Нечто в лодке по ту сторону озера...
Шрифт:
— Я?… А что я? Что я должен сказать? — удивился я.
В этот самый момент у Ольги, которая только-только оторвалась от сигареты и попыталась обратиться в мою сторону, желая что-то сказать, уже даже открыла рот, из которого лениво выходили клубы табачного дыма, но — у нее зазвонил телефон. Она вытащила его из сумки и пошла разговаривать в комнату. Кроме того, еще двое ртов оказались заняты пережевыванием пиццы. Поэтому на кухне стало как-то так очень тихо.
Виталий достал зажигалку, вытащил из пачки, лежащей на столе, одну сигарету и снова закурил.
Виталий был типичный
Виталий был типичным менеджером, который в своей работе больше всего был озабочен тем, как бы грамотнее впарить наиболее некачественный товар и срубить на этом как можно больше бабосов с наименьшими для себя и для компании последствиями. Это человек, с которым даже при желании очень сложно поругаться, если ты являешься его клиентом — который до последнего момента будет проявлять к тебе внешнее уважение и спокойно выслушивать все твои претензии, не обращая внимание на твой крик, представляя при этом где-то в глубинах своего сознания, как и с каким смаком он будет крошить тебе голову битой в последний день перед своим увольнением с работы. Он будет отстраненно и с абсолютно безэмоциональным выражением лица слушать, как ты объясняешь ему, что эта "долбанная сим-карта не вставляется в этот долбанный телефон" — и при этом будет рисовать у себя в мозгу картину, в которой он засовывает множество телефонов этой самой марки тебе в анальный проход, в ноздри, в уши, пихает в глотку, а сим-карту без анестезии вшивает тебе поглубже в левую ягодицу, предусмотрительно записывая все твои стоны и крики на микрофон, чтобы потом дома слушать это в качестве успокаивающей музыки. И при всем при этом, невероятными усилиями воли контролируя движение своих губ, он постоянно будет прокручивать в голове одну и ту же мысль: "Не улыбаться. Только не улыбаться. Ни в коем случае не улыбаться. — терпи".
Виталий обладал большинством необходимых качеств для этой работы. При всем этом, измеряя качество жизни исключительно количеством бабла и положением в обществе, он в общем-то не был злым человеком и вполне даже принимал какие-то идеи добра и зла, любви и справедливости, честности и предательства, понимая, что без них, ну уж, как-то вот, ну… ну совсем уж, ну вот, как-то уж… ну, нельзя… ну, как-то, вот ну… совсем вот… ну, нельзя, же… ну… нельзя же… так… как-то вот, ну, совсем уж… ведь.
— Я считаю, что в Бога верят только слабые люди — те, кто реально сами ничего не могут добиться в этой жизни. Вот они и придумывают для себя оправдание или надежду на светлое будущее. В Бога верят неудачники, не успешные, не далекие, — произнес Виталий.
Я поморщился.
— Н-да? — как будто бы удивился я и сам для себя неожиданно спросил: — Сколько ты зарабатываешь?
— Какая разница? — опешил Виталий.
— Ну, так просто. Знаешь, есть пастора церквей, которые ходят в пиджаках, вышитых золотыми нитками. У них огромные церкви — по несколько тысяч человек. И они управляют этими церквами. Огромными системами, в которых задействованы сотни работников и десятки различных отделов. Они влияют на сознание и поведение людей. Они имеют огромные деньги. За одно воскресное служение сбор пожертвований у них составляет больше, чем ты можешь заработать за свою
жизнь. Они ездят на охренительных машинах. У тебя, вот например, какая машина?— У меня нет машины, — спокойно, но с понтом ответил Виталий.
— Ааа. Бедняжка. А у них есть.
Виталий стряхнул пепел в консервную банку.
— Тогда почему они не помогают бедным, не раздают все свои деньги нуждающимся?
— Ага! А вот теперь нам уже что-то не нравится. — да? Как обычно, людям невозможно угодить. Ну, здесь как минимум два момента: во-первых, некоторые из них все же помогают нуждающимся, а во-вторых — даже хорошие люди часто могут поступать неправильно. Вот поэтому даже пастора церквей могут иметь огромные деньги.
Я посмотрел на Виталия, улыбнулся и добавил:
— И, кроме того, какими критериями ты меришь успех? Только лишь количеством денег? А взять, например, Иисуса Христа — мы не будем сейчас рассматривать, был Он Богом или нет, рассмотрим Его просто как историческую личность — так, в общем-то, судя по всему, Он не был особо богатым человеком, конечно, наверное, и абсолютно нищим тоже не был, но и богатым тоже — нет. Но спустя две тысячи лет люди до сих пор верят в Его учение и поклоняются Ему как Богу. Как думаешь, какого-нибудь там олигарха вспомнят хотя бы через тысячу лет? А-а-а! И тем не менее — быть известным спустя тысячу лет, по твоему является успехом или не является? Так какими критериями ты собираешься мерить успех? И все ли ты критерии учитываешь? Есть много других великих людей, умерших в нищете и одиночестве — композиторы и художники — Бетховен, Вивальди, Ван Гог, Рембрандт. Очевидно, что деньги не единственный критерий, наверно, да?
После невероятно короткой паузы я продолжил:
— Что еще скажешь, какие у нас еще люди в Бога не верят? Может умные, или красивые, или знаменитые, или талантливые? Назови любую категорию и Бог в качестве доказательства предоставит тебе таких людей — специально, чтобы они тебя раздражали и постоянно мозолили тебе глаза.
— Да ладно, — ответил Виталий, — Если уж говорить о пасторах церквей — то они просто заколачивают бабло. Это просто их работа, — у Виталия была удивительная черта: из всего разговора он цеплялся к одному какому-нибудь моменту и начинал выводить тему именно на него, даже если приходилось возвращаться далеко назад.
Я вздохнул.
— То есть ты хочешь сказать, что ни один успешный богатый пастор на самом деле в Бога по-настоящему не верит? — спросил я.
— Да конечно!
— Зря ты так. Докажи.
Виталий фыркнул.
— Я и не собираюсь ничего доказывать. Это так и есть.
— Да неужели?
— Да так и есть.
— А чем докажешь, что это так?
— А ты чем докажешь, что не так?
Я усмехнулся.
— Я тебе, конечно, щас нигде не надыбаю посреди ночи в незнакомом городе пастора церкви, да еще и богатого, да еще и в такой дыре… да еще и истинно верующего. Но я тебя за язык не тянул — встретишь в своей жизни доказательства. Вопрос только, если встретишь такого человека — поверишь в Бога? Только честно.
Наступила пауза.
Виталий молча затянулся с таким сильно понторылым видом и произнес:
— Я считаю, что на этом не стоит сильно зацикливаться. Мы сейчас с тобой в такие дебри начнем уходить. Это все философия. Я, например, просто живу — и получаю от жизни удовольствие. Мне до всего этого нет никакого дела.