Нефункциональный тест

— У меня есть работа, — спокойно произнесла она. Ох, но так приятно знать, что они облажались. Знать, что Алисия получила выговор за ошибку. Ей хотелось станцевать счастливый танец. Но вместо этого она лишь посмотрела на Максвелла.

— С каких пор?

— С сегодняшнего дня. Я начинаю со следующей недели. — Она села на стул у стойки и сложила руки на коленях.

Он уставился на неё так, словно у Камрин выросло две головы и она извергает огонь из ноздрей.

— У тебя другие волосы. И одежда. — Он имел наглость улыбнуться. — Ты слышала, что я сказал, прислушайся к моему мнению.

Она всегда прислушивалась к его мнению, даже если оно противоречило её собственному. На самом деле за последние полтора года она не думала, что обладает собственным мнением. Она слишком долго была половой тряпкой.

— О, я слышала тебя, Максвелл. И я сделала это не ради тебя.

Он потёр грудь, словно нуждался уже в пятидесятом по счету антоциде [34] за день.

— Послушай, я сожалею о том, как всё получилось. Наши с Алисией отношения были ошибкой. Я хочу, чтобы у нас с тобой всё получилось. Мы одинаковые, ты и я.

34

Антоцид — средство, нейтрализующее кислоту.

Она уставилась на рога на его голове, затем на его светящиеся красные глаза, заметив, что он не извинился за жестокие слова, сказанные им в его кабинете, а просто сожалеет о том, как всё получилось. Он не сожалеет о расставании, ему жаль, что его бросила Алисия. Он не скучал по Камрин, ему не хватало их рутины.

Она не знала, почему согласилась встретиться с Максвеллом, но одна её часть надеялась, что это было именно по этой причине. Часть её хотела вернуть то, что у неё когда-то было. Чтобы он признал свою ошибку и захотел её вернуть. Чтобы скучал по ней.

Но это ощущалось как пустая победа.

Ей на память пришли слова Троя. Как он умолял её, чтобы она полюбила кого-нибудь. Искренней, безумной, «без которой невозможно жить» любовью. И это был не Максвелл. Максвелл им никогда не был. И никогда не будет. Так она любила только одного человека, и он ушёл. Она всё упустила.

— Камрин, ты снова это делаешь. Витаешь где-то в ля-ля-лэнде и игнорируешь меня.

— Ты никогда не называешь меня Кэм.

Он прищурил глаза.

— Что?

— Ты никогда не зовёшь меня Кэм, — повторила она. Такая простая вещь в действительности. Прозвище, аббревиатура. Её семья часто его использовала. Как и Трой. До сих пор она никогда не замечала, но это ощущалось как проявление нежности. Они достаточно её любили, чтобы даже имя сделать личным.

— Твоё имя Камрин. С какой стати я должен называть тебя… Кэм? — Последнее было сказано с отвращением.

Она посмотрела на него, не чувствуя ничего, кроме жалости. В его жизни не было женщины, которая заботилась бы о нём, как Трой заботился о ней. Не было кого-то, чтобы показать ему жизнь, прежде чем станет слишком поздно. Ей хотелось сказать ему, что жизнь с ним была подобной тому, как застрять в двенадцатичасовом полете эконом-класса. А жизнь с Троем — это прыжок с парашютом, чтобы спастись. Ей хотелось озвучить злобные мысли, пришедшие на ум, как, например, рассказать ему, что он обладает всеми талантами картона, в то время как Трой заставляет её бесконечно смеяться, даже не стараясь.

Но сравнивать Максвелла с Троем было несправедливо. Камрин не хотела Максвелла, но она никогда не сможет быть с Троем. Опускаясь до уровня Максвелла, она ничего не решит, да и заставив его чувствовать себя так же плохо, как и она сама когда-то, ничего не исправит.

Кэм спрыгнула со стула и подтолкнула ключ через стойку.

— Камрин, будь разумной.

Она улыбнулась, не в состоянии сдержаться.

— Я достаточно долго была разумной, и это не принесло мне никакой пользы. — Она обошла его и подошла к двери.

— Ты делаешь ошибку.

Она обернулась.

— Я много их сделала. Но это не одна из них. — Кэм повернула ручку, и над головой раздался раскат грома. Она остановилась, вспоминая ощущения летнего дождя на лице, запах Троя, когда он её обнимал. — Максвелл, я надеюсь, что когда-нибудь ты научишься танцевать под дождём.

— Что? В этом костюме? Это самое нелепое, что я когда-либо слышал.

Её улыбка стала шире.

— Хорошо, тогда смейся до боли. Это ощущается странно освежающе. Прощай, Максвелл.

Камрин закончила заклеивать лентой последнюю коробку и плюхнулась на одну из них. Завтра прибудут грузчики, чтобы отвезти её вещи на хранение до тех пор, пока новая квартира в Милуоки не перейдёт в её распоряжение в следующем месяце. И завтра она наконец-то скажет «до свидания» этому ужасному, шумному городу и отправится домой. Попрощается со своей старой жизнью и начнёт новую.

Печально, поскольку её прежняя жизнь не была жизнью вовсе.

Она смотрела в окно на восходящее солнце, вспоминая рассвет в Колорадо. Каким тот был красивым. И каким обычным казался этот.

Трой хотел, чтобы она влюбилась. Поверила, говорил он.

И Камрин влюбилась. В него.

В её груди вспыхнула боль, как это происходило каждую секунду с тех пор, как они вернулись домой. Боль настолько глубокая, что её ничто не унимало. Не-могу-без-него-жить нужда.

Он пытался что-то сказать ей тогда в Колорадо, прежде чем Фишер их прервал. Её разум продолжал проигрывать в голове этот разговор снова и снова. На одну секунду маленькая девочка внутри неё понадеялась, что его охватят чувства, и он признается в своей вечной любви. Звучало так, как будто он к этому вёл.

Но вместо какой-то глупой сказки перед ней стоял мужчина, всего лишь пытающийся рационализировать нечто нелогичное между ними. Она гадала, что в его сердце. Любит ли он её в ответ. Она до сих пор с трудом верила в себя и в искренность его возможных чувств. Как долго они бы продержались в реальном мире, если бы она ответила на то, что он сказал?

Она боялась, что связь, которую ощущал с ней Трой, была лишь из-за их семьи. А страсть, которую они разделили, — иллюзией. Было ли это для него чем-то большим? Потому что ей это казалось чем-то гораздо большим. За исключением тех моментов, когда Камрин оставалась одна, и ничто её не отвлекало, она невольно размышляла над каждой оговоркой в его словах, и ей пришлось столкнуться со своими истинными чувствами.

Она любила его больше всего на свете.

Тут зазвонил телефон, встряхивая её. Поднявшись, она подошла к стойке и проверила номер звонящего. Фишер. Её настроение тут же ухудшилось, не то чтобы оно должно было. Трой так ни разу и не попытался позвонить ей за четыре дня, что они находились здесь.

— Привет, — поздоровался её брат. — Звонила Хизер из Канкуна. Они возвращаются в пятницу. Мама хочет устроить семейный ужин.

Она села на кухонный стул.

— Хорошо, я буду.

— Я слышал, ты устроилась на работу. Поздравляю.