Неделя длинных ножей

Черт, и поговорить не с кем… Паша — единственный, про кого можно сказать: этот не настучит. Из нынешних — один такой остался. Только работа вишь у него такая. Специфика, вернее сказать. Может пропасть на неделю, а то и больше, потом вернется с пачкой зеленых и все в момент просадит с корешами… Которых, тоже осталось — раз-два и обчелся.

И никогда не расскажет, где был и за что сегодня столько платят. Хотя чего там спрашивать?.. И так давно ясно, за что платят такие бабки. Стоит только на него посмотреть.

— Мы куда-нибудь поедем? — робко спросила она. — Вы же просили вас подбросить?

— Прямо, — показал Дон. — Уже говорил. На Большую Дмитровку. Там меня уже заждались. И повернете, где покажу.

— Так вы сегодня работаете? — от облегчения она разговорилась, а машина тронулась.

— Иногда я подрабатываю. Государство копейки платит. А жить-то надо. Сегодня я, считай, в отгуле.

— У вас семья? — спросила она после паузы.

— Мал-мала… — хмыкнул Дон, вспомнив собственное детство в большой семье с отцом-алкоголиком. — И все в соплях.

Он долго выбирал, где припарковаться, наконец велел остановиться возле небольшого грузинского ресторанчика.

Вошел, огляделся. Пусто и темновато. Пара ментов обедают за дальним столиком. Они безразлично взглянули на вошедшего Дона, потом отвернулись к своим тарелкам, издававшим запах харчо. О чем-то гундела их рация, торчащая из кармана форменной куртки, висевшей здесь же, на вешалке. Дон издали различил обрывки фраз: "…сбежал возле Белорусского из машины, вооружен и опасен… При задержании может оказать активное сопротивление…»

Святая правда, подумал Дон, усаживаясь. Запросто могу оказать. А эти сидят себе, кушают, и в мою сторону ни ухом, ни рылом. Вот отчего у нас растет преступность.

— Вот все, что у тебя здесь написано, — сказал он пожилому официанту с седой щетиной на щеках, указав в меню на раздел закусок. — А менты что у тебя едят?

Менты услыхали, приподняли головы от своих тарелок.

— Харчо, — невозмутимо ответил официант. — Будете?

— И харчо, — кивнул Дон. — дальше, бутылку водки, шашлычок на ребрышках. Ну и остальное, на твое усмотрение.

— Вы кого-то еще ожидаете? — спросил официант.

Дон поманил его пальцем, тот склонился к его уху.

— Они уже здесь… Только покуда об этом не знают. — И закончил громко: — А от моего стола бутылку шампанского нашей родной милиции…

Теперь все, включая повара, высунувшегося из окна раздачи, смотрели в его сторону. Откуда-то из соседней комнаты вышел пузатый, черноусый и лысый мужик, должно быть, хозяин этой бывшей шашлычной номер такой-то. Он взял у официанта запись заказа и подозрительно взглянул на гостя. Менты за своим столиком тоже навострились, приняли боевую стойку. За что, должно быть, их здесь и подкармливают…

— А ты, дорогой, в состоянии оплатить… — спросил хозяин.

— Сроду халдеев не обманывал! — оскорбился Дон.

…Он не просыхал два дня, меняя кабаки, и все вокруг Большой Дмитровки, стараясь далеко от нее не удаляться. Пил не один. Каждый раз у него появлялись новые друзья и собутыльники, ночевал черт-те где и черт-те с кем, утром всех начисто забывая. Все не решался, все ждал, когда закончатся деньги, чтобы явиться наконец в Генпрокуратуру с пустыми карманами.

12

Иван сидел в машине и наблюдал за въездом во двор элитного кирпичного дома, возле которого играли в снежки дети. Темнело. Зимние сумерки наливались лиловой темнотой. Он посмотрел на часы.

— Запаздывает, а? — спросил сидевший сзади парень в черной вязаной шапочке и синтетической куртке с искусственным мехом.

— Бывает, задержался на службе, по дороге жене цветы купить, детишкам подарки, то-се… Привыкай, Трофимушка, к образу жизни нарождающегося среднего класса. Еще полчаса ему дадим, а то задерживается клиент неприлично долго.

— Их двое будет? Он и телохранитель?

Трофим по-прежнему хорохорился, но было заметно его волнение.

— А какая тебе разница? — медленно повернулся к нему Иван. — Да хоть шестеро. Патронов главное бы хватило, верно?

— Ну, все-таки, первый раз… — Трофим высморкался, вытер нос.

— Еще скажи: первый блин… Никаких комов, понял меня, нет? Ошибаемся один раз.

— Да понял…

— Значит, вон его машина как раз заезжает. Сейчас будет разворачиваться. Вон твой объект, справа. А тот, квадрат, его телохранитель. С него и начни. В общем, по обстановке.

— Да знаю. Ну, я пошел? — спросил Трофим.

— Не дергайся, время пока есть… Сейчас машину поставят на сигнализацию… Вон его жена с сыном, видишь, возле горки гуляют?

— А ниче бабец. Я б ей… — присвистнул Трофим.

— Пока он с ними поговорит, — пропустил это пожелание мимо ушей Иван, — пока зайдет в подъезд, посмотрит там почту…

— А утром чего не смотрел? — удивился Трофим. — Утром он ее не берет? Типа, рано уходит?

— Я положил ему в ящик пару газет и журналов, на всякий случай, — терпеливо сказал Иван. — Чтоб ему в дырки видно было и он снова туда полез. Да пока лифт придет… Это чтоб был запас времени и ты не суетился… Ну все, ступай.

Трофим мотнул головой, вылез из машины, приподнял плечи, будто озяб, и не спеша направился к дому. Иван завел двигатель на холостых оборотах и теперь наблюдал за происходящим, привалившись к рулю.

Квадратный телохранитель в темно-коричневой дубленке вошел первым в подъезд, только потом туда же направился Трофим.

Он успел придержать дверь, прежде чем «объект» ее закрыл.

— Извините великодушно, — вежливо сказал Трофим, глядя ему в глаза. — Здесь, если не ошибаюсь, проживает Варенцова Татьяна Тимофеевна, кажется, в сорок третьей квартире?

— Да, она здесь живет, это вам на седьмой этаж подняться… — сказал «объект». И вежливо придержал дверь, дав пройти.

О Варенцовой Иван тоже узнавал заранее. Ну все ведь предусмотрел, тепло подумал о нем Трофим.

«Объект» ему скорее даже понравился. Высокий молодой мужик, глаза карие, хотя сам русский. Смотрит прямо, не выпендривается, как другие, которые при башлях, и все у них схвачено, расставлено и упаковано, да и жена — самое то. Даже жалко его стало — на минуту, не больше.