Нефункциональный тест

— Поверь в меня хоть немного, Фишер. Кэм другая. Сейчас всё по-другому. — Это всё, что он мог сказать.

Фишер покачал головой и уставился на него.

— Да поможет мне Бог, тебе лучше очень хорошо подумать о том, что ты делаешь. А пока держись от меня подальше.

Трой наблюдал, как тот обходит дом и исчезает из поля зрения.

А потом вздохнул.

Вилки скреблись о тарелки. Губы отпивали из чашек. Чавканье было таким громким, что у Камрин разболелась голова. Она почти предпочла допрос тишине.

Йяка Митч запихнул в себя кусочек сармы и заговорил с набитым ртом:

— Итак, вы двое спите вместе?

И она ошибалась. Молчание было лучше. Намного, намного лучше.

— Конечно, спят, — сказала её мама. — Верно?

— Джентльмен никогда не скажет, — ответил Трой.

— Ха, — произнесла кума Виола. — Ты не джентльмен, Трой Лански.

Камрин очень осторожно положила вилку, хотя она и не ела ничего.

— Некоторые вопросы являются личными. Даже в этой семье.

Кума Виола пожала плечами и посмотрела в свою тарелку.

— Бьюсь об заклад, что Кэм во время секса перечисляет цифры продаж.

Йяка Гарольд закашлялся.

— Хорошая шутка.

А Нана ещё не съела ни кусочка.

— Я, например, не уверена, что они встречаются.

Здорово. И что теперь? Речь пойдёт об их сексуальных позах?

Глаза Наны сузились, и Камрин понадобились все её ресурсы, чтобы не выбежать из комнаты.

— Трой, она храпит?

Веселье в глазах Троя не ослабило её напряжения. У него был шанс пятьдесят на пятьдесят дать правильный ответ.

— Нет.

— Видите, я же говорила — это ложь, — проговорила Нана, вскидывая руки в воздухе для драматизма. — Она храпит громче, чем носорог во время течки.

Хизер положила ладонь на руку Наны.

— Я не хочу знать, откуда ты знаешь, как звучит носорог во время течки. И мне очень неприятно говорить тебе об этом, но это ты та, кто всегда храпит. Я в течение шестнадцати лет жила в одной комнате с Камрин. Она не храпит.

Голубцы поднялись с противня и начали танцевать вальс на обеденном столе. Камрин наблюдала за ними, кружащимися вокруг маслёнки до тех пор, пока Нана снова не открыла свой рот.

— Какого цвета нижнее белье на ней сегодня, Трой?

Сарма плюхнулась обратно вниз.

Йяка Митч рассмеялся.

— Она носит белые хлопковые трусики. Она слишком консервативна, чтобы покупать что-нибудь сексуальное. Я прав, Кэм?

Он посмотрел на неё, как если бы она на самом деле ответила на этот вопрос.

— Если уж вам так обязательно надо знать об этом, то они голубые. — Трой посмотрел на неё, улыбка на полную мощность на месте, как бы говоря: «Видишь, говорил же, что они спросят».

— Докажи, — потребовала Нана.

Все за столом посмотрели на Камрин.

— Я не покажу вам своё нижнее белье.

— Ай, да ладно, дорогая, — протянул Трой.

Её сильно подмывало воткнуть вилку прямо ему в лоб.

— Нет.

Фишер бросил приборы на тарелку. Лязгающий звук длился дольше его молчания.

— Можем мы прекратить говорить об этом? — прокричал он больше как приказ, чем вопрос.

— А на моих трусиках «Красавица и Чудовище», — сказала Эмили, сама невинность.

Анна встала.

— Кэм, не могла бы ты мне помочь на кухне на минутку?

Анна только что стала её любимым человеком на планете. Камрин собиралась посвятить ей храм на лужайке перед домом.

— Конечно. — Она поднялась и последовала за своей невесткой из комнаты.

Пока Анна стояла над тортом, разрезая его на маленькие кусочки, она покачала головой.

— Я молчала об этом до сих пор, но всё же должна спросить. Ты уверена, что знаешь, что делаешь?

Кэм передавала ей тарелки, чтобы она могла разложить торт.

— Я так думала. Но сейчас уже не совсем уверена.

Анна улыбнулась и посмотрела на неё с понимающим выражением лица.

— Они кучка сумасшедших, но они успокоятся. — Она подошла к её стороне стойки и обняла за плечи. — А знаешь ли ты, что заткнёт их быстрее?

Прежде чем Камрин посмела бы спросить, Анна приподняла подол её платья, заглянула под него и опустила обратно быстрее, чем Камрин успела моргнуть.

— О боже, они голубые.

Камрин вздохнула.

— Не могу поверить, что ты только что это сделала. Ты слишком долго прожила в этой семье. Они тебя развратили.

— Расслабься, — сказала она, протягивая ей две тарелочки торта. — Я делаю это ради тебя.

— В этой семье нет ничего святого? — пробормотала Кэм, не ожидая ответа.

Анна взяла две тарелки.

— Шутишь? Когда я была беременна Эмили, то молилась день и ночь, чтобы у меня не начались схватки в присутствии семьи. И что произошло? Схватки начались во время воскресного ужина. Знаешь ли ты, какой это ужас рожать в одной комнате с десятком людей? — Анна улыбнулась, несмотря на воспоминание. — Но когда она родилась, Кэм, это того стоило. У Троя никого нет. Можешь ли ты себе это представить? Какой бы иногда злобной и сумасшедшей ни была твоя семья, я бы выбрала её, чем вообще никакой.

Позволить Анне стать голосом разума. Поставить себя на её место.

— Ты права. Ты абсолютно права. Спасибо.

Улыбка Анны никогда не гаснет.

— Позволь им свыкнуться с мыслью. И это тоже пройдёт.

Они прошли обратно в переполненную столовую, чтобы раздать десерт. Как только у всех были полные рты, Анна сказала:

— К сведенью, её трусики голубого цвета. Я проверила.

По дороге домой Трой вытащил свой сотовый и улыбнулся входящему сообщению.

— Чему ты улыбаешься? Это было катастрофой.

Помимо того, что Фишер разозлился, а Нана оскорбляла Кэм до такой степени, что — он был вполне уверен — она плакала наверху, и Трой, возможно, потерял своего лучшего друга на всю жизнь, он бы сказал: это был абсолютный успех.

— Это было не так уж и плохо. Они нам поверили.

— Только после того, как Анна заставила меня сверкнуть в кухне бельём.

Он бы хотел увидеть выражение её лица.

— Хизер только что написала мне сообщение. Она положила твой чемодан в багажник, так что ты можешь остаться в гостевой комнате.