Неделя длинных ножей
Шрифт:
Он вежливо улыбнулся фирменной улыбкой и что-то сказал Ксении.
— Не хочется его будить, — сказал Авдей Карлович. — Пусть спит. Я лучше пойду… У меня утром самолет в Москву.
— Как жалко… Вы же специально сюда прилетели, дядя Авдюша?
— Не совсем, я здесь транзитом, из Лиона, на несколько часов. Да мне больше и не надо. Я взглянул на Арика, как мы звали его в детстве, убедился, что он в порядке и безопасности, что еще? Это мне было нужно, понимаешь? Чтобы спать спокойно, ибо теперь я знаю, что все будет хорошо. Что смотришь? Да, на самом деле, вот такой я эгоист, — добавил он, добродушно улыбаясь. — Только
— Как папа будет жалеть, когда узнает… — покачала Ксения головой. — Позавидуешь ему, такие у него друзья. Вы здесь были, а он вас и не увидел.
— Поэтому не расстраивай его. И ничего ему не говори. Потом, когда Арик выздоровеет, встанет на ноги, вот тогда и вспомним, соберемся вместе…
— Дайте я вас поцелую.
Ксения поцеловала Авдея Карловича в щеку, потом взяла его под руку и они пошли по коридору.
— А что-нибудь известно про тех, кто хотел нас убить?
— Пока ничего, прокуратура ищет. Я интересовался. Но что они ответят? Такие дела труднее всего разрешать…
— Тут должен прилететь следователь из Москвы, по фамилии Турецкий, он сегодня звонил. Выяснял, в каком состоянии папа. Может ли отвечать на вопросы… Уж они не будут церемониться, спит он или не спит…
— Да уж… — задумчиво сказал Авдей Карлович.
— А если рассказать им, как вы специально прилетели, чтобы только взглянуть на своего друга… — ее голос дрогнул. — Ведь не поверят!
— А ты не говори… — махнул он рукой. — Ну их всех. Наша дружба с Ариком никого не касается, кроме нас самих.
Она ничего не ответила. Двери лифта бесшумно раздвинулись, открыв мягко освещенную, уютную кабину.
— Ну я пошел? — сказал он и по-отечески поцеловал ее в лоб.
6
…В машину к Гене Зеленский сел донельзя озабоченным.
— Поехали… — сказал он. — В отель.
— Мы вроде собирались поужинать в кабаке, подразвлечься…
— Это уж без меня, — раздраженно сказал Авдей Карлович. — Завтра мне нужно выспаться и с утра все хорошо обдумать.
— Что, не достанешь его там? Не подлезешь? — спросил Гена после паузы, выруливая на горную, хорошо очищенную, асфальтированную дорогу.
— Палец не просунешь… — буркнул Авдей Карлович. — Все равно что ограбить Национальный банк.
— А через окно? Стрельнуть оттуда, а? — он кивнул в сторону ближайших гор. — Иван Дону в висок залепил с пятисот метров.
— А если бы промахнулся? Если бы Дона не перевели в общую камеру?
— У нас был запасной вариант. Или уже забыли? Демид ведь устроил в СИЗО надзирателем Трофима.
— Трофима? — удивился Авдей Карлович. — Его ж везде ищут?
— Да кто его будет искать в тюрьме?
— Надо же… Это который был вторым номером у Павла? Ну артист!
— Теперь станет первым. Днями он замочил вдову Красильникову вместе с сынком, предварительно ее трахнув. И опять же уничтожил завещание Дона.
— Грязно он все-таки работает…
— Ну да, и его теперь везде ищут. Пришлось все переиграть.
— Чудны дела твои, Господи… — пробормотал Авдей Карлович. — Конечно, если менты ищут по фотороботу, безопаснее всего скрываться именно среди них… Слушай, а что у нас теперь получается? Павел сразу отпал, теперь Трофим… А кто вместо них? Только твои ребята и остаются. Или других подыскал?
— Некогда уже искать. Я, Иван да Кощей.
Ну и еще по мелочи пара человек в вестибюле и в лифте. Один на этаже, на шухере. Вы их не знаете.— Быстро ты сработал…
— Стараемся. Найти исполнителей проще всего. Желающих — как грязи. Только нам кто попало или такие дорогие, как Павел, ни к чему.
— А как теперь быть с Павлом? Или этим Трофимом. Чем он будет заниматься? Только скрываться?
— Пока да. Ляжет на дно. Мы-то думали, раз Дон сидит в одиночке и его не знает, Трофим ему в перловку подсыплет чего-нибудь несъедобного во время раздачи. Или ночью к нему зайдет, когда тот уснет. А теперь его в тюряге оставлять опасно. Там всех уже шерстить начали.
— Ладно, забудем пока о Трофиме, — поморщился Авдей Карлович. — Пусть, как отлежится, займется Павлом. Хорошо бы они сыграли вничью. Один — один… Теперь вернемся в Швейцарию. Твой Иван, говоришь, попадет с пятисот метров… А как он его там в окне увидит? — спросил Авдей Карлович. — Ведь времени уже нет ждать, пока Арнольдик встанет и сам подойдет к раскрытому окну! Кстати, чтоб ты знал, он мой друг детства… И так намучился.
Гена глянул на хозяина сбоку, но ничего не сказал.
— Сейчас он там лежит без движения в стеклянном боксе, — продолжал Зеленский. — И со дня на день к нему прилетит следователь прокуратуры Турецкий, собственной персоной! И нам остается только взорвать к чертовой матери этот госпиталь святой Беатрис со всем его улыбающимся персоналом!
Гена покосился на хозяина. Пожалуй, еще никогда не видел его настолько встревоженным и растерянным.
— Может, тогда Турецкого пришить? — спросил он после паузы. — Прямо здесь. Пока он не добрался до госпиталя?
— Это все только осложнит… Ну другого пришлют. И другого тоже? А что это даст в конечном счете?
— Хоть время выиграем… — пожал плечами Гена. — А там и ваш друг детства выздоровеет. Подойдет к окну…
— А торги прикажешь отложить? Как и Семионского? Брось, Гена… — махнул рукой Авдей Карлович. — На тебя это совсем не похоже.
— А кто вам сказал, что Турецкий прилетает сюда? Это точно?
— Дочь Цивилло мне ясно сказала: прилетает Турецкий! — все больше раздражался Авдей Карлович. — Еще сказала, что Арик про меня все время вспоминает. Что именно, нетрудно догадаться. Уж Турецкий из него все выжмет. Сразу все сопоставит и поймет… Я и так на волоске, понимаешь? Еще не арестован только потому, что у них только косвенные улики. А прямая улика лежит в боксе, под усиленной охраной. Все видели — его дочь, дежурные, охрана, — как я к нему приходил! А зачем? Навестить друга? После допроса Цивилло это будет выглядеть иначе. Это ты можешь понять? И вообще… Пока у тебя не будет нормального предложения, лучше помолчи.
Из отеля он позвонил домой.
— Джемал, это я… Ну что там у вас, все тихо?
— Не совсем, хозяин. Есть проблема.
— Что такое… Ты можешь прямо сказать? С обыском приходили, повестку приносили?
— Зачем повестку? Я бы и беспокоить тебя не стал. Мало ли повесток нам приносили! Я совсем про другое говорю, хозяин. Имя твое опозорили, доверие твое осквернили, теперь понимаешь?
— Ничего не пойму… — недовольно сказал Авдей Карлович. — Говори толком!
— Не знаю, как сказать, чтобы инфаркт тебя не ударил… Девочка твоя и мальчик этот сейчас играют в любовь… Прямо не знаю, что с ними делать.