Неисправимый бабник. Книга 2
Шрифт:
– Пристрелю как собаку. Я не позволю издеваться над своей дочерью. Обманул девчонку, теперь сиди, не рыпайся. Ни в какое обшежитие тебя никто не отпустит. Что я скажу у себя на работе? Что зять-голодранец сбежал? Я этого не могу сказать. От моей дочери никто убегать не должен, это есть позор. Я на Вале женился, нам было трудно, но я никуда не убегал. Так и ты должен делать. Ребенок у вас будет.
– Это ребенок не…
– Замолчи, подлец! – закричала Лиза. – Я только с тобой была в постели, а больше ни с кем. Папа, скажи ему!
– Ну хорошо, хорошо, не волнуйся, это вредно, – сдался Витя. – Здесь так душно, позвольте мне выйти подышать воздухом. Надеюсь,
– Иди, черт с тобой, – сказала Лиза и ушла на кухню.
– Через час чтоб был здесь, – приказал тесть.
– Мы вот что решили, – сказал Никандр Иванович, когда Витя вернулся с прогулки. – Поезжайте на лето к матери. Надеюсь, бандеры не посмеют задушить твою жену.
– Только в объятиях…
– Молчи, не перебивай. Билеты на поезд я вам уже заказал, поезжайте, в конце августа вернетесь. Я тут от вас отдохну малость, через неделю Валя приедет. Вот вам триста рублей на дорогу.
Анна, мать Вити, одна-одинешенька после гибели мужа, была необычайно рада невестке. Еще одна женщина в доме, такая статная, такая красивая, ручки белы, ногти крашены, с модной стрижкой и белой кожей лица. Отоспится после дороги, а потом начнет помогать по дому.
Но подходила к концу вторая неделя, а невестка на свежем воздухе спала почти круглые сутки. Она просыпалась и сонная как муха приходила к столу во время завтрака, обеда и ужина и тут же отправлялась на сеновал. Лиза была тихая, как мышка, спокойная, как мамонт. Витя даже радовался, что она перестала пилить его по поводу и без повода. Его только беспокоило ее состояние. Не может быть, чтобы человек так много времени отдавал сну.
– Это с дороги, сынок, – успокаивала его мать. – Не буди ее, будь снисходительным к ней. Она чужая, издалека, у нее, кроме нас, никого из близких здесь нет. Отоспится и тогда мне начнет помогать. Вон сосед Николай Гамор привел свою жену на побывку, так она весь дом в чистоте содержит, свекрови помогает, а ведь она тоже ученая… шесть классов окончила.
– Да, она грамотная, просто ужас, – сказал сын.
Через две недели Лиза проснулась где-то около часу дня и стала наблюдать, как Витя готовит обед.
– Давай-давай, это хорошее начало, надо его развивать. Наконец ты стал признавать равноправие между мужчиной и женщиной.
– Присоединяйся, – сказал Витя робко.
– Фи, еще чего. Буду я тут в грязи возиться!
– Попробуй, хоть раз обед приготовь!
– Ты сначала отвези меня на рынок на такси, снабди деньгами, я все куплю, потом поставь мне газовую плиту, потому как я эту печку, что вы топите дровами, не приемлю, знать ее не хочу, она из прошлого века. Если бы моя мать увидела, она бы за голову схватилась. Боже, куда я попала, в какую дыру ты затащил меня! Мамочка, приезжай, забери меня отсюда. Я сейчас сяду, напишу ей письмо, нет, дам телеграмму… Слушай, снеси мою телеграмму. Тут написано: «Мамочка моя золотая, приезжай, забирай свою Лизоньку, потому как она в муках страшных здесь пребывает». И подпиши: «Лиза».
– Не паясничай, а попробуй растопить печь, а я помогу.
– Не хочу.
– Тогда пойди прогуляйся. Что ты лежишь все время, сколько можно? Я уж врача собирался вызвать. Может, ты больна?
– От сна и лежания еще никто не умер. У тебя тут раскладушка есть?
– Нет, а что?
– Жаль. А то я бы днем на воздухе поспала в тенечке, под яблоней. А как насчет работы? Переводись на заочное отделение, почему ты с этим тянешь, никак не пойму.
– Я не собираюсь переводиться на
заочное отделение.– Ах так? Тогда я одна буду растить нашего ребенка.
– Коллективного ребенка, – добавил Витя. – У тебя синяки уже прошли или нет? Покажи!
– Подлец, – сказала она, отвернулась и расплакалась.
– Что ты плачешь, невестушка дорогая, кто тебя обидел, скажи? – спросила мать Вити.
– Ваш сын меня все время обижает. Я скоро сбегу от вас, я не могу так больше.
– Не переживай, я пристыжу его. Мой муж, царствие ему небесное, никогда меня не обижал, я ни разу не плакала из-за него. Он не должен нас позорить. Мы знаем, что ты с далекого чужого краю приехала к нам и здесь никого из родных у тебя нет. Ты, если что, сразу обращайся ко мне, я тебя всегда поддержу. Ты случайно не больна?
– С чего вы взяли?
– Ты уже две недели как лежишь, по-моему, на одном и том же боку. У тебя бок не болит разве? Завтра мужики придут траву косить, может, ты поможешь мне закуску им состряпать, невестушка, а?
– Мне нужна газовая плита, и я тогда могла бы сварить кофе, а остальное я не умею. У нас дома мать все делала, а поскольку я одна в семье, мать меня жалела, к плите не подпускала. Вы сына обучите, он должен готовить пищу, а не я. Я – украшение дома. Я красивая, правда?
– У нас весь дом держится на женщине. Мой муж никогда у плиты не стоял. Мне было бы стыдно, если бы он картошку жарил, например, а я бы в кровати валялась в это время. Не знаю, как это у вас, что за порядки такие. У меня в голове все это не укладывается. Но мой сын не должен тебя обижать: видел, на ком женится. Я скажу ему об этом.
– Фи! Это я его осчастливила. У меня папочка – полковник, а он кто? Крестьянский сын. Я советская аристократка, а он советский плебей.
– Дочка, ты так учено говоришь, я не пойму тебя. Мне бы очень хотелось, чтоб у вас было все хорошо. У тебя, я вижу, пальчики розовые, ручки белые, а за ногтями грязь, как у меня. Нехорошо.
В субботу пришли десять мужиков косить сено вдове Анне, матери Виктора. Дело в том, что правление колхоза никому не препятствовало косить при условии, что шесть центнеров вы заготовили и отдали колхозу, а седьмой центнер забираете себе. Витя тоже взял косу и пошел косить, но плелся сзади. Мужики косили как косилка, и даже лучше, аккуратнее.
Вечером – обильный ужин, и самое главное, полно самогонки крепостью под шестьдесят градусов. После нескольких тостов кто-то затянул песню «Ой вы, очи, очи дивочи», и снова раздался звон бокалов. Тут и Лиза вышла из берлоги, стряхивая с себя сон.
– Здорово, невестушка! – зашумели все. – А пойдешь ли ты с нами в пляс-перепляс, а?
– Пойду, коли уважите, – улыбнулась Лиза.
– Уважим, конечно, уважим, а то как же? Эй, Ваня, налей ей полную кружку крепака! Выпей с нами, дочка, малость, а то твой муж не пьет, не уважает нас, и зря: мы его все любим и уважаем, вот в помощь ему пришли, а то глядим, он в одиночестве с косой воюет.
– Ваше здоровье! – сказала Лиза и выпила кружку самогона до дня не моргнув глазом.
– Вот это наш человек, – сказал Митрий – сосед. – Может, осилишь еще? Эй, принесите граненый стакан! Негоже, чтоб такая красивая женщина из кружки тянула. Только вымойте стакан тщательно!
Лиза, широко улыбаясь, взяла граненый двухсотграммовый стакан, запрокинула голову и выпила так же легко, как и первый, и даже поцеловала в донышко.
– А теперь бывайте, мужики, спасибо, уважили. Я пойду досыпать.