Недотрога
Шрифт:
— И что дальше? Какие-то проблемы? — спросил ленивым тоном.
— Но… Ничего не понимаю… Ты хочешь сказать, что… — Правда доходила до меня не сразу, я даже не могла ее озвучить, но должна была убедиться. — Подожди, ты хочешь, чтобы я выступала в одних сапогах? Голая?
— Не совсем, — ядовито усмехнулся Макс, оглядев мою строгую прическу. — У тебя такие длинные красивые волосы, что ты вполне можешь их использовать как одежду.
— При чем тут мои волосы? — изумилась я, разглядывая гротескную злобную карикатуру на человека, которого я знала прежде. Приложив пальцы к вискам, я пыталась сосредоточиться и осознать, наяву ли происходит наш разговор.
— Максим,
— А вот мне не до шуток. — Он вдруг оттолкнулся от стола и пошел по направлению ко мне. Подавляя. Унижая. Прожигая полным ненависти взглядом. Вот теперь-то я четко видела его презрение. Такое не скроешь. И как я могла раньше обманываться и думать, что он простил мне связь с отцом?
Невольно отшатнувшись, я слушала суровые слова, сказанные издевательским тоном:
— Ты выступишь в том виде, который я для тебя определил. Такова концепция твоего номера. Ты что же, подумала, всех сразишь своей уникальной игрой? Да они уснут, как только начнешь водить смычком по струнам, если не будет чего-то привлекающего внимания. Это номер, врубаешься? Номер в ночном клубе. Не понимаю, чего ты ждала. Не в своей благородной консерватории выступаешь для возвышенной публики. Никому не нужна твоя музыка в принципе, только твое тело.
Смысл слов доходил до меня далеко не сразу.
— Т-ты не м-можешь на полном серьезе говорить, что я выступлю в таком виде! Как ты себе это вообще представляешь? Силой на сцену потащишь? — голос срывался, становился истеричным, но я твердо решила воевать до конца. — Ты не заставишь меня… Нет…
И вдруг до меня дошло очевидное.
— Так вот оно что… — задумчиво пробормотала я, говоря словно сама с собой. — Мстишь мне. Это месть. Прикидывался добреньким, благодетелем, который предложил работу в самый нужный момент. Втерся в доверие, даже не погнушался использовать ребенка в своих целях! Как я могла быть такой слепой…
— Я использовал? Я втерся в доверие? — Макс расхохотался, как злобное мерзкое чудовище. Подошел ближе и склонился к лицу, заставляя опять отшатнуться. Но он не позволил мне никуда уйти, обхватив шею руками, словно хотел задушить, притянул к себе, вынудив встать на цыпочки и вцепиться ему в запястья. В такой беспомощной позе я слушала его насмешки, которые лились бесконечным кошмарным потоком:
— Да ты сама была рада пресмыкаться передо мной, хотя прекрасно понимала, что не можешь ждать хорошего к себе отношения. С чего бы? Ты вообще осознаешь, кто ты такая? Ты шлюха, раздвигающая ноги перед старым мужиком ради денег! — Оглядев меня презрительным взглядом с головы до ног, Макс продолжал: — И ты надеялась, что сын твоего любовника будет к тебе хорошо относиться? Правда верила в это? Да ты тогда еще наивнее, чем я думал. Вспомни, как бежала по первому зову. Тебя кто-то заставлял? Нет.
Он огладил мою шею пальцами, надавил, на ласку это мало походило, и я дрожала с ног до головы от расползающегося по телу липкого омерзения, с ужасом понимая его правоту.
Он прав, я сама попалась в сети. Сама, по своей собственной воле поддалась его фальшивому очарованию, призванному меня одурачить. И наказать. Он думал только о мести, тогда как я… Я надеялась на что-то большее. Дура. Идиотка. Сама заслужила такое к себе отношение…
— Понимаю, на что ты рассчитывала, — победно усмехнулся Макс, протягивая руку и вынимая шпильки из волос, одну за одной. Он распускал мои волосы, продолжая бить
словами:— Хотела сменить один денежный мешок на другой. Но ты не на того напала, девочка.
— Я не… не хотела ничего такого… — зачем-то стала я оправдываться, вот только мои оправдания были ни к чему, он их не слушал, ведь уже вынес мне окончательный приговор.
— Ты мне не нужна ни в каком виде. Слышишь? — встряхнул он меня, заставив всколыхнуться тяжелую массу распущенных волос, и мне показалось, что эта тряска отдается болью во всем теле, ставшем вдруг безвольным. Почему я не сопротивлялась, не знаю. Просто стояла, словно в ступоре, неспособная сформулировать ни единого цельного предложения. Да и зачем? Суворов явно наслаждался оскорблениями и звучанием своего голоса. И моей покорностью. Продолжая шипеть мне в лицо, как адский змей:
— Ты подстилка отца! Дешевка! Хотела соблазнить меня! Я не опущусь до объедков с чужого стола! — с этими словами он толкнул меня, да так сильно, что я полетела на пол, едва успев подставить ладони. Нелепо лежа на боку, я не ждала помощи, а тупо смотрела в пол, не видя ничего из-за пелены застилающих глаза слез. Так меня никогда не унижали, и я терплю это всё лишь ради матери.
Уговаривая себя не спорить с Максом, пыталась уйти в самую глубь сознания, защититься от его нападок, заставить свой мозг отключиться. Но разве такое возможно? Я видела и слышала всё. Это происходило со мной здесь и сейчас. И никакое, даже самое богатое воображение не способно унести меня далеко отсюда. Взяв себя в руки, я собрала в кучу остатки достоинства и неловко встала на ноги. Меня качало, лицо было исполосовано дорожками слез, а в голове бил отбойный молоток, но всё же я гордо подняла подбородок и как можно высокомернее высказалась:
— У меня и в мыслях не было соблазнять тебя. Не знаю, с чего тебе это в голову пришло.
— Да ладно, хватит строить из себя невинность. Ты либо крестик сними, либо трусы надень. Перестань корячиться и иди уже на сцену исполнять свой кошачий концерт. Если ты забыла, напомню: ты подписала контракт и не можешь отказаться выступать.
— Ты, что же, меня силой потащишь?
— Зачем? Есть более цивилизованные способы сделать тебя послушной. Ты пойдешь сама. А если откажешься, то всего лишь один звонок на зону исправит положение.
Я сразу догадалась, о чем он. Даже замутненным сознанием осознала угрозу, нависшую над моей бедной мамой. Суворов точно не станет церемониться и расправится с ней без зазрения совести.
Показывая готовность совершить роковой звонок, Макс достал телефон и начал демонстративно листать контакты. Глаза его сверкнули недобрым, лицо исказила мрачная усмешка. Наслаждается, гад, сложившейся ситуацией. Радуется, что поставил меня на колени и может крутить своей послушной игрушкой, как ему вздумается. У него в руках надежный рычаг давления. Мерзкий урод всё продумал, всё просчитал, а теперь ему только и остается, что дергать за ниточки, управляя бесправной куклой…
— Ты не представляешь, как некоторые женщины любят насилие. Озлобленные твари, вот кто они. За деньги готовы даже на убийство. На зону не попадают такие одуванчики, как ты. Так что решай, что лучше: выступать на сцене голой и знать, что мама в безопасности, или сохранить свою мнимую скромность, но заставить родного человека страдать от боли и унижения.
— Ты просто чудовище… — прошептала я, в ужасе качая головой. Я не могла поверить перемене, произошедшей в Максиме. Как он умело притворялся… Не человек, а настоящий монстр. При этом свято верит в то, что говорит, чувствует себя правым.