Недоброе утро Терентия

Гляжу, — достаточно видно стало. Дорогу видать, да канавы глубокие. Черными пятнами они видятся. Ехать то можно! Воду в радиаторе проверил: нормально еще. Сколько-то, да проедем. До Павловки, точно должно хватить! А там, обязательно воду найдем, да пожрать чего тоже должно сыскаться. Припасов у нас с волчком уже и нету! А в Павловке, чай люди добрые остались, да подкинут чего. Хоть хлеба. Мы-ж не гордые. И хлебушку рады! Сел в машину, завел мотор. Сразу запустилося. Хорошая машина! Выжал сцепление, включил передачу, да газку! Пошла родимая. Плавненько, да мягенько. Уже и не хрустит ничо сзади. Оно видать с кузовом что-то хрустело. Теперь нету его. Поломали гадины... Так, платформа одна и осталась! Ну ничего, Махал-Махалычу отдам машину. Он все сделает! Золотые руки у человека. А за работу его, я вот чего придумал: Я меду ему принесу! Пойду в тот лес и еще улей найду. Палкой его собью, да пчел попрогоняю, и принесу Махал-Махалычу. Меду-то свеженького! Рад, думаю он будет!

Едем дальше. Волчок рядом сидит. Вперед глядит, да по сторонам поглядывает, ухи крутит. Бдит. Молодец! Хороший он зверь. Умный, да красивый. Большой, сильный, да драться умеет. Здорово он гадин тех разбрасывал на площади, где Иван дрался. Ух как здорово! — Молодец! — погладил я его, да по холке потрепал. А он на меня глянул, лизнул языком своим шершавым руку мою, дык дальше вперед глядеть! Вот такой он. Хороший! Даже не зверь он, а — товарищ мой. Друг считай самый настоящий!

Светать начало. Уже и дальше все видать стало. И дорогу лучше видать и ельник. Уже и отдельные елочки видно. Не как сплошное — черное! Температуру на стрелочке поглядываю, да руля кручу. Здоровые канавы объезжаю, маленькие — потихонечку проползаю. Все пока ладится! Бензин вот только не проверил... Ну ничо, его все равно взять не от куда пока. Может в Павловке чо и найдется. Есть же тама у людей техника!

Стоп машина... Указатель на дороге — «ПАВЛОВКА - 1км.» Белый такой. И буквы на нем черные. Большие. Хорошо его видно в предрассветных сумерках. Доехали считай! Быстро мы что-то. Видать с машиной совсем освоился. Водить научился по канавам этим. Дальше дорога в лес уходит. Густо так вдоль дороги деревья стоят. Но больше лиственница. Кончились елочки. Ага! Ну, полез потихоньку. Ползет Урал, ветки по кабине шлепают, шуршат. Об стойки трутся, да листьями осыпаются. Прямо в кабину летят! Пахнет так, листвой-то! Да дорога узкая... Все боялся, что если канава впереди, дык не объехать ее будет! Но нет, не было канав. Ровненько. Будто прошлись чем-то. Бульдозером что ли?.. Кто знает... Но ехать хорошо! Вдруг, волчок уши навострил. Заскулил и ходу! Прямо через лобовое выскочил! По капоту прыгнул, да мигом в кустах и скрылся. Я сразу сообразил, что беда там! Научился уже определять по волку, чего он хочет! Остановил машину, дык глушить не стал, только на ручной тормоз поставил и следом за волком бегом!

Кувалдометр свой прихватил. Ага! Вот уж выручалочка! Так рад, что сыскалась! Простое, крепкое — да привычное орудие. То, что надо! Прихватил, да бегом и помелся. Через кусты, за волчком следом. Сам бегу, а у меня мысли всякие, нехорошие: Вдруг гадины те, и сюда уже успели добраться? Может же быть — в городе всех людей уже извели, да сюда рыпнулись? Вот может-же быть такое? Конечно может! Далековасто оно конечно, дык... Шустрые то они очень. Да много их! Думаю, и от этого зябко как-то на душе становится. Гаденько так, противно! Тьфу... Через пень здоровенный перемахнул и дальше побег. Быстрее припустил! Бегу, а сам разминаюсь. Руки разминаю. Помахиваю кувалдой. Чтобы связки прогреть. Оно конечно и не особо тяжелый молот для меня, да вот после ночи — сидя, да с руками на руле — оно так-то, руки вялые! Вот и грею.

Не долго бежал. Кажись даже крики слышал, да волка рычание! Точно думаю — гадины тама! Деревья расступились, да на поляну выбежал. А там уже драка полным ходом! Волчок с гадиной сцепился. Повалились на землю. Катаются! Волк заразу эту рвет, аж ошметки с нее летят! Вижу, молодец он, дык на душе все же камень... И тут зараза эта! Добралися гадины и сюда! Вторая гадина в стороне. У дерева возится, шебуршит, да шипит че-то! Подбежал к ней и с ходу в рыло молотом ей! Не ожидала гадина меня, да пропустила удар! Вмазал ей, так, наотмашь, да с оттягом. Чтобы наверняка! Я же не знаю, сколько их тут! Вижу —две. Дык, сумерки же еще! Перед рассветом, солнышка еще не видать, темновато. А в лесу оно еще темнее! Деревья черные стоят, да кусты косматые. Будто твари такие-же! Вмазал гадине по башке, покатилася она в кусты от дерева того, гляжу: А там, — пацан к дереву привязанный! Мальчишка самый настоящий. Годков десять! Из — «наших» он! Рыженький такой, да лохматенький. Глаза большие, желтые-желтые! И ушки на макушке у него — треугольничком такие. Да руки с коготками. Будто котик он! Красивый такой мальчишка. Только напуганный совсем. Дрожит, плачет, да веревки коготками разодрать пытается. И долго видать дерет их, вон все узлы размочалены! Не выходит у него. Уж очень крепко привязанный...

Волк с гадиной своей справился. Оббежал вокруг. Вроде никого больше нету! Я пока пацана отвязал. Распутал узлы эти поганые, да веревки скинул с него. Он меня тоже боится, шипеть начал, зубами руку ухватит пытается! — Не боись! — говорю. — Чай — не твари эти! Звать-то тебя как? — спрашиваю. Перестал он кусаться. На меня, да на волка поглядел, да понял видать, что обижать его не собираемся. Успокоился весь. — Степан я! — говорит. — А вы кто?

— Я Терентий буду. Он — волчок! С города едем. Домой. В Зареченку!

Он мне на руки так и упал. Обессилил совсем! Подхватил я его, да в машину отнес. Усадил в кабину. А он трусится еще. Перенервничал здорово... Волк к нему подсунулся, прижался боком своим к пацаненку этому. Греет! Степан сначала волка побаивался, дык понятное дело! Волчара-то дикий зверь, огромный, матерый! Только волк ласково к нему, даже лицо лизнул. Да я подбодрил. Мол — свои! Обнял волка Степан. Лицом в мех его густой уперся. Плачет...

— Это кто-же тебя так? — спрашиваю.

— Кирсан! — говорит. Да злобно так. Что-то еще хотел он сказать, да спохватился! — Тут где-то Аленка... Сестрица моя! — говорит. — Нас еще с вечера тут привязали. Чтобы тварям этим отдать! — Ох епть... Ну мы и искать! Кругом все разов десять оббежали. Все обшарили! Нету! Волк только веревки нашел коло дерева одного да ленточку красненькую. От платюшка Аленки — сестрицы его! Все. Ничо больше нету! Дажить крови нигде ни капельки. Все обсмотрел, да обнюхал волчок. Вернулись к машине. Совсем поник Степан. Сидит слезы по щекам. Волк ему нос под ладонь засунул, чтобы гладил, да отвлекся как-то. Я машину завел. Тронул. Еду потихоньку. Да вопросы у меня! — Это что еще за «Кирсан» такой? Что же это за скотина такая, что детей-то, к дереву привязывает?!

Плачет Степка, да рассказывает: — Староста наш. Деревенский! Он всех так, кто не с «обычных»! Соседей наших. Дядю Игоря и жену его — Миланью! И папаньку моего и сестренку... — глянул на меня Степан, да снова в слезы! Волчок сам дажить заскулил, да к Степану еще ласковей. Жалко ему Степку-то! И мне жалко! Только чую, дела тут творятся, ох недобрые...

— И где тот Кирсан? — сам спросил, а сам понимаю, уже где...

— В деревне он! Дом себе наш забрал. Большой самый! Папанька его строил для нас с маманькой, да сестренкой — Аленушкой. Жили чтобы... А он, как из тюрьмы вышел, так все к маманьке моей хотел в гости прийти, да не пускала маманька его! Говорила — Я замужем! Да все равно ему — настаивал! Еще говорил, мол: «Дура — со зверем живешь!» Это потому, что папа — такой. Как и я! И как сестрица моя... А мама — с «обычных»! Да еще про нас с Аленкой много всякого говорил — что «зверьки» мы! Мама отцу и пожаловалась. Набил ему морду папанька тогда. Здорово набил! И дружкам его — тоже набил! Чтоб не рыпались. Папанька же сильный, не то, что эти... Они и успокоились. А как зараза та началась, люди к нам поехали с города. Бежали от напасти той! Одна семья приехала, из «наших». Оружия много привезли, говорили — оборону делать надо! Да оружие то, за так всем и раздавали! И Кирсану давали. Он со своими дружками-то и набрался оружия того. А потом их убил! И в лес унес. От глаз подальше. А я — то видел! Сложили они тела людей тех, да и оставили там. Сразу твари тогда пожаловали! Видать на запах крови пришли! Забрали твари тела, да утащили. А куда — не знаю! В сторону города кажется... А Кирсана с его дружками — не тронули! Кирсан, тогда видать и смекнул — чтобы их не трогали, твари-то эти, он всех, кто не с «обычных» и в лес! И нас так... Папаньку застрелил. А сестрицу и меня — его дружки, так в лес отвели. Видать убивать — рука не поднялася! Привязали, да и бросили... А сам Кирсан — с маманькой в доме нашем. Живет гад, да маму там держит! Да бьет ее, чтобы убежать не думала! Дружки его так говорили, когда меня привязывали...

М-да. Вот такая гадость выходит. Сволочи — да и только! Но, пацану — точно домой нельзя. Снова у дерева окажется. Или сразу грохнут! И чо? Ехать? Чтобы пацан маму свою тут оставил?.. Тоже оно не правильно! Понял я, что делать дальше... Ну а чо тут непонятного? — Скот этот Кирсан! — говорю. — А маманьку твою, выручать надо!

Обрадовался Степка. Враз реветь перестал, подскочил, и ну тараторить: Да какая у него маманька хорошая, да добрая! Да какие она пироги печет! И что ее Серафимой звать, да как и ангела небесного! Да как песни умеет петь, да сказки какие знает! Да математику умеет и писать-читать умеет, и их научила, да вышивает, да рубахи шьет, да хлеб печет, да вареники лепит и с творогом, и с вишнями, да...

— Стоп! — говорю. — Сколько их?

— Кого?

— Дружков-то тех! У Кирсана что! — вот балда! Как про пироги, да вареники вспомнил, дык все сразу с головы вылетело у него.

— Четверо! Пятеро с ним. С Кирсаном!

— Оружия много?

— Не, так — ружья. Двустволки охотничьи. У Кирсана только автомат!

— Хреново... Собаки в деревне есть?

— Нету. Они собак сразу подушили, чтоб не лаяли. Не привлекали этих... Тварей!

— Ясно. Это хорошо, что собак нет! Где хата ваша?

Почесал он темечко, прикинул. Даже пальцем потыкал: левее, правее... Наконец определился. — У края деревни она. Если от сюда — то с восточной стороны! Направо нам надо. Там еще забор высокий, да дорога в обход имеется. Знаю дорогу!

— Показывай!

Проехали мы еще немного, да Степка сказал, чтобы в лес сворачивали. А где? Смотрю — нету дороги тут! А он все равно. Говорит, что там была дорога раньше. Да не сильно заросла. Только кусты, да деревца молоденькие. Дальше проехать надо! Ну я и сунулся. И правда, сначала туговасто шло, проламывать приходилось путь себе, а дальше — красота! Оно конечно нет накатанного, да кусты сплошняком, дык идет машина! Ровно идет! Мы так еще с километр проползли. Дальше Степка становиться сказал. Ну, стали. Он из машины выпрыгнул, да побег в кусты. Волчок следом за ним. Видать переживает за пацана-то! Ждал их. Тихо так. Солнышко уже высоченько поднялось. Пригревает! Птички лесные по просыпались. Песни свои заводят. Щебечут! Белка на капот запрыгнула. Чудная такая! Шустренько лапками своими шебуршит, да мордой крутит. Сама рыжая, такая, с подпалинами по бокам темными. Хвост длинный, пушистый. Красивая! Посидела, — да шмыгнула прочь. Степка с волчком вернулись. Быстро вернулись. Довольный Степка. Волчка за холку почесывает. — Все, — говорит. — можно туда! Спят еще в деревне. Только охранение с оружием на улице. Там забор вдоль идет, а за забором — хата его! Мужик один там у входа только. С ружжом. А Кирсана нет! Спит в доме, наверное. А больше — никого не видать! Такие дела.