Негры во Флоренции

Я сказала:

— Хорошо, я оплачу этот счет!

— Чем?! — взвизгнула моя дочь, схватилась обеими руками за голову, опустила голову на колени, стало видно, что ее волосы у корней седые.

Я не сказала ей: «Покрась волосы». Если бы она была маленькой девочкой, если бы я была молодой мамой, я бы таскала ее за волосы по всей кухне. И приложила бы ее головой об стену. Но теперь соотношение сил другое. Приходится быть осторожной.

Интересно, где-нибудь написана или сказана вся правда о старухах? Ведьма — единственная старуха во всей литературе, которая не скрывает, что мы, старики, думаем о тех, «кому принадлежит будущее», и куда бы мы их послали, если бы наши руки не были скрючены артритом. Бедняжку бросили в котел с кипящей водой, она не смогла оказать сопротивление более сильным. Двое пышущих здоровьем и энергией против одной бедной старухи?! Стариков швыряют в котел с кипятком, потому что старики не могут изменить мир. Но и молодые не могут изменить мир. Большинство людей на этом свете бултыхаются в кипящей воде и мечтают о том, как они выпрыгнут из котла и закутаются в толстое махровое полотенце. Глупцы! Идиоты и кретины! Когда ты стар, ты должен знать, что тебе нет места среди тех, кто держит в руке половник и размешивает, размешивает. Если бы у меня были деньги, я бы спокойно смотрела на несчастных купальщиков в котле, но у меня денег нет, правда, скоро я их заполучу. И поеду во Флоренцию! Поеду во Флоренцию! Поеду во Флоренцию! Я слышала о Флоренции столько прекрасного. Я никогда не путешествовала. Мир видела только в телевизоре. Если бы я в подходящий момент запихнула себе между ног соответствующего товарища, не пришлось бы мне в восемьдесят лет мечтать об автобусной экскурсии. Я видела товарища Тито, как он проезжает в «кадиллаке», несколько раз, мы все ему махали, и моя дочь, и я. Не утверждаю, что ебать меня должен был непременно сам товарищ Тито. Те, кто занимал должности пониже, тоже повсюду ездили со своими женами. Вот, например, я прочитала в «Глории», что внучка председателя объединения всех югославских профсоюзов изучала английский язык в Лондоне, когда ей было всего пять лет! А я до семидесяти двух руками белье стирала. Так живут все женщины, которые купились на рассказы про то, что пиздой не торгуют. Пизда — это все, что есть у женщины, срок годности у нее короткий, если не попользоваться ею вовремя, потом будет поздно. Женщины делятся на тех, кто продал пизду за хорошие деньги, и тех, кто профукал ее впустую.

Мне жаль прошлого. Нас было восемнадцать миллионов. Если какой-нибудь наш моряк входил в мрачную пивную на Мадагаскаре, тамошние пьяницы его всегда спрашивали: «Where are you from?»

А он отвечал: «Тито, Югославия».

И всем сразу все становилось ясно.

Если сегодня какой-нибудь хорватский моряк сойдет на берег, правда, никто не сходит, суда перевозят контейнеры, моряков мало и на берег они не сходят.

Так вот, если сегодня какой-нибудь наш моряк сойдет с хорватского судна на берег, правда, никто не сходит, хорватских судов нет.

Хорошо, если бы сегодня какой-нибудь негр, который во Флоренции продает зонтики, когда там идет дождь, спросил какого-нибудь нашего моряка, если бы Флоренция была на берегу моря: «Where are you from?», и тот бы ответил: «Кроэйша» [3] , негр отреагировал бы молчанием, молчанием и молчанием. И так, не сказав ни слова, всучил бы нашему моряку или большой зонтик за десять евро, или маленький за пять. Это мне по телефону рассказывала товарищ Анджелка, когда умерла товарищ Маца. Хорватия не существует. Во Флоренции в уличных палатках продаются фартуки. Есть с Муссолини, с Пиноккио, с хуем и яйцами Давида работы Микеланджело. Я хуй называю хуем потому, что разговариваю с вами, американцами. Если бы я разговаривала с приличными людьми, то сказала бы не хуй, а краник или еще как-нибудь. Возможна ли такая ситуация в нормальной жизни, в которой я бы рассуждала с кем-нибудь о хуе и называла его краником? Нет, такой ситуации нет. Старых дам волнуют другие темы.

3

croatia (англ.) — Хорватия.

Товарищ Анджелка мне сказала: «Ну что за идиоты! Изобразить на фартуке Муссолини?! Флоренция всегда была красной! Что поделаешь, наше время прошло. Да и краник у Давида едва виден между его крошечными яйцами… Ничего себе реклама для всего мужского рода. Маленький, малюсенький, меньше и быть не может. А фартук продает негр ростом под два метра. Все женщины в нашем автобусе согласились, что уж лучше бы изобразили на фартуке краник этого негра, а не Давидовы яйца. Да, знаешь, умер товарищ Миро. Он был кавалером ордена Партизанской славы 1941 года, у него было право на залп почетного караула над могилой, но он просил похоронить его в скорбной тишине…»

Товарищ Анджелка все перепутала, красной была Болонья, а не Флоренция. Моя дочь тоже бывала во Флоренции. Хотелось бы мне выбросить дочку из головы, она просто преследует меня. Я родила ее в пятьдесят пятом. Мне ее приносили кормить на работу, я была директором детского садика, но потом она заболела ветрянкой, потом воспалением легких, потом скарлатиной, и я уволилась. С нами жила моя мама, которая потеряла свой дом во время войны, теперь мы жили в Опатии, в прекрасном доме, хозяйка, у которой этот дом отобрали, жила на чердаке, а мы занимали весь этаж, дом был рядом с той большой церковью в Опатии, мы оттуда уехали, когда моей матери дали собственный дом в качестве компенсации за тот, который сожгли немцы, мы с моей матерью были жертвами фашистского террора. А сегодня, сегодня в Хорватии жертвам фашистского террора не платят ничего. Я об этом помалкиваю, не комментирую, никто из моих домашних не считает, что люди, которые жили в сожженных сербских домах, это тоже жертвы фашистского террора. Сербы не жертвы, хорваты не фашисты, мне тяжело слышать об этом разделении на сербов и хорватов, тогда, в лесу, мы все были товарищами. Товарищ Анджелка сербка, и это никогда никому не мешало, во время войны ее звали товарищ Анджелия, сейчас ее содержит сын, он у нее очень хороший и обеспечивает всем, включая птичье молоко, она не может пожаловаться, что ей его не хватает… Мои ровесники и я сама часто упоминаем о том, что мы, имея таких детей, как наши, не можем пожаловаться, что нам птичьего молока не хватает.

А кому не хватает птичьего молока? И что это за молоко такое? Старикам вообще нельзя пить молоко, ни птичье, ни коровье. Коровы питаются пестицидами, антибиотиками и гормонами, молоко у большинства людей вызывает аллергию и понос, особенно чувствительны люди с группой крови А, у меня группа крови А. Все нас травят. Да, значит, птичье молоко. Птицы — это летающие рассадники вирусов и бактерий. Они вызывают самые страшные болезни, от куриного гриппа до герпеса и бог знает чего еще, однако когда ты хочешь сказать кому-то, как тебе хорошо, ты говоришь: даже не могу пожаловаться, что мне птичьего молока не хватает. Люди глупы! Идиоты и кретины! Не следует мне так волноваться, спрей просроченный, стенокардия меня удушит.

Проклятые птицы отвлекли меня, а на самом деле я хотела сказать, что мою боевую подругу, товарища Анджелку, до этой войны все называли товарищ Анджелия. Вам, американцам, разница между Анджелией и Анджелкой не особо понятна [4] . Вы реагируете на цвет. Существуют белые и черные. Белые делятся на белое дерьмо и сверкающе белых, а черные все черные, даже те из них, которые светло-коричневые. Эта товарищ Анджелия звонит по телефону всем подряд и представляется так: «Говорит госпожа Анджелка». Ее сын владеет судоверфью, у невестки мебельный магазин, она хорватка, они к ней очень добры. Анджелка много путешествует, теперь уже и я зову ее Анджелкой. Она привозит мне датское печенье в жестяной банке, из Венеции привезла шоколадные конфеты, иногда привозит чай, тоже в жестяной банке, я очень люблю жестяные банки.

4

Анджелия — сербский вариант имени, Анджелка — хорватский.

Я просто с ума схожу, когда она мне говорит: «Если тебе нужно немного динаров, скажи. Не хочу навязываться, чтобы тебя не обидеть». Нет, Анджелка никогда не сказала бы «если тебе нужно немного динаров», она считает в кунах, это я считаю в динарах, старую собаку не научишь новым фокусам. Куны — это усташские [5] деньги. Анджелка говорит: «если тебе нужно немного кун…» Но меня она не обманет. Старая скряга вовсе не собирается давать мне динары, просто прикидывается доброй. Тот, кто на самом деле хочет дать денег, никогда не делает предисловий и не считает, что в Хорватии сегодня найдется человек, который мог бы обидеться, если ему подбросят немного денег.

5

Усташи — организация хорватских националистов (1929-1945).

Эта корова Анджелия разыгрывает из себя добренькую, а я разыгрываю бабулю: «Нет, спасибо, Анджелка, что ты так внимательна. Мои с меня буквально пылинки сдувают, не могу пожаловаться даже на то, что мне птичьего молока не хватает».

Госпожа Анджелка не глупая. Если бы она была глупой, она представлялась бы как Анджелия, а ее сын, серб, не был бы владельцем судоверфи, а гнил бы в какой-нибудь яме в Лике, в дремучем лесу, мы все видели такое по телевизору. Скоро я смогу платить за телефон. Куплю себе мобильный с карточкой, чтобы эти мои гады не увидели, что у меня есть деньги.

У них есть кот, его зовут Петар Крешимир, в честь какого-то хорватского короля. Я им сказала:

— Почему бы вам не назвать его Иван Горан Ковачич? Он наш великий поэт, погиб от ножа четника, он был хорватом, вам же так важно, чтобы все были хорватами, но есть хорваты и хорваты, «Яму» Ковачича перевели на свой язык даже японцы и китайцы, а о Петаре Крешимире никто и слыхом не слыхал.

Без толку.

Этот кот нервирует меня не только своим именем. Они постоянно таскают его к доктору, он тощий, похож на восклицательный знак, я его называю Шило.

Я им сказала:

— У него глисты, завезите его куда-нибудь подальше и оставьте, вы слишком много на него тратите, по двести динаров за каждый осмотр, он столько жрет, а такой тощий, лучше бы вы на те деньги, которые отдаете ветеринару, купили мне нитроглицерин в спрее, в Австрию часто кто-нибудь ездит…

— Бабуля, — сказала мне внучка, — неужели ты приревновала нас к Петару Крешимиру? Ты тотально впала в детство.

Я промолчала. Мы живем в мире, которым правят домашние животные. У малышки Кики, она внучка товарища Иосипа, был кот Томислав. Когда он издох, ему было пятнадцать лет, они все плакали так, как будто умер товарищ Тито.