Негасимое пламя

– Чего ты? – Катя отстранилась, выскальзывая из его рук. – В холодильнике ещё макароны остались, иди поешь.

– Не хочу, – Яр отодвинулся и поймал себя на том, что испытывает скорее облегчение, чем разочарование. – Ты спать собираешься? Я ещё по работе повозиться хотел…

– Ну и возись по своей работе, кто ж тебе мешает?

Злится. Он снова слишком глубоко увяз в собственных мыслях, позабыв о её печалях. Когда подобная догадка посетила Яра впервые, он всерьёз испугался; теперь привык. Не пытаясь дотронуться до девушки, он осторожно спросил:

– Что-то случилось?

– Ничего, – проронила Катя. Голос её звенел от плохо скрытой обиды. – Ничего нового.

– Я опять поздно пришёл, – наугад повинился Яр. По молчанию не сумел понять, попал или промахнулся. – Не переживай. Я же говорил: ничего тут со мной не случится…

– Я и не переживаю, – отрезала Катя, сердито развернувшись к нему. – Я уже, знаешь, привыкла, что ты шляешься ночами чёрт-те где, а потом сидишь до утра за компом. Видимо, тебе так нравится.

Яр растерянно покачал головой. Не переживает… Она за него не переживает. А ведь говорила когда-то – не так давно – что всерьёз его любит. Когда в последний раз?..

Он-то так и не сказал ей ни разу. Но ему хотя бы было не всё равно.

– Чего ты хочешь? – напрямик спросил Яр. Он мог бы заставить её говорить правду. Эта мысль не давала ему покоя.

Катя лишь обиженно фыркнула в ответ. То ли не желала отвечать, то ли не могла подобрать нужных слов.

– Устала? – предположил Яр. Он с отстранённым удивлением отметил, что действительно не понимает человека, с которым добрых полгода прожил под одной крышей. К слову, протекающей в особо дождливые вечера. – Может, ляжешь спать?

– Да, лягу, – Катя сердито отшвырнула ногой диванную подушку. – Как всегда, просто лягу спать! Мне ведь пофигу, где ты пропадаешь по ночам!

– Кать, я же говорил… Дела, наследство… – против ожидания слова болезненно сдавили горло. Чёрт возьми, он-то думал, что уже свыкся!

– Что там за наследство такое? Замок в Ницце?

– Нет.

– А что тогда? Может, расскажешь? – едко спросила Катя. Старый диван протяжно скрипнул, когда она решительно отодвинулась в дальний угол. – В планы свои посвятишь? А то я тут вообще не знаю, что завтра будет!

Яр тоже не знал. Не задумывался. Перестал в какой-то неуловимый момент. Это было ошибкой.

– Дай мне время, – малодушно попросил он. Почти без надежды.

– Сколько тебе нужно? – резко осведомилась Катя. – Ты уже месяц на себя не похож! Давай ещё скажи, что это из-за той бабки, на которую тебе до сих пор плевать было…

– Не плевать! – огрызнулся Яр прежде, чем успел подумать. Спохватился и прикусил язык, но было уже поздно: Катя смотрела на него с откровенным презрением.

– Ну да, не плевать! То-то ты про неё ни слова не говорил, пока не… – она запнулась и нервно облизнула губы, будто слова их обжигали.

– Там… долгая история, – уклончиво ответил Яр и нервно усмехнулся. Вот было бы шуму, если бы Катя в самом деле узнала правду… – Как-нибудь в другой раз расскажу, хорошо?

– Врёшь, – безжалостно отрезала девушка. – Ты без конца мне врёшь. И не говоришь ничего. Я про тебя только и знаю, что имя и адрес… Что ты смеёшься?!

– Ничего, просто…

– Что, она тоже заметила? – ядовито спросила Катя. – Эта? К которой ты горевать ходишь?

– Да нет у меня никого! – рявкнул Яр. Не успевший толком утихнуть гнев поднимался в душе физически ощутимой жаркой волной. – Вот делать мне нечего, кроме как… Я езжу за квартирой присмотреть, ясно тебе?

– Так, может, я с тобой съезжу? Помогу, все дела?

– Нет.

– Я почему-то так и думала. Врёшь как дышишь, Зарецкий…

– Да, Кать, вру! – он в ярости вскочил на ноги. Внутри крепко стиснутых кулаков было горячо, как от волшебного пламени. – Не приходило тебе в голову, что это зачем-то нужно?

– Ты что, беглый преступник? Тогда что там у тебя за великие тайны?

Повисло тягостное молчание. Яр слышал собственное прерывистое дыхание и – где-то на краю сознания – лишённое смысла бормотание телевизора. Катя смотрела на него недоверчиво, почти враждебно. Одно лёгкое прикосновение чар могло бы всё решить. И упрочить липкие путы лжи, из которых ему не вырваться до конца дней своих. Что, впредь так и просить раз в пару дней забыть о подозрениях? Цедить внушение в терапевтических дозах – как наркотик, подменяющий неудобные чувства лживой безмятежностью?

– Я когда-нибудь расскажу, – проговорил Яр, стараясь, чтобы голос звучал искренне. – Если не всё, то… самое важное. Дай мне время, ладно? Я… может быть, подумаю, как… Определюсь, что делать дальше.

– Долго определяться будешь? Лет до сорока успеешь?

Яр болезненным усилием воли прогнал вспыхнувшее раздражение. Её трудно винить. Она не знает того, что известно ему; ей не понять…

А если бы знала – поняла бы?

– Постараюсь уложиться до осени, – он натянуто улыбнулся. Приблизился, бережно коснулся девичьей щеки. Катя не стала отстраняться. – Я всё устрою. Ладно?

– Можешь хотя бы сказать, что ты там собрался устраивать? – девушка устало прикрыла глаза и потянулась к его ладони, будто ищущий ласки зверёк. Она не против прямо сейчас прекратить скандалить, но на деле ничего не решено. И не может быть решено. – Я, знаешь… хочу представлять, что меня ждёт.

Разлука. Такая же неизбежная, как дожди по весне. Рано или поздно ему придётся вновь уйти через границу – если не из собственного желания, то по зову долга. А ей даже нельзя будет знать, что на самом деле случилось.

Яру впервые пришло в голову, что связавшая их хрупкая нить не так дорога ему, как казалось до этой ночи.

XXXV. Обыденное безумие

Стопку истрёпанных бумаг венчала сложенная на середине газета. Толстосум Оленин, хозяин нескольких колдовских цехов и сети аптек в столице и близлежащих регионах, грозно взирал с фотографии на угрюмых безопасников, словно вопрошая взглядом: доколе? Статья, со всех сторон обтекавшая благородный лик, обрушивала хлёсткую критику на Управу, на Магсовет и на действующий закон. Оленин развешивал собак торжественно и педантично, не обходя вниманием ни рядовых исполнителей, ни начальников, ни депутатов. И ещё он требовал. Пересмотреть статьи о секретности. Ввести чётко определённое понятие самозащиты. Освободить граждан от неусыпного контроля… Полностью осознавая бессмысленность своего поступка, Верховский перевернул газету наглой рожей вниз.

– Ты чего? – хмуро спросил Витька. Карандаш в его руке тревожно замер.

– Сил нет смотреть на морды эти брехливые.

– Так он ж правильные вещи говорит. Кто его знает, как бы обернулось, если б люди не боялись…

– Вещи-то, может, и правильные. Только с какого перепугу он вдруг так запел? Раньше ведь за прямо противоположное выступал, – Верховский неприязненно поморщился. – Выгоду какую-то чует.

Щукин вздохнул.

– Ну, нам-то разницы никакой, – резонно заметил он. – Наше дело – до причин докопаться. У меня уже, честно говоря, мыслей нету. Ерунда какая-то…