Недостойные знатные дамы

Впрочем, офицер не собирался отрицать слов королевы.

– Да, я действительно маркиз де Мобрей, – спокойно произнес он. – Но сейчас я выполняю поручение, данное мне новым правительством.

– Новым правительством?! Похоже, сударь, вы совсем потеряли стыд! Быстро же вы меняете свои убеждения! Сначала вы были роялистом, потом превратились в ярого бонапартиста, а теперь вновь переметнулись на другую сторону? Недавно я кое-что слышала о вас.

– В самом деле?

Королева презрительно скривила губы:

– Говорят, вы осмелились гулять по Парижу, прицепив ваш крест Почетного легиона к хвосту коня, а также, что вы примкнули к банде оголтелых молодчиков, пытавшихся обрушить Вандомскую колонну! Впрочем, от вас можно ожидать чего угодно!

– Ваши оскорбления ничего не изменят, сударыня, поскольку я всего лишь выполняю поручение.

– Значит, вам поручили обобрать меня до нитки, чтобы я не смогла ехать дальше? Вы забрали у меня все, мне даже нечем заплатить за почтовых лошадей!

– Мне очень жаль, но пусть это вас не волнует. Позвольте, сударыня, предложить вам свой кошелек. В нем сто наполеондоров, они позволят вам добраться до Швейцарии.

Широким театральным жестом маркиз бросил к ногам онемевшей от изумления и возмущения королевы черный шелковый кошелек (который, как оказалось при ближайшем рассмотрении, содержал всего сорок наполеондоров). А так как погрузка была закончена, он отвесил глубокий поклон ограбленной им жертве и, оставив ее на обочине дороги, продолжил путь в Париж, увозя с собой все состояние королевы Вестфалии.

Через полчаса шталмейстер королевы и ее фрейлина, мадам Мале де Ла Рошет, сели в одну из карет и отправились к царю, чтобы вручить ему жалобу его кузины. А бедная Екатерина, вздыхая и утирая слезы, продолжила свое столь дурно начавшееся путешествие; при этом ее одолевали зловещие предчувствия…

Спустя два дня барон де Витроль, секретарь королевского Совета его величества Людовика XVIII, сидя в своем кабинете в Тюильри, без всякого удовольствия читал не слишком любезное письмо графа Нессельроде. Русский дипломат сообщал, что царь возмущен наглым ограблением, жертвой которого стала королева Вюртембергская, супруга Жерома Бонапарта.

«Кучка роялистов остановила королеву на большой дороге, – писал Нессельроде, – и похитила у нее все ее вещи и драгоценности». Царь требовал незамедлительно и по всей строгости закона наказать преступников, осмелившихся ограбить королеву, приходившуюся ему родственницей, и напоминал, что и впредь будет принимать живейшее участие в судьбе Екатерины Вюртембергской. В конце письма Нессельроде сообщал, что главарем преступной шайки являлся маркиз де Мобрей, которого сопровождали господа Дазье и Кольвиль; остальные сообщники указаны не были.

Не будучи знакомым ни с одним из вышеуказанных персонажей, барон передал послание русского дипломата своему начальнику графу д'Артуа, брату короля.

«Принц, как и я, почувствовал, – позже напишет Витроль в своих мемуарах, – что обвинение, выдвинутое императором Александром против роялистов, которых тот не слишком жаловал, грозит неприятными последствиями. Поэтому он шепотом приказал мне сделать все необходимое, чтобы удовлетворить императора Александра и Екатерину Вюртембергскую. Принц решил не выносить это дело на Совет, а мне и в голову не пришло, что некоторые из его членов, например, господин Талейран, могли бы дать нам кое-какие разъяснения. В то время это дело показалось мне всего лишь разбойной засадой, грабежом на большой дороге…»

Однако в дальнейшем Витролю все же пришлось задаться некоторыми вопросами, поскольку последствия этой совершенно фантастической истории затронули не только его одного. Во всяком случае, он поспешил отдать надлежащие распоряжения, поднял на ноги командующего жандармерией и директора телеграфа и сказал, что разыскивать преступников, скорее всего, следует в приграничных районах. Затем с чувством выполненного долга Витроль вернулся к себе в кабинет и принялся писать графу Нессельроде любезное и умиротворяющее письмо, в котором, однако, вспомнив об оскорбительных намеках русского графа, счел возможным сообщить:

«Я полностью отвергаю мысль о том, что подобный проступок мог быть совершен людьми, принадлежащими к политической партии, именуемой роялистской!»

Не подав, таким образом, повода уличить себя в отсутствии лояльности и радуясь тому, что удалось не дать делу огласки, Витроль решил поскорее выбросить эту историю из головы.

Однако на следующее утро маршал Монсей, поставленный в известность жандармерией, поднял на Совете большой шум, и граф д'Артуа понял, что без огласки не обойтись. Он был вынужден известить Военное министерство, Министерство полиции и даже Министерство морского флота и всюду отдать строгий приказ о поимке преступников.

Шум, поднятый в зале заседаний Совета, эхом отозвался в министерских коридорах, и к барону де Витролю явился некий месье де Дьен, доселе державшийся в тени. Он заявил, что господа из Совета перестарались, придав слишком большое значение в общем-то рядовому происшествию. Дело в том, что маркиз де Мобрей вовсе не думал скрываться и действовал исключительно из верноподданнических чувств. Он исполнял поручение, данное ему с целью «воспрепятствовать членам семейства Бонапарт вывезти бриллианты, принадлежащие монарху, а также содержимое государственной казны». Сам маркиз сейчас находится в Париже, равно как и его товарищи; а сундуки с драгоценностями и золотом Екатерины Вюртембергской они сложили в доме приятеля де Дьена, месье де Венто.

В заключение де Дьен сказал:

– Вы приняли это дело слишком близко к сердцу, дорогой барон. Самое большое желание месье де Венто – освободиться от этих сундуков, поэтому он спрашивает, что ему с ними делать.

Витроль опешил, но, быстро взяв себя в руки, поинтересовался, где живет этот Венто.

– На улице Тетбу.

– Не слишком далеко. Тогда, сударь, отправляйтесь к вашему приятелю и сообщите ему, что он должен немедленно доставить все сундуки в Тюильри. Добавлю только, что он поступил весьма легкомысленно, не сделав это сразу, как только они попали к нему!

Проводив де Дьена, барон облегченно вздохнул и тут же написал Нессельроде, что все уладилось и имущество принцессы найдено. Он был уверен, что больше никогда не услышит об этих чертовых сундуках, которые самое большее через час будут доставлены в Королевское казначейство.

Барон де Витроль, вернувшийся в Париж совсем недавно, был близким другом и постоянным сотрапезником графа д'Артуа, а посему ему пришлось поселиться в Тюильри, в павильоне Марсан. И вот, вернувшись домой около шести вечера, чтобы переодеться перед ужином, он с изумлением обнаружил у себя в спальне шесть огромных сундуков и несколько дорожных несессеров разных размеров – настоящий склад.

Барон яростно задергал шнурок колокольчика, и прибежавший на зов слуга объяснил, что в момент прибытия сундуков служащий Казначейства отсутствовал, его контора была закрыта, так что подходящего помещения, куда сгрузить сундуки, не оказалось.

– И их решили привезти ко мне? – возмутился барон. – Неужели не могли найти другого места?!

– Нет, господин барон. Дворец не слишком просторный.

– Ну хорошо, – вздохнул Витроль, – значит, чтобы улечься спать, мне придется перелезать через эту груду.