Негр Артур Иванович

– Мой бог! Что здесь происходит?

– Вы разве не видите? – пожала плечами дама. – Мы беседуем.

Маркиз, или черт его знает кто, бросился с кулаками на Абрама, грязно ругаясь. Тот не стал ждать, когда его побьют, а чисто по-русски двинул в челюсть невольному свидетелю. Кавалер влетел в стену, затем рухнул на пол и затих.

– Кто он? – спросил Абрам, наклонившись над бесчувственным телом.

– Мой любовник, – ответила равнодушно она.

Нравы при французском дворе были весьма и весьма свободны; не иметь любовника являлось делом неприличным, вот два или три – вполне нормально. Так что вкусить от русского царского пирога, пусть даже подгоревшего, – дело престижа. Абрам помог даме запихнуть грудь в декольте, и вдвоем они вернулись в залу.

– У вас неплохое чувство ритма, – шепнула она, прячась за веер. – Однако далеко до идеального. Заходите, мы поупражняемся...

...Ух, до чего ж приятная штука – удовлетворение плоти! Довольный Абрам пересекал залу, алчно отыскивая еще какую-нибудь маркизочку – аппетит же приходит во время еды. Приблизившись к царю и регенту, услышал, как Петр хвастал:

– Русские – искусные подражатели во всем. И преуспели во многих видах человеческой деятельности. Нынче не хуже Европы строят корабли, делают оружие, шьют башмаки, рисуют картины.

– Простите, ваше царское величество, – снисходительно улыбнулся регент, – они это делают, согласен, но с помощью Европы. У нас в Европе сложились традиции мастерства. Пока в России осваивают наши достижения, мы идем дальше.

– А мы вскорости обгоним вашу Европу! – не унимался Петр, любивший спорить. – Да у меня талантами кишит вся Россия.

– Да? – недоверчиво и с долей сарказма приподнял брови Филипп Орлеанский. – Что, все-все талантливы, до единого?

– А что? – набычился царь.

– Почему же вы так плохо и бедно живете?

– А потому, что всякие там Европы с Азиями зубами алчно клацают и норовят кусок от русской карты оттяпать! У нас, почитай, ни одного года в покое не проходило, все воюем на четыре стороны, не то что государства Европы. И знаешь, регент, что я тебе скажу? Проехал я по всей Франции, а богатства среди простого люда тоже не видывал. У вас тоже живут плохо и бедно! – заключил царь тоном, не требующим возражений. Потом лукаво взглянул на Абрама, снова к регенту обратился: – А не выпить ли нам где-нибудь в месте уединенном? Вот и посмотрим, кто кого обгонит.

– Прошу в кабинет, – радостно согласился регент, видимо, ему надоело спорить с грубым и упрямым русским царем.

– Абрашка, за мной! – приказал Петр. – Куракин тоже. Меншикова позовите.

Такого обилия вычурной мебели и различных предметов роскоши непонятно для каких целей Абрам сроду не видел. Мда, дворец Петра по сравнению с резиденцией французских королей – нищая изба.

– Принеси-ка водки, друг Меншиков, – приказал Петр, нанеся тому еще одну обиду.

И пришлось Меншикову взять на себя обязанности чашника, а по-новому, так лакея: подносить, наливать, сзади стоять. Абрама же царь усадил рядом. Подняли чарки.

– Ну, давай, Филипка, по-нашему, по-русски, то есть до дна! – фамильярно предложил царь.

Регент хлебнул и глазенки на лоб выкатил, но Петр своим примером показал, как и сколько пьют настоящие мужчины. Герцог выпил до дна, лицо его моментально покраснело, длинный нос в особенности, а глаза лихорадочно заблестели. И вдруг в кабинет ворвался... кавалер! Понять его было невозможно из-за выбитой челюсти, он зло указывал на арапа, потрясал руками... Абрам виновато и глупо улыбался.

– Ты что, паскудник, успел натворить? – сквозь зубы процедил Петр. – Иди, мерзавец, улаживай дело.

Абрам вместе с извинениями отдал кольцо с изумрудным камешком, и расстались они с кавалером вполне дружелюбно. «Значит, баб своих они продают, – сделал вывод Абрам, возвращаясь в кабинет, – а от шпаг с удовольствием отрекаются».

А регента развезло... немыслимо! Беднягу водило из стороны в сторону, но он упорно пытался допить чарку под смешки Петра:

– А ты закусывай, Филя, закусывай, а то с непривычки дуба дашь.

– Скаж-жите, с-сир... – едва ворочал губами герцог Орлеанский, – про вас ходят с-с-лухи, будто вы пользуетесь ус-слугами, пардон, прачек. Вы, правда, с ними спите?

– Истинная правда, – ухмыльнулся Петр, ибо и во Франции он не гнушался низшим женским сословием. – А что?

– Вы доверяете свою царственную особу прачке?! – поразился регент.

– Ты же портки свои им доверяешь? Вот и я доверяю.

– С грязной прачкой?

– Отчего с грязной? – искренне удивился Петр. – Она день целый в воде полощется.

– Н-нет... У меня две фаворитки... из-зумительные женщины. Обе из высшего с-света. Такие рос-скошные, я скажу...

– Ты, Филя, на своих баб тратишь тысячи франков, которые можно и должно употребить на дело, а мои бабы мне обходятся даром и довольны. Да к тому же твои любовницы поносят тебя на чем свет и на всех углах, ты просто не знаешь.

– Мерзавки! – рассердился герцог и был очень смешон. – Слушайте, с-сир... может, и мне с прачкой... попробовать? С-сейчас же подать мне прачку! Ой... все кружится...Мне дурно... дурно...

Выпивка и закуска, не найдя достойного места в желудке, полезла из регента наружу. Беднягу уволокли слуги с предельной осторожностью, а Петр воскликнул:

– Обрегентился регент! Поехали к себе в отель «Ледигиер», Абрашка.

– А бал? – расстроился Абрам, рассчитывающий на адюльтер.

– Ну его к черту, бал...

* * *

– А где Игорь Николаевич и Никитушка? – спросила соседка-«крыса», отдавая ключи.

– Погибли, – устало бросила Даша.

Соседка ахнула, потом в ее зрачках промелькнуло недоверие, она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но Артур приложил палец к губам и кивнул головой: мол, это правда. Соседка перекрестилась, собралась пустить слезу, на что Артур опять сделал ей знак – не надо. Даша не видела молчаливых переговоров, а открыла двери квартиры и вошла в свой опустевший, ставший ненужным, дом. Присев на край подлокотника кресла, она рассматривала стены, где висели фотографии – она и Никита, Игоря нет на снимках. Этого просто не может быть... Или никогда ничего не было? Как вообще жить после такого? Нет ни слез, ни сил, ни желаний...