Нефть!

Отец вернулся домой через несколько дней, и Берти после приезда стала негодовать еще сильнее, потому что отец просил всех членов семьи сократить теперь свои расходы, пока не кончится стачка; ему приходится переживать очень тяжелое время. Берти саркастически заметила, что Бэнни мог бы теперь продать свой автомобиль, чтобы помочь отцу в его затруднениях. Отец рассказал, как на его участке произошел мелкий инцидент: один из стачечников ночью наткнулся на охранника, и произошла драка. Кто в этом виноват, трудно установить, но начальник охраны опасается, что теперь эти столкновения будут постоянно происходить, если отец не выселит стачечников из казарм на своем участке. В конце концов, они пришли к компромиссному соглашению — отделить барак с рабочими от остальной части участка колючей проволокой.

Таким образом, была построена изгородь из колючей проволоки, высотой в восемь футов, и Берти иронически заметила, что это теперь создаст еще другое место, где Бэнни и "его Руфь" могут выращивать розы.

Отец остановил Берти, заметив, что рабочие — не преступники. Большинство из них добрые парни и хорошие американцы, и, конечно, немцы ни при чем тут. Волнения были, но их вызвали агитаторы. Но все это не переубедило Берти, потому что "старый любимец Бэнни" Поль был, в сущности, всегда самым худшим из этих агитаторов, и Берти думала, что отец не должен теперь спать в своей одинокой хижине на промыслах, и пусть Аткинсы не готовят для него обед; она слышала страшные рассказы о некоторых рабочих ресторанах, где во время стачки некоторым подсыпали яд в суп. Когда отец и Бэнни расхохотались в ответ, она сказала, что, разумеется, она не думает, будто Поль или Руфь способны на такой поступок, но у них есть помощники, которые готовят и для стачечников и для отца в одно и то же время. И вообще отец должен быть подальше от них, потому что они покинули его во время тяжелого кризиса.

Бэнни заявил по этому поводу, что Руфь всегда была верной и сердечной девушкой, и на это его сестра сказала небрежно: о да, без сомнения, она знает о преклонении Бэнни перед этой "чудесной" мисс Руфью. Как только она приехала на нефтяной участок, она услышала, что он влюблен в Руфь. Или это, может быть, Мели, или как там зовут другую?

Бэнни вскочил и вышел из комнаты. Бэнни нисколько не был влюблен ни в Руфь, ни в Мели, но ему было ненавистно презрение сестры к рабочим и ее откровенная классовая ненависть. А в то же время он вспоминал, что в своем собственном кругу Берти была добра, великодушна, а иногда нежна и сердечна; она была верна своим друзьям, помогала им в тревогах, часто поддерживала их в затруднениях. Вы понимаете, для Берти были близки эти люди, она их знала, они все были богаты, и она их считала равными себе и охотно входила в их жизнь. Но нефтяных рабочих Берти не знала; они для нее были низшими существами, созданными для добывания денег на ее удовольствия, обязанными ей подчиняться, работать на нее, потому что им платили.

Но что такое была Берти? И почему нефтяные рабочие должны были заботиться о ней? Она была красивой и блестящей молодой особой, которая знала, как истратить большую сумму денег во время ужина в элегантном отеле в компании других молодых особ, обладающих такими же способностями. Она состязалась в этом с ними и говорила только о том, что они сказали, что они сделали и что они приобрели. Берти редко утруждала себя каким-нибудь занятием, хотя ложилась спать очень часто на заре и редко вставала до ленча, разве только тогда, когда у нее были утренние визиты. Для чего иметь деньги, если у вас не будет уменья тратить их? Это было миросозерцание, которое Берти хотела привить и своему младшему брату. И тетка Эмма вторила ей. А теперь явилась Эвника Хойт, которая остановила свой выбор на Бэнни, и это было самое могущественное влияние из всех. "Пользуйся молодостью! — кричал каждый. — Для чего нам возлагать на свои плечи тяжесть всего мира? И главное, не беритесь за то, чего вы не можете переделать, и не ломайте себе голову над всевозможными жизненными противоречиями…"

VII

Подводные германские лодки среди многих других потопили один американский пароход. И Америка решила принять участие в войне. Конгресс был созван, и вся страна приготовлялась к военным действиям. В местных газетах целые страницы наполнялись телеграммами из Вашингтона, Нью-Йорка и из европейских столиц. И потому неудивительно, что известия о стачке в Парадизе терялись среди этих важных телеграмм. Изредка вы могли увидеть несколько строчек, где говорилось о стачке, погребенной где-то там, на последней странице. Три стачечника были арестованы по обвинению в нанесении побоев штрейк-брехеру темной ночью. Предприниматели заявили после этого, что стачечники пытались поджечь постройки на участках и что германские агенты работают вместе с агитаторами среди рабочих. Действительно, у рабочих только и была эта забота, если мы вспомним, что три тысячи человек с женами и детьми вели отчаянную борьбу с голодом!

Отец, разумеется, получал ежедневные отчеты о том, что происходило, и, таким образом, у Бэнни тоже были сведения. Понемногу предприниматели набрали рабочих, платя им повышенную плату и привозя их на участки из разных концов штата. Среди них было мало опытных, квалифицированных рабочих, и потому во время работ происходило много несчастных случаев. Тем не менее, значительное число скважин снова разрабатывалось. Было два-три случая, когда приступали и к новому бурению. Но на участке Россов все бездействовало. И Бэнни не мог не заметить, что отца все более раздражало такое положение. Ежедневно он терял целое состояние. И в то же время портились его отношения с его товарищами-предпринимателями, которые думали, что он или потерял разум, или изменил их общему делу.

Разумеется, "Великая пятерка" была очень рада видеть, как один из "независимых" сам перерезает себе горло. Но они разыгрывали негодование, распространяли разные слухи и вели пропаганду против своего соперника, преувеличивая то беспокойство, которое он вызывал своим поведением.

Бэнни видел все это; в него тоже проникал яд сплетен, которые приносили домой тетя Эмма из клубов и Берти с танцевальных вечеров и обедов, но затем он думал о рабочих, жалостно цеплявшихся за надежду на лучшую жизнь, и его сердце разрывалось пополам. Только одно могло оправдать положение, занятое отцом: это — победа рабочих в их борьбе; они должны победить, должны победить! Бэнни испытывал теперь то же, что чувствовал иногда, когда сидел и наблюдал за футбольной игрой и кричал до хрипоты, стараясь ободрить свою партию. У него было страстное желание прыгнуть на арену и помочь в критическую минуту, но, увы, правила игры запрещали такое вмешательство.

На участке Росса произошли новые столкновения рабочих с охраной, и отец отправился туда, а вместе с ним и Бэнни, на конец недели. Теперь была весна, холмы зазеленели, фруктовые деревья цвели. Как красиво, как чудесно красиво! Но человеческие существа были жалки и несчастны; жестоко страдали многие миллионы из них, и почему они не могут научиться быть счастливыми в этом мире? Весна цвела во всей стране, а повсюду шли приготовления к войне. Формировались огромные армии: готовились убивать людей другой страны. Это был путь к счастью. Все говорили это, а Бэнни в глубине тайного уголка своей души не переставал мечтать о таком мире, где люди не калечили бы и не убивали бы друг друга и не разрушали бы не только счастья других, но и своего собственного. Отец и Бэнни приехали в Парадиз, и странно было видеть там праздных людей, разгуливающих по улицам, и вооруженную охрану около всех нефтяных участков. Иногда какой-нибудь оратор произносил речь на свободном местечке, и толпа слушала его. Это было счастливое время для всех желающих поучать своих близких чему-нибудь: путешествующие евангелисты и распространители патентованных медицинских средств и социалистические ораторы — все находили себе слушателей.

У отца было свидание с комитетом рабочих. По их словам, положение стало невозможным: охрана намеренно вызывала столкновения с рабочими, стражники были почти всегда пьяны и сами не знали, что делали. Поэтому союз расставил еще несколько палаток и решил перевести сюда рабочих из казарм. Те рабочие, у которых есть семьи и которые живут в отдельных домиках, постараются остаться на прежних местах, если мистер Росс позволит. Для семейных не было места в палатках, а рабочие не решаются оставлять женщин и детей одних по соседству с охраной. Отец переговорил и с начальником охраны. Тот согласился, что, конечно, стражники пьют, да и как можно от них требовать, чтобы они остались в этой Богом забытой дыре без выпивки. Отец не мог не признать, что это правда; все люди были таковы, и если у вас есть собственность, которую нужно защищать в таких критических обстоятельствах, то вы должны брать то, что можете получить. Бэнни не был удовлетворен таким аргументом, но ведь Бэнни был "идеалист", а такие люди редко бывают удовлетворены в этом жестоком мире.

Бэнни отправился к Руфи и Мели — место, где можно получить самые последние известия. У девушек было очень много работы. Они пекли хлеб, но языки их не были заняты, и новости так и посыпались из ротика Мели. Дид Нельсон находится в больнице с простреленной челюстью, — это красивый парень, Бэнни помнил его, он работал у скважины номер одиннадцать, — он сбил с ног ударом кулака одного стражника за то, что тот позволил себе грязные сплетни о его сестре. Тогда два других стражника выстрелили в него. А Боб Мерфи попал в тюрьму: его арестовали в тот день, когда были привезены штрейкбрехеры на участок синдиката "Виктор". И так далее, имя за именем, все те, кого Бэнни знал. Глаза Мели были полны ужаса, но все же вы могли увидеть в них какое-то особое возбуждение; она была так молода, и никогда еще за всю жизнь не было у нее стольких волнующих событий. Если бы дьявол с когтями, рогами, вилами и с серным смрадом появился вдруг во время проповеди в храме "третьего откровения", Мели была бы в восторге от этого необыкновенного события, и такого же рода чувство испытывала она, видя появление этой новой толпы пьяных разбойников, вдруг выброшенных из подонков города в ее родную мирную и благочестивую деревню в ярком весеннем уборе.

Бэнни спросил о Поле и узнал, что он назначен в стачечный комитет и редактирует маленькую газету, издаваемую союзом. Ведь это чудесно, а как Бэнни смотрит на это? Они показали ему один оттиск, два листа, отпечатанные на мимеографе с обеих сторон, ради экономии. На первом листе в верхнем углу было изображение маленькой нефтяной вышки рядом с названием "Защитник труда". Газетка была наполнена известиями о стачке, затем шли увещевания рабочих, обращения к губернатору штата с протестом против бесчинств стражников и ответ шерифа, отказавшегося отобрать у стражников виски. Были в газетке и стихи: "Поднимайся, рабочий", написанные женой кровельщика, миссис Уинни Мартин. Поль только что возвратился из поездки по некоторым другим нефтяным участкам, где он убеждал рабочих присоединиться к стачке. На нефтяных промыслах "Центер" его пытались арестовать, но ему удалось ускользнуть и уйти дальней дорогой.