Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

— Мамуська с нами не едет. Она ведет атаку на Бэнни.

Эти слова заставили всех весело рассмеяться, и все поспешили к лесенке, радуясь в душе, что они освободились от одной из "старух", навязывающих всегда свое общество и старающихся делать вид, что они так же юны, как и вся остальная компания.

IX

М-с Норман и Бэнни сидели на палубе "Сирены" в низких парусиновых креслах под полосатым парусиновым тентом, ели фрукты и болтали о пустяках. Потом м-с Норман стала расспрашивать Бэнни о его жизни и домашних, и Бэнни, слыхавший кое-что о тактике "мамусек", догадывался, что ей хотелось узнать побольше о Берти с точки зрения ее пригодности в невестки, а потому старался говорить о сестре одни только хорошие вещи. Думая, что его собеседнице

будет, может быть, интересен разговор на практические темы, он рассказал ей об участке Росса, как его открыл его отец и сколько они пробурили там скважин.

— Все деньги, деньги, деньги! — проговорила м-с Норман. — У всех у нас их слишком много, и мы все-таки не сумели купить себе на них счастье.

Потом она заявила Бэнни, что она теософка и что скоро должен прийти великий "Мах", и всем надо "выучиться жить в другой, астральной плоскости…". Что касается Бэнни, то она заметила, что накануне вечером, когда он стоял на фоне чего-то темного, вокруг него ясно виднелось золотистое сияние. Ему этого еще никто не говорил? Очевидно, у него была весьма тонкая духовная организация и он был предназначен для более высоких целей.

Сказав это, она стала расспрашивать его о его взглядах на жизнь. По-видимому, она ничего не слышала о происшествии в университете, и он только слегка намекнул ей на свои убеждения, заметив, что с общественным строем творилось что-то не ладное, так как чересчур уж неравномерно были распределены богатства. М-с Норман слушала его, полулежа на кресле, обложенная шелковыми подушками.

— О, все это — вопросы чисто материального характера! А я думаю, что мы и без того чересчур ревностно служим материальным интересам жизни… Наше счастье лежит в уменье стать выше житейского.

Это был очень сложный вопрос, и Бэнни долго и внимательно слушал м-с Норман, которая подробно рассказала ему о своей собственной жизни. Она была очень несчастна. Вышла замуж совсем молоденькой, совсем девочкой, которая не понимала, что она делает. Но она всегда слушалась своих родителей — и послушалась и на этот раз. Муж ее был очень плохим человеком: у него всегда были любовницы, а с ней, с женой, он был очень груб. Она посвятила всю свою жизнь сыну, а он обманул ее надежды. Очевидно, чем больше вы даете людям, тем больше они от вас требуют. Чарли всегда был в кого-нибудь влюблен, но это не была настоящая любовь. О настоящей любви он ничего не знал. Он был для этого чересчур большим эгоистом. А как смотрит на любовь Бэнни?

Это был тоже крайне сложный вопрос, и Бэнни ответил, что он совершенно не знает, что сказать. Он видел только, что большинство людей устраивали свою жизнь очень неудачно, и решил не торопиться устраивать свою, чтобы сначала как можно основательнее изучить этот вопрос. Бэнни замолчал, а м-с Норман продолжала развивать свою теорию.

— Мечта о любви, о настоящей искренней любви никогда не умирает в душе женщины. Жизнь делает иногда женщин циничными, заставляет их говорить, что они не верят в любовь, но это только слова. В глубине души они глубоко страдают, надеются и ждут, потому что для них любовь — самое важное в жизни.

И м-с Норман очень была рада видеть, что среди всей этой шумной, беспечной молодежи есть один, который не ценит себя так дешево.

В эту минуту "беспечная, шумная молодежь" возвратилась на "Сирену" и положила конец этим интимным излияниям. "Мамуська" Чарли отправилась вниз и спустя час или полтора появилась в столовой — роскошно убранной комнате, стены которой украшала живопись, изображавшая пастушек и нимф в стиле Ватто. Но теперь это уже была не прежняя м-с Норман. Теперь это была блестящая леди, безукоризненно изящная и красивая, в отливающем серебром голубом атласном платье, с обнаженными белоснежными плечами и шеей. Перемена была поразительна, и Бэнни, наблюдавший однажды за тетей Эммой во время процесса такого превращения, мог бы легко во всем этом разобраться, если бы только ум его не был так занят в это время другими вещами.

За обедом м-с Норман посадила молодого нефтепромышленника около себя, а когда начались танцы, спросила его — не хочет ли он сделать с ней несколько туров, так как все эти

ужасные молодые люди вели себя с нею очень непочтительно, и она с ними танцевать не любила. Разумеется, Бэнни ее пригласил и остался ею очень доволен: она танцевала хорошо, и от нее пахло такими нежными духами. Несмотря на то, что его наблюдение за процессом туалета тети Эммы должно было бы на многое открыть ему глаза, тем не менее Бэнни всегда казалось, что, женщинам по самой их природе свойственно так благоухать. Шея и грудь "стальной вдовы" были почти совсем обнажены, спина же не "почти", а совсем, вплоть до самого того места, на котором лежала во время танцев рука Бэнни.

Чарли его дразнил, а остальная компания гоготала. Но на следующий день Бэнни мог убедиться в том, что для всей молодежи совершенно достаточно каких-нибудь десяти — двенадцати часов, чтобы вполне освоиться со всеми забавами и тотчас же затем начать скучать. Он продолжал проводить все время с м-с Норман — катался с ней, танцевал, играл в гольф, в то время как Чарли проделывал все это с Берти, и из этих четырех действующих лиц трое были вполне довольны своей судьбой.

X

Однажды вечером Бэнни рано ушел в свою каюту. В этот день с почты привезли журналы, которые очень заинтересовали молодого нефтепромышленника, и он решил уйти от танцев и заняться чтением. Удобно устроившись на своей великолепной золоченой кровати с розовыми шелковыми, украшенными ручными вышивками подушками, он зажег стоявшую на столике у изголовья тяжелую, накладного золота, лампу и углубился в чтение заинтересовавшей его статьи, она не замедлила перенести его далеко за пределы побережья Тихого океана, туда, в холодную Россию, в те голодные места, где по дорогам валялись трупы несчастных, а оттуда — в Венгрию, где низвергали социальную революцию простым путем избиения поголовно всех, кто в нее верил, употребляя для этого снаряды, сделанные в Америке и купленные на деньги, данные Америкой взаймы. Бэнни так углубился в чтение всех этих ужасов, что совершенно не слышал, как его дверь тихонько открылась, как кто-то вошел к нему в каюту и так же неслышно повернул ключ в замке. Прошло несколько мгновений, и до него донесся нежный, сладкий аромат. Он бросил читать и оглянулся. Около его постели стояло видение в пурпурном кимоно, вышитом золотистыми цветами. С робким выражением в лице видение умоляющим жестом сложило руки и прошептало чуть слышным голосом:

— Бэнни, можно мне с вами немножко поболтать?

Разумеется, Бэнни сказал, что можно, и видение опустилось на колени на мягкий ковер около кровати, тихонько коснулось рукой его руки и дрожащим от волнения голосом прошептало:

— Бэнни, я так одинока и так несчастна! Я не знаю, понимаете ли вы, что значит для женщины быть такой одинокой, но вы — первый человек за долгое-долгое время, к которому я чувствую доверие. Я знаю, что я не должна была бы так приходить сюда, но мне так много нужно вам сказать… И почему мужчине и женщине нельзя быть друг с другом вполне откровенными?

Бэнни этого не знал, и она решила быть с ним вполне откровенной. Сущность же этой откровенности заключалась в том, что она сказала ему, что мечта о любви снова закралась в ее душу, — в душу той, которую жизнь совсем сбила с толку. Он не должен думать о ней как о пустой, легкомысленной особе, — она всегда была честной женщиной… Слезы навернулись у нее на глазах, когда она произносила эти слова. Да, он не должен был, он не имел права ее презирать! Но ей так хотелось быть счастливой, и на свете было так мало людей, которых можно было любить…

— Бэнни, — сказала она, — скажите мне, вы сейчас не влюблены ни в какую другую женщину? Нет?

С его стороны было бы, может быть, добрее сказать ей, что он любил, что он не был свободен, но дело в том, что подобного рода случая в его жизни ни разу еще не было, он не был к нему подготовлен и потому сказал то, что было на самом деле, — сказал правду. И все ее лицо осветилось сияющей улыбкой. Она радостно засмеялась сквозь слезы и дрогнувшим от волнения голосом прошептала:

— Я не должна была плакать. Слезы делают женщину такой некрасивой!.. Бэнни, позвольте мне потушить лампу…

Поделиться с друзьями: