Недетские чувства
Шрифт:
Дима замолчал сжимая челюсти так, что на щеках вздулись мышцы. Я молчала. Мне казалось неуместным вмешиваться и прерывать его откровения.
— А у самого, — глухо продолжил он, — сердце рвало на части. И ты перед глазами, когда уходила… такая пустая… словно я душу из тебя вынул во время… И не придумал ничего лучше, чем потащить тебя в ресторан. Я ненавидел тебя тогда. За то, что довела меня до такого состояния. За свою ярость, тебя ненавидел. До исступления. Боялся, что не сдержусь. Я далеко не ангел, Даша. И были в моей жизни поступки, за которые мне стыдно. И женщин я бил. И тебя бы тогда ударил, если бы ты хоть слово сказала. Я даже ждал, когда ты возмутишься. А ты молчала. Сидела на диване… мелкая… как воробей с глазищами… и молчала. А как поела и начала засыпать, я понял, что ошибался, —
Тут я не выдержала и всхлипнула. Я задыхалась от бесконечной нежности в его глазах. И потянулась к нему, ближе.
— Даша, подожди, — улыбнулся он, — я хочу рассказать тебе все, пока готов сделать это.
Я застыла. Помолчать? Да за такие откровения, я сделаю все, что угодно. И как бы мне сейчас не нужно было почувствовать его объятие, его прикосновения, чтобы понять, что это на самом деле, что это не сон, я застыла на месте. Не хочу, чтобы он перестал говорить о себе.
— Я тогда решил, что должен тебя отпустить. Ты такая невинная, нежная, хрупкая, домашняя. А я… я, Даша, злой, жестокий, жесткий… И я не верю женщинам. Никому. Да что там говорить… уверен, Вика и остальные уже просветили тебя, что я за человек. Да, ты и сама видела, — он снова захрустел рулем, — и я тебя отпустил. А сам, как мальчишка, то следил за тобой. То назло тебе водил баб в офис. То шоколадки таскал, цветы. Я даже с Викой заново сблизился, чтоб ты заметила. И бесился. На себя за то, что не могу забыть. На тебя. За то, что тебе все равно. Ведь ты совсем про меня забыла. Как будто бы и не было ничего. Другие… они же цеплялись за меня… на коленях ползали, умоляли, чтоб я их не бросал. Хитростью пытались вернуть меня… Мне нравилось, что они бояться меня, а сами… а ты не такая… ты меня просто игнорировала. И это злило меня еще больше. Мне казалось, у тебя есть какой-то хитрый план. А потом ты попала в больницу. И оказалось все не так… план был у Вики. А тебя подставили.
Он снова замолчал. А я прикусила язык, чтобы не издать ни звука. Сжала пальцы в кулаки, так что ногти впились в ладони, а кончики пальцев онемели. Откуда-то я знала, что для него такое признание слишком тяжело. Слишком болезненно. И одно неверное движение, может заставить его замолчать о том, что он чувствует. И может быть навсегда.
— Тогда я напился, — он говорил медленно, — с Вадимом, Светкиным мужем. И они меня так пропесочили… говорили, что я веду себя глупо, что стоит дать тебе шанс… стоит дать шанс себе. А я, Даш, думал, что все равно все бабы одинаковые. Вам всем от меня нужно что-то: кому-то должность, а кому-то мои деньги. И решил, что предложу тебе выбор. Или я, или деньги. Но все пошло не так, ты отказалась и от меня, и от денег. И собиралась уйти. И тогда я понял, что мне все равно. Хочешь ты меня или денег. Я хочу тебя. И точка.
Он снова замолчал, но я не торопила. У меня внутри все дрожало. Казалось, что что-то вот-вот должно было случится.
— Я тогда, в постели любил тебя. Впервые за долгое время я, Даш, любил женщину, а не трахал. Я почти забыл каково это. А ты… ты вместо того, чтобы хотеть большего, как все… молча встала и ушла. Я еле сдержался, чтобы не попросить тебя остаться. Я решил, что ты манипулируешь мной. Нарочно заставляя чувствовать то, что я зарекался не чувствовать ни к одной женщине. Потому что вы этого недостойны. Потому что вы эгоистичные стервы. Вам плевать на тех, кто вас любит. Вы всегда используете мужчин исключительно для достижения своих целей. А ты… хотя вела себя совершенно по-другому… все равно, я был уверен, что ты такая же, как они. Я и сейчас иногда так думаю, Даш. Но сейчас мне все равно. И я прошу тебя… не уходи. Останься.
Толчок. Взрыв. И моя холодная белая звезда взорвалась сверхновой. Мне кажется, я потеряла сознание от этого признания. Потому что совершенно не помню, как оказалась на его руках. Дома.
Я целовала его куда придется и сквозь рыдания шептала, задыхаясь от слез:
— Дима, ты дурак. Какой же ты дурак, Дима.
Глава 30
Мы несколько часов просто пролежали рядом, прижимаясь друг к другу.
Ошеломленные своей бестолковостью, своим непониманием, своей скрытностью. Мы оба никак не могли поверить, что все это правда. Мы столько времени мучились сомнениями, терзались, хотя нам нужно было всего лишь поделиться своими переживаниями.Мы даже не могли говорить. То он, то я начинали разговор, но замолкали после пары фраз, потому что слова звучали слишком мелко, по сравнению с огромным на нас двоих чувством. Они словно теряли свою значимость, без следа высыхая в воздухе, как капли дождя в очень сильную жару испаряются, не долетев до земли.
Мы никак не могли привыкнуть, что вот только что случилось настоящее чудо. Словно пространства наших сознаний наложились друг на друга, создавая новую вселенную — Мы. Это Мы было нашим общим творением, объединяющим в себе и его, и меня. И от этого единения мы стали лучше понимать друг друга. Ведь частичка души каждого из нас стала доступна другому. И именно такая глубокая близость давала нам возможность понимать друг друга без слов.
И было очевидно, что я останусь с ним на эту ночь, Диме не нужно было говорить об этом вслух. И было совершенно очевидно, что засыпать и просыпаться мы будем в объятиях друг друга. И что наш первый совместный завтрак окажется таким милым. Мы снова будем улыбаться и молчать, глядя друг на друга. Не потому что нам нечего сказать другу, а потому что для Мы все кристально ясно и так, без слов.
Мы знали желания друг друга, словно провели неразлучно не восемь часов, а восемь столетий. Черный кофе без сахара, черный чай с бергамотом, легкая романтическая музыка на грани слышимости, открытая форточка, поджатые от холода босые ноги… наши вкусы совпадали абсолютно в самых маленьких нюансах, в самых незаметных мелочах.
Он тянулся ко мне, желая обнять ровно в том миг, когда я тянулась к нему, желая оказаться в его объятиях. Мы как будто бы сложили прекрасную картину из пазлов, смешав кусочки его и моей души.
Эта невероятная гармония продолжалась ровно до тез пор, пока, нежно обнимая меня перед тем тем как выйти на работу, Дима не прошептал мне на ухо комплимент:
— Даша, я еще никогда не был настолько искренен с женщиной. И я счастлив, что ты ответила мне тем же. Слишком часто меня обманывали, Даш. И обман — это то, что я не смогу простить никогда.
Я промолчала, словно соглашаясь, обманывая снова не только его, но и Мы. А сама чувствовала себя так, словно тогда перед зеркалом: мокрой, замерзшей и жалкой. Ну почему я не сказала ему правду раньше?
Моя часть картины стала осыпаться, разрушая волшебство. И тогда я сделала то, что не смогла бы совершить в других условиях. Я взяла свое прошлое, свою память о детском счастье и скомкав в маленький комочек, засунул на самую дальнюю полку в самой пыльной кладовке моей души. Туда, куда я не наведываюсь никогда, пряча самые тяжелые воспоминания. Я будто бы стерла из жизни этот счастливый год моего детства. Это оказалось совсем не трудно, ведь его, этого счастья оказывается было совсем мало.
— Все хорошо, Даш? — Дима улыбнулся мягко и нежно, но в глазах я увидела тревожный огонек.
— Да, — улыбнулась я, — все хорошо. Я просто счастлива.
И теперь это не было неправдой. Вернее, мне это больше не казалось неправдой.
В офисе нас встретили улыбками. Вообще, я давно замечала, что мое восприятие коллег сильно зависело от моего собственного внутреннего состояния. Или может быть весь коллектив был мне благодарен за то, что избавила их от Виктории Семеновны?
Пока я в который раз удивлялась непривычной атмосферой дружелюбного внимания, Дима без стеснения, прямо посреди клиентской зоны, на глазах у всех сотрудников обнял меня, прижал к себе и нежно поцеловал.
— Все, Даша, хватит витать в облаках, — усмехнулся он, все так же сжимая меня в объятиях, — иди работай.
И мягко подтолкнул к столу, наградив легким шлепком пониже спины. А я так растерялась, что ничего не ответила на его задорную улыбку. А еще Дима подмигнул мне, перед тем как уйти в свой кабинет.
А меня в ту же секунду атаковали сотрудницы. Первой была, разумеется, Светлана. Она с визгом, совершенно не подходящим для взрослой тридцатилетней женщины, схватила меня за руки и запрыгала, восторженно вереща: