Неискушенные сердца

— Нет. Но мы обе собираемся на себе испытать материнство, — ласково улыбнулась ей Табризия.

Когда она вошла в спальню, Парис пил виски — Сдается мне, на всех нас лежит проклятие, — в отчаянии вымолвил он.

Она знала, что хотела бы ему сказать. Но приходилось быть очень осторожной, взвешивать каждое слово, чтобы не затронуть лишний раз его и без того расстроенные чувства.

— Хотя, — Парис покачал головой, — это, наверное, не проклятие, а моя вина! — Он посмотрел жене в глаза, и она увидела в них невыносимую боль. — Мне было ужасно трудно растить их. С самого момента их рождения я считал, что близнецы стали причиной смерти нашей матери. Они действительно очень преданы друг другу, но, клянусь, любовь моя, я никогда не подозревал, что у них какие-то неестественные отношения!

— А их и нет! — возбужденно воскликнула Табризия — Послушай меня, дорогой! Ты ни секунды не должен мучить себя, думая, что Александр — отец ребенка Он просто бросился защищать ее, он всегда так поступает. Он и сам не понимал до конца, что говорил. Ты знаешь, его единственное желание — взять вину сестры на себя.

Парис посмотрел на Табризию со слабой надеждой

— Ты думаешь, может, они просто врут?

— Александрия действительно беременна, но я убеждена — Алекс ни при чем. Я попытаюсь уговорить ее рассказать мне об отце ребенка, и мы с тобой решим, как действовать дальше.

— Тысяча чертей! — снова вспылил Парис — Я знал, что Шеннон такая Но я и понятия не имел, что маленькая Александрия тоже ночная подстилка

— Ночная подстилка? Ты и обо мне так думаешь?

— Конечно, нет, дорогая! Иди сюда. Я очень сожалею, что взваливаю на тебя такую тяжесть, но иногда моя проклятая семья доводит меня до белого каления. — Он привлек ее к себе, усадил на колени и коснулся губами виска.

— Ты такая стройная! Ты действительно уверена, что ждешь ребенка?

— К ноябрю у тебя будет сын, — пообещала она.

— А я думаю, внутри сидит крошечная девочка, вроде тебя, — Парис довольно улыбнулся.

— А может, там двое, — пошутила она.

В ту же секунду улыбка исчезла с его лица.

— Даже не думай об этом! Боже мой, я до смерти боюсь, как ты родишь хотя бы одного ребенка!

— Со мной все будет в порядке. Я так страстно хочу дитя, что ничего не может случиться. А с Александрией я поговорю.

— Узнай имя. И через неделю я их обвенчаю, — мрачно поклялся Парис Кокберн и крепче обнял жену.

В июне у Дугласов и Ленноксов были свадьбы. Дамаскус и Табризия подхватили Шеннон и Венецию и повели их в комнату Александрии. Табризия заперла дверь, все столпились у кровати.

— Что случилось? — спросила Шеннон.

Табризия тихо сказала:

— Александрия собирается рожать. Но отказывается назвать имя отца.

— О моя девочка! — воскликнула Шеннон. — Ты не знаешь, кто отец?

— Конечно, знаю! — негодующе воскликнула Александрия.

— Дорогая, мы все любим тебя. И единственное, чего хотим, — помочь тебе. Пожалуйста, скажи, кто он, и увидишь, как просто можно все уладить! — воскликнула Табризия.

Александрия тяжело вздохнула.

— Сначала я опозорилась, отправившись в тот рейд на Хантли, а потом опозорилась, забеременев.

— Так это один из проклятых Гордонов? — воскликнула Шеннон. — Парис убьет его!

— О Боже! Так не Адам ли Гордон? Неудивительно, что ты молчишь, — догадалась Табризия, чувствуя огромную тяжесть, придавившую ее.

— Когда он об этом узнает, наверное, разверзнутся небеса, — покачала головой Шеннон.

— Ради Бога, не говорите ему ни слова до свадьбы! — взмолилась Дамаскус.

— Все было ужасно, Александрия? — спросила Табризия, воображая наихудшее.

— Это было неизбежно. Адам Гордон и я влюбились друг в друга с первого взгляда, — тихо призналась она.

— Ты хочешь сказать, что тебя не насиловали?!

Венеция была в шоке от мысли, что кто-то из них по своей воле мог улечься в постель с кем-то из Гордонов.

Александрия без всякой надежды посмотрела на Табризию и повторила ее собственные слова:

— Ну, теперь ты видишь, как «все просто можно уладить»?

— Да уж, — фыркнула Шеннон, — только одна из нас может взять на себя смелость сообщить новость Парису.

Все посмотрели на Табризию.

— О, пожалуйста, только не я! — взмолилась она.

— Кроме тебя, некому — согласилась с сестрой Дамаскус. — Но только после свадьбы!

— Он же без ума от тебя, — заявила Шеннон.

Александрия робко посмотрела на Табризию.

— Ты носишь его наследника. Ничего плохого он тебе никогда не сделает. — Она умоляюще взяла ее за руки. — Пожалуйста, спроси Париса, можем ли мы с Адамом пожениться?

— Он не хочет подписывать даже мировое обязательство по приказу короля, — напомнила Табризия. — Как я могу просить его подписать ваш брачный контракт?

— Ты знаешь как, — насмешливо сказала Шеннон.

— Ты одна имеешь над ним власть, — чуть не плача, просила Александрия.

— Как только завершится свадьба и вы вернетесь в замок, я попробую сказать ему, но положительного результата не обещаю. Он непредсказуем, у него же темперамент вулкана.

— Да, он взбесится, — прошептала Дамаскус, еле дыша, и получила сильный толчок в бок от Шеннон.

Прибывший Магнус предоставил приехавшую с ним Маргарет самой себе, а сам, взяв под руку Табризию, повел ее в толпу гостей, несказанно гордясь дочерью и демонстрируя всем ее красоту. Когда она объявила отцу, что скоро он станет дедушкой, его лицо расплылось в улыбке и оставалось таким весь день.

— Не значит ли это, что ты наконец уступила, дочь моя? — подмигнул ей Магнус.

Табризия шлепнула отца по руке и густо покраснела, чем доставила ему еще большее удовольствие. Ее поразило, как он постарел с момента их первой встречи, и она поклялась себе, что впредь станет навещать его почаще.

Маргарет сумела увлечь Париса в уединенный уголок. В ярко-оранжевом наряде, подчеркивавшем ее смуглость и красоту, она была сегодня необыкновенно броской.

— Ты хороша как никогда, Маргарет, — сделал ей комплимент Парис. — Клянусь, ты ведьма — каждый раз кажешься года на два моложе, чем прежде.

Ее глаза недобро засветились.

— А ты меня удивляешь, Парис, Ты женился на девице, побывавшей с другим. Я думала, ты не подбираешь чужие объедки.

— Но я не ревную, Маргарет, — как можно сдержаннее постарался ответить Парис.