Недетские сказки

– Как хочется есть! – говорили они.

– Нечего тут лежать! – закричал караульный, и дети побрели в дождь.

Вернулся Стриж и поведал Прекрасному Принцу о том, что увидел.

– Я покрыт золотом высшей пробы, – молвил Принц. – Сними его чешуйка за чешуйкой и раздай бедным; живые всегда полагают, будто золото их осчастливит.

Чешуйку за чешуйкой снимал Стриж золото высшей пробы, и наконец Счастливый Принц посерел и потускнел. Чешуйку за чешуйкой относил Стриж золото бедным, и детские личики расцветали, и смеялись дети, и играли на улицах.

– У нас теперь есть хлеб! – кричали они.

Затем начался снегопад, а вслед за снегопадом грянул мороз. Улицы стали точно из серебра, до того ярко они заблистали; длинные сосульки хрустальными клинками свешивались с карнизов, люди наряжались в меха, а маленькие мальчики надевали алые шапочки и катались на коньках по льду.

Бедный маленький Стриж мерз все сильнее, но не оставлял Принца – до того его полюбил. Подбирал Стриж крошки у двери пекарни, когда отвлекался пекарь, и пытался согреться, хлопая крылышками.

Но в конце концов понял он, что умирает. Ему еле хватило сил в последний раз взлететь к Принцу на плечо.

– Прощай, милый Принц, – прошептал он, – дозволь поцеловать тебе руку.

– Я рад, что ты все-таки отправляешься в Египет, маленький Стриж, – отвечал Принц, – ты и так чересчур задержался; однако поцелуй меня в уста, ибо я люблю тебя.

– Не в Египет отправляюсь я, – молвил Стриж. – Отправляюсь я во Дворец Смерти. Смерть ведь – брат Сна, не так ли?

И Стриж поцеловал Счастливого Принца в уста и замертво упал к его ногам.

В тот же миг странный треск раздался внутри статуи, будто что-то сломалось. То свинцовое сердце треснуло пополам. Морозы и впрямь стояли ужасающие.

Рано утром Мэр гулял внизу по площади в окружении Городских Советников. Проходя мимо столпа, он взглянул на статую.

– Боже правый! Как убого смотрится наш Счастливый Принц! – воскликнул он.

– В самом деле убого! – закричали Городские Советники, которые всегда соглашались с Мэром; и все они поднялись к статуе посмотреть.

– Рубин выпал из его меча, глаза исчезли, и он больше не золотой, – сказал Мэр. – Да он теперь вылитый побирушка!

– Вылитый побирушка, – согласились Городские Советники.

– Да к тому же у ног его дохлая птица валяется, – продолжал Мэр. – Надо бы издать указ, запрещающий птицам здесь подыхать. – И Городские Писари сделали пометки в тетрадках.

Посему статую Счастливого Принца сняли со столпа.

– Раз он больше не прекрасен, на кой черт он нам сдался, – отметил университетский Профессор Изящных Искусств.

Затем статую расплавили в печи, а Мэр провел совещание Городских Властей, дабы обсудить, как поступить с металлом.

– Надо, разумеется, отлить новую статую, – сказал Мэр, – на сей раз – мою.

– Мою, – согласился всякий Городской Советник, после чего все они перессорились. Насколько мне известно, ссорятся они по сей день.

– Вот как странно, – заметил мастер в литейной. – Это треснувшее свинцовое сердце не расплавляется в печи. Надо бы выбросить его. – И литейщики швырнули сердце в мусорную кучу, где лежал мертвый Стриж.

– Принесите мне два драгоценнейших предмета из города, – молвил Бог одному из Своих Ангелов; и Ангел принес ему свинцовое сердце и мертвую птицу. – Верный выбор, – одобрил Бог, – ибо в Райском саду моем вечно будет петь эта птичка, а в златом городе моем Счастливый Принц восславит меня.

Зарянка и роза

– О на сказала, что станет танцевать со мною, если я принесу ей алых роз, – вскричал молодой Студент, – однако нет алых роз в моем саду.

Зарянка услыхала его из гнезда на дубе, выглянула из листвы и удивилась.

– Ни единой алой розы нет в саду моем! – вскричал Студент, и прекрасные глаза его наполнились слезами. – Ах, на каких мелочах зиждется счастье! Я прочел все, что написано мудрецами, и овладел всякою тайной философии, однако без алой розы жизнь моя – пустыня.

– Наконец-то вижу я поистине влюбленного, – молвила Зарянка. – Бесконечными ночами пела я о нем, хотя его не знала; бесконечными ночами рассказывала я о нем звездам, а теперь вижу его пред собою. Волосы его темны, как гиацинты, губы его красны, как роза, что желанна ему; но от страсти лицо его побледнело, как слоновая кость, и скорбь запечатлелась на челе его.

– Завтра вечером Принц дает бал, – прошептал молодой Студент, – и любовь моя придет туда. Если я принесу ей алую розу, любовь моя станет танцевать со мною до зари. Если я принесу алую розу, стану держать любовь мою в объятиях, а она склонит голову мне на плечо, и рука ее будет лежать в моей руке. Но нет алых роз в моем саду, а потому буду сидеть я, одинокий, а она пройдет мимо. Она и не взглянет на меня, и сердце мое разобьется.

– Поистине, вот настоящий влюбленный, – молвила Зарянка. – То, о чем я пою, терзает ему сердце; что радость для меня, для него – страдание. О да, любовь удивительна. Драгоценнее изумрудов она, дороже роскошных опалов. Жемчугами и гранатами не купишь ее, не выставишь на базаре. Не добудешь ее у купцов, не взвесишь, за нее не расплатишься золотом.

– Музыканты будут сидеть на хорах и играть, – сказал молодой Студент, – а любовь моя станет танцевать под пение арфы и скрипки. Любовь моя станет танцевать так легко, что ноги ее не коснутся пола, и разряженные придворные столпятся вокруг. Но со мною не станет она танцевать, ибо нет у меня для нее алой розы. – И он пал на траву, закрыл лицо руками и разрыдался.

– Почему он плачет? – спросил Зеленый Тритон, что пробегал мимо, задрав хвост.

– В самом деле, почему? – спросила Бабочка, что порхала, гоняясь за солнечным лучом.

– В самом деле, почему? – нежным, тихим голосом прошептал Одуванчик своему соседу.

– Он плачет из-за алой розы, – пояснила Зарянка.

– Из-за алой розы? – вскричали все. – Какая белиберда! – И маленький Тритон, не чуждый цинизму, расхохотался в голос.

Но Зарянке внятна была тайна печали Студента, и молча сидела Зарянка на дубе, и размышляла о загадке Любви.

Внезапно расправила Зарянка серые крылышки и взмыла в воздух. Тенью миновала Зарянка рощу и тенью проплыла над садом.

Посреди сада на лужайке стоял прекрасный Розовый Куст, и Зарянка, увидев его, подлетела и примостилась на ветке.

– Дай мне алую розу, – сказала она, – и я спою тебе сладчайшую свою песню.

Но Куст покачал головою.

– Розы мои белы, – отвечал он, – белы, словно барашки на море, белее снега в горах. Но лети к брату моему, что оплетает старые солнечные часы, – быть может, он даст тебе то, о чем просишь.