кувшин пива, свежий хлеб и лук. Налила пиво в кружку. Волков сделал глоток и поморщился.

– Ну и дрянь, – сказал он. – Вы из чего его делаете?

– Все пьют, не жалуются, – нагло заявила девица, с вызовом глядя на солдата, – а вы прям как барыня.

– Я тебя уже предупреждал, чтобы ты не сравнивала меня с бабами.

– А то что? Саблей своей меня рубанете? – еще более нагло поинтересовалась Хильда. – Я прям боюсь.

– Вот видно, что не зря тебе дезертиры фингалов понаставили – язык как помело.

Девка зло, как кошка, фыркнула и гордо ушла.

– Эх, какая… – восхитился Ёган. – Аж жаром от нее пышет.

Волков усмехнулся и стал есть. Ёгана он за стол не пригласил, но половину еды ему оставил.

Удивительно приятно проснуться и осознать, что у тебя ничего не болит. Такое с ним бывало в детстве, а после того как в одном из первых сражений его сбил рейтар на огромном коне, больше не повторялось. Он помнил это до сих пор. Рейтаров было совсем немного, лучников в три раза больше, но кавалеристы разбили их в пух и прах. Это был последний раз, когда он видел лучников в открытом поле. В осадах они были еще нужны, а в чистом поле… уже тогда их век закончился.

В то ясное теплое утро он получил повреждение, когда рейтар в сверкающих латах на огромном рыжем коне врезался в него с хрустом и грохотом и поскакал дальше, разбрасывая других лучников и даже не заметив столкновения. С тех пор плечо и предплечье не давали ему спать на левом боку. Это было давно, позже добавились последствия других ранений – боль от них то затихала, то возобновлялась.

Одной из последних, недавних, зимой, была рана в голень. Почти в стопу. Из-за нее он хромал. Но сегодня утром ни она, ни плечо не беспокоили солдата. Он лежал в теплой кровати, на простыне со следами от клопов, но даже эти насекомые не смогли разбудить его ночью, потому что у него ничего не болело и он прекрасно спал. Вдалеке ударил колокол. Внизу, в харчевне, кто-то ронял посуду со звоном, ругался.

Вставать не хотелось, хотелось лежать, но снова прозвонил колокол. Для утренней службы было поздновато. Волков нехотя сел на постель, и нормальная жизнь вернулась к нему. Плечо заныло. Он дохромал до двери, открыл и крикнул:

– Ёган!

– Да, господин, иду.

Ёган был тут.

– Бродяги разбежались?

– Ага, еще до зори, в село пошли.

– Ты ж говорил, они в монастырь идут работать.

– Ага, в монастырь. Но после похорон. Сегодня в Большой Рютте похороны.

– А кого хоронят? – не понял спросонья Волков.

– Как кого? Коннетабля и его людей, которых дезертиры порубили. Весь народ туда пошел. Думают, раз коннетабля хоронят, то кормить будут.

– Дьявол, совсем из головы вылетело. Надо съездить отдать должное. Мальчишка был храбрый, и один из стражников, можно сказать, мне жизнь спас.

– Умыться? Завтракать и лошадей седлать?

– И еще руку перетянуть, бинты ослабли, и смазать мазью нужно.

– Все сделаю, господин. – Он было уже пошел, но остановился. – Ах, да, чуть не забыл, трактирщик передал вам…

Ёган показал арбалет.

Солдат сразу понял, почему трактирщик пытался его оставить себе. Он как был, в исподнем спустился и взял арбалет в руки. Это было не оружие, а произведение искусства.

– Сам он, конечно, передать мне его не захотел, – заметил солдат, разглядывая арбалет. – Теперь ясно, почему он собирался его припрятать.

– Ага, лежит вон, в хлеву воет.

– Воет из-за того, что арбалет пришлось отдать?

– Да нет, из-за сына. Я ему сказал, что коня-то мы нашли, а его сынка – нет. Сынок его сгинул, вот он и воет.