Нечто о первом человеческом обществе по данным Моисеева Пятикнижия

Когда же дети подросли уже не в мечтах, а в действительности — какое многообразие воцарилось в этом первом человеческом обществе! Всякое понятие, сообщённое ими детям, по-своему преломлялось в каждой из юных душ и поражало новизной. Теперь возник оживлённый обмен мыслями, для нравственного чувства открылись возможности широкого проявления, и это в свою очередь развивало его; язык, становясь богаче, стал выражать понятия точнее и красочнее и уже отваживался передавать более тонкие ощущения; человек приобретал новые сведения об окружавшей его природе и стал по-новому применять уже добытые прежде. Теперь всё внимание человека было поглощено им самим. Теперь не было больше опасности, что люди могут унизиться до подражания животным!

Различия в образе жизни

Успехи культуры сказались уже в первом поколении людей. Адам возделывал землю. Один из его сыновей, как нам известно, открыл новый способ пропитания — он занялся скотоводством. Таким образом, уже в те времена человечество, в зависимости от условий существования, делилось на два разряда: земледельцев и пастухов.

Школою первого человека была природа, и ей он обязан всеми полезными в жизни знаниями. При внимательном наблюдении порядок размножения в растительном мире не мог надолго остаться для него тайною. Он видел, как природа сеет и как она поливает, и в нём пробудилось желание подражать её примеру, а вскоре и нужда побудила его оказывать природе поддержку и умелыми действиями увеличивать её добровольные щедроты.

Не следует, впрочем, думать, что первое поле было засеяно хлебными злаками, — для этого нужно было иметь слишком много знаний и навыков, а ведь природе свойственно движение от простого к более сложному. Одним из первых возделываемых человеком растений был, по всей вероятности, рис; на него указывала людям сама природа, ибо рис произрастает в Индии в диком виде, и древнейшие историки упоминают о возделывании риса, как об одной из древнейших отраслей земледелия. Человек заметил, что длительная засуха истощает растения и что после дождя они быстро оправляются и оживают. Он заметил, кроме того, что ил, нанесённый разливом рек, способствует увеличению плодородия. И то и другое открытие он применил на деле: он начал давать растениям искусственный дождь и в тех случаях, когда поблизости не протекала река, несущая ил, — натаскивать его на своё поле. Итак, он научился поливать и удобрять почву.

Труднее, по-видимому, дался ему первый шаг, направленный к использованию животных. И тут, как и во всём прочем, он начал с самого несложного и естественного. Возможно, что, прежде чем посягнуть на жизнь животных, несколько поколений довольствовалось только их молоком. Несомненно, что на первую попытку употреблять молоко животных в пищу людей натолкнуло материнское молоко. Познакомившись с этой новою пищей, человек сразу захотел обеспечить себя ею. Стремясь иметь эту еду всегда наготове и про запас, он не мог дожидаться благоприятного случая, который столкнул бы его с нужным животным именно в тот момент, когда он ощущал голод. Поэтому он надумал собрать вокруг себя некоторое число пригодных для его целей животных; он завёл себе стадо. Для этого потребовались, однако, такие животные, которые живут сообща; ему надлежало перевести их из состояния дикой свободы в состояние покорности и мирного покоя — иначе говоря, приручить. Прежде чем он отважился на приручение тех животных, которые были дикого нрава и превосходили его силою и естественными средствами самозащиты, он занялся укрощением наименее диких и уступавших ему в силе. Овцу он приручил, таким образом, раньше, чем свинью, быка или лошадь.

Лишив животных свободы, он вынужден был взять на себя заботу об их прокормлении и печься о них. Так он сделался пастухом. Пока человеческое общество было немногочисленным, природа в избытке давала пропитание его стаду, состоявшему из немногих голов, и человек не ведал иной заботы, как подыскивать подходящее пастбище, а когда оно истощалось — заменять его новым. Этот лёгкий труд вознаграждался с лихвою, и плоды, которые он доставлял, не зависели ни от времени года, ни от перемены погоды. Постоянное довольство было уделом пастуха, свободолюбие и ленивый весёлый нрав стали чертами его характера.

Совсем по-иному сложилась судьба земледельца. Он был рабски привязан к обрабатываемой им земле; избранный им образ жизни лишил его какой бы то ни было свободы передвижения. Старательно должен был он ухаживать за нежными ростками возделываемых им растений, помогая природе своим трудом и уменьем, тогда как пастух предоставлял своему стаду самому заботиться о себе. Вначале из-за недостатка орудий любая работа была для земледельца чрезвычайно тяжёлой, и ему едва хватало обеих рук, чтобы управиться с нею. Сколь многотрудным должен был быть уклад его жизни, пока лемех плуга не принёс ему облегчения и пока он не заставил прирученного им быка делить с ним тяготы, сделаться его товарищем по работе!

Взрыхление почвы, сев, поливка, наконец жатва — каких усилий требовало всё это! А сколько ещё работы после жатвы, прежде чем человек мог вкусить плоды своих трудов! Как часто приходилось ему отстаивать свои посевы от диких зверей, нападавших на них, охранять и огораживать их, бороться за них, нередко с опасностью для собственной жизни! И как ненадёжны были при всём этом плоды его трудолюбия, отданные во власть стихиям и временам года! Вырвавшийся из берегов поток, выпавший град могли погубить посевы перед самою жатвой и подвергнуть человека жесточайшим лишениям. Сурова, несправедлива, превратна по сравнению с мирным спокойным уделом пастуха была участь земледельца, и душа его, обитавшая в теле, закалённом неустанной работой, не могла не ожесточиться.

Сопоставляя свою суровую долю со счастливым существованием пастуха, он не мог не заметить неравенства, которое их разделяло; в соответствии с присущим ему образным мышлением пастух должен был казаться ему баловнем неба.

В груди его зародилась зависть; впервые обнаруженное неравенство между людьми не могло не распалить эту пагубную страсть. С завистью и злобой взирал он на благословенную жизнь пастуха, который мирно пас своё стадо где-нибудь в холодке, в то время как пахаря нещадно жгло солнце и изнурительный труд заставлял его обливаться потом. Беззаботное веселье пастуха вызывало в земледельце раздражение. Он ненавидел пастуха за то, что тот счастлив, и презирал за вечную праздность. Так затаил он в сердце глухую вражду, которая при первом же поводе должна была повести к насилию. Такой повод не замедлил представиться. Границы личных прав каждого не были в те времена строго определены, и не существовало ещё законов, различавших «моё» и «твоё». Каждый считал, что имеет равные с остальными права на землю; лишь возникавшие между людьми столкновения повлекли за собой раздел её. Предположим, что стадо объело все близлежащие пастбища, а пастух не хочет уходить далеко от семьи, в незнакомые края. Как же ему быть? Какая мысль, естественно, должна была прийти ему в голову? Он гнал своё стадо на посевы земледельца или, в лучшем случае, не препятствовал, когда оно само находило дорогу к ним. Для его овец здесь было изобилие корма; закона же, воспрещавшего пользование чужим полем, не существовало. Всё, что ему было доступно, ему и принадлежало, — так рассуждал человек в дни своего младенчества.

Теперь впервые пришли в столкновение человек с человеком. Место дикого зверя, с которым вёл борьбу земледелец, занял теперь человек. Врагом земледельца оказался пастух, готовый, подобно зловредному хищнику, уничтожать и портить его посевы. Не удивительно, что земледелец встретил его не иначе, чем встречал хищника, примеру которого следовал на этот раз человек. Ненависть, долгие годы вынашиваемая в груди земледельца, способствовала ожесточению, и одним смертоносным ударом дубины отомстил он соседу, счастью которого давно уже завидовал.

Так печально закончилось первое столкновение между людьми.

Конец равенства

Некоторые места в нашем источнике позволяют нам сделать вывод, что полигамия на заре человечества была явлением редким и что, следовательно, уже в те времена был в силе обычай ограничивать себя в браке и довольствоваться одною женой. Упорядоченные браки свидетельствуют, однако, о некоторых начатках морали и об утончённости нравов, которые мы едва ли ожидали найти в столь отдалённые времена. В большинстве случаев, лишь испытав последствия беспорядочной жизни, устанавливали люди определённый порядок, и законы, как правило, порождаются беззаконием.

Итак, закрепление упорядоченных браков основано, надо полагать, не столько на законе, сколько на обычае. Первый человек не мог жить иначе, как в браке, а его пример для второго человека уже приобретал некоторую законную силу. Начало роду человеческому положила одна-единственная чета. Этим примером природа как бы возвестила о своей воле.

Если предположить, что в древнейшие времена соотношение полов было приблизительно равным, то придётся признать, что сама природа позаботилась упорядочить то, чего не мог бы упорядочить человек. Каждый мужчина брал себе лишь одну жену, ибо только одна и оставалась на его долю.