Неделя холодных отношений
Шрифт:
А когда ходили за дровами в дальний лес, то придумывали каждому брать с собой по длинной жерди, на конце которой примотан крюк из толстой проволоки. Нижних-то сучьев на деревьях тоже уже совсем не осталось, а до верхних никак было не добраться, не влезть даже самому ловкому из пацанов на толстенное, голое снизу дерево!
Забрасывали на сухой дубовый сук поочерёдно свои приспособления, потом всей компанией тянули за веревку, привязанную к жерди.
Сучья ломались с треском, как кости. Еле успевали мальчишки из-под них, падающих, отскакивать! В охапку дров навязывали – и на спину, да ещё по снегу несколько
А на санках было нельзя! Вроде как использование техники, транспорт. Лесничий если видел, догонял – рубил санки-то. В те времена с инструментишком-то на селе было туговато. Долото, сверло какое приходилось по соседям искать.… Вот.
Глеб с сожалением наклонил над костром пустую кружку.
– Нет больше кофия.
Окончательно разбуженный и собственноручно умытый Сашка улыбался, потягиваясь.
– Мораль понял – немедленно иду за дровами.
– Не спеши сынок, подожди папку-то. Кстати, анекдот в тему хочешь?
– Приличный?
– Конечно! Не сомневайся!
Капитан Глеб Никитин сосредоточенно нахмурился.
– …Две женщины отсидели десять лет в одной камере. Вышли и ещё три часа болтали у тюремных ворот.
– Всё?
– Всё.
– Это ты про нас, что ли?
– Типа…
Отец хитро, сквозь лёгкий дым костра улыбнулся сыну.
– И, так как у нас нет в домашнем хозяйстве ни длинных дубовых жердей, ни гнутых крюков, то держи…
Глеб снял с пояса свой ремень с тяжёлой металлической пряжкой.
– Держи. Почти два метра. Захлёстывай за сухую ветку, какая понравится, дёргай и отбегай в сторону. Пригодится на деревозаготовках. А я пока ещё раз к обрыву прогуляюсь.
– Это зачем?
Сашка насторожился.
– Новая забота у нас появилась. Попозже расскажу.
За камышами, на тонком льду кругами ходила большая ворона.
Птица не удалялась от приметного места, сосредоточенно долбила хрустящий лёд в одной точке.
Капитан Глеб Никитин был любопытен не менее её.
Ворона обиженно вскаркнула-вскрикнула и тяжёлыми взмахами улетела на обрыв, в сторону береговых сосен.
Глеб наклонился, внимательного рассматривая вмёрзшего под лёд в мелкой травяной воде огромного тухлого судака.
«Не карпаччо, конечно, не лангуст, но…».
Быстрей, чем это получалось у обиженной им птицы, капитан Глеб выдолбил ножом и выволок на лёд судака.
«То, что надо!».
К костру Глеб и Сашка подошли одновременно. Оба – с дровами.
Свежий ягодный взвар приготовился практически мгновенно, с добавленными брусничными листьями и запах, и цвет напитка приятно изменились.
– Вкусно?
– А то!
– О, сколько нам открытий чудных…
Не обращая никакого внимания на неудобство своего отрезанного рукава, Сашка вольно развалился в костровом тепле, на хрустящей циновке, и через полчаса уже начал посапывать, кивая склонённой головой.
– Маленькие дети, ни за что на свете не ходите в Африку гулять!
– Сейчас бы на пляж…
– Ладно, спящий курортник, кончай чаёвничать! Пошли.
– Ку-уда ещё?!
– Дело есть. Мстить будем.
Когда
лес достаточно прояснился, расступаясь деревьями в очевидной близости обрыва, капитан Глеб остановился.– Запомни вон ту сваленную ольху. И просьба – не броди по окрестным кустам без надобности, старайся ступать прямо за мной.
К первому бревну, ровно лежащему на краю большой поляны, они, задыхаясь, вдвоём подтащили ещё одно, тяжёлое, мокрое, и положили его в длину, поверх.
– Так, не спеши.… Теперь точная работа начинается.
Один конец верхнего бревна, командуя сыном, Глеб укрепил меж сучьев нижнего. Свободный же конец с надрывом и хрипом приподнял сам и, кивая сбившимся набок козырьком кепки, указал Сашке, куда и как правильно поставить между брёвен корявую, заранее приготовленную им палку.
– Не качается? Давай-ка перекурим…. В смысле передохнём.
Капитан Глеб обтёр ладонью густо испачканный мокрой древесной гнилью рукав куртки, с удовольствием осмотрел конструкцию.
– Примерно так. Эта палочка временная. Сейчас мы её заменим.
– Ты опять уходишь?
– На минуту, я до воды рядышком спущусь. Если что – свисти.
Ещё десять минут потребовалось капитану Глебу Никитину, чтобы напрягая дрожащие ноги, втащить на обрыв воняющего судачину.
– Я его есть не буду!
– А если Родина скажет «надо»? А если наш президент тебя об этом попросит?!
Сашка с ужасом и гримасой смотрел на жёлто-чёрные бока рыбы, в некоторых местах давно уже проткнутые перебитыми рёбрами.
– Нет. Даже если президент…
– Ладно, остынь. Этот деликатес не для нас, гурманов. Подержи-ка лучше повыше…
Глеб продел сквозь судака аккуратную тонкую палку и взгромоздил приманку под приподнятый конец верхней ольхи.
– Теперь плавненько, очень тихо пускай…. Классно!
Придерживая плечом громадный, обледеневший конец настороженного бревна капитан Глеб слегка покачал смертельное устройство.
– Запоминай: сверху – гнёт, палочка – сторожок. Вся эта штука называется кулёма. Предназначена убивать крупных вражеских зверей, запросто ломая при этом их совсем не субтильные позвоночники.
– Ты же сам сказал, что медведей здесь нет?
– А суслики? Ежли они внезапно взбунтуются, да соберутся походом на наше-то становище….
– Пошли, пожалуйста, быстрей от этой вони!
– Ну, это как ты скажешь.
Утреннее солнце пропало, и дальнейший день постепенно становился серым.
Под мраком надвигающихся с востока снежных туч огонь привычного костра с каждой минутой казался им всё увереннее и сильнее.
– …На советском телевидении как-то рассказывали о способах капиталистической журналистики. Приводили пример добровольного погружения одного американского репортёра в низы общества, в абсолютную нищету. Ради шокирующего материала отчаянный парень на два месяца отказался от своего привычного образа жизни, для чистоты эксперимента полностью ушёл на улицу, в гетто. Спал на асфальте, одевался в хламьё, питался помоями. Кто он такой, в каком году о нём говорили – не помню. В голове застряла только одна его фраза: «Я ел всегда, когда была возможность, ел много, про запас, потому что не знал, когда придётся есть ещё…».