Неисторический материализм, или ананасы для врага народа

– Ну все, пока хватит, – сказал Андрей. – Я пошел.

– Как пошел? Куда пошел? – забеспокоился Сергей. – А поесть? У меня же на утро никакой жратвы нет.

Андрей вздохнул.

– В круглосуточный бежать?

– Нет, нет и нет, – капризно заявил Сергей. – Там сейчас только засохшие бутерброды для алкашей. Пошли в «Русскую трапезу». И, кстати, где мой холодильник?

– Не все сразу. Барсов сказал, холодильник – через неделю.

– Почему через неделю? Как через неделю? А как же я…

– Так же, как твои соседи. Между рамами положишь. Зима на дворе.

Сергей обреченно вздохнул. Дикие времена!

Наконец Сергей счел, что обеспечен всем необходимым до следующего вечера. Они с Андреем были оба совершенно измотаны.

– Половина двенадцатого, – посмотрел на часы Андрей. – Спокойной ночи.

– Давай хоть пройдемся перед сном, – позвал Сергей. – Представляешь, погуляешь по зиме и вернешься в лето.

– Нагулялся уже, – пробурчал Андрей, – пока за водой бегал.

Но послушно натянул свой дурацкий тулуп, и они вышли во двор. Мороз был довольно крепкий. Снег скрипел под ногами. Фонари не горели, но ярко светила полная луна, отбрасывая голубоватые отблески на снег. Вкусно пахло дровами из сарая. Сергей задрал голову:

– Звезды, – удивился он. – Близко как!

– Это потому что кругом темно.

– Да нет. Я же ведь как-никак за городом и у нас бывал – дачи, шашлыки, байдарки и прочее. Звезды, хоть и из леса, все равно у нас не так выглядят.

 Андрей поморщился. Он предпочитал, чтобы такие вещи, как леса, дачи и свежий воздух, происходили с другими людьми, по возможности, подальше от него и его лаборатории.

– Темнота! – вздохнул он.

– Темнота! – с готовностью согласился Сергей. – Прямо непохоже, что это город.

– Да нет, – пояснил Андрей. – Это ты – темнота. То, что звезды кажутся близко, результат ненасыщенности космоса всяким хламом. Загрязнение космоса предметами искусственного происхождения предвидится гораздо позже.

За двором чернели поля деревни Лапшино.

– Странно, – сказал Андрей, помолчав, – как они все ринулись тебе помогать.

– Дело не во мне, наверное. Просто у них психология такая.

– Да, – согласился Андрей. – Наши бы не сбежались.

Они оба молчали, глядя на погруженный в сонную темноту мир – мир то ли призраков, то ли грез, давно ушедший и такой реальный.

– Наши бы просто не заметили, – сказал Сергей.

– Дома большие, – кивнул Андрей.

– Да еще телевизоры с компьютерами. От них не оторвешься.

– Не оторвешься, – согласился Андрей. Это он знал по себе. – Так значит, ты им был вместо телевизора, – довольно сказал он. Сергей кивнул.

– Ну, я пошел?

– Спокойной ночи, – кивнул Сергей и отошел от него на положенные семьдесят сантиметров. Он даже не заметил, как Андрей исчез. Был – и нету. Сергею сразу стало невыносимо одиноко. Вот рядом его следы на снегу – а сам Андрей уже за шестьдесят лет от него. Не дойдешь, не доедешь.

Потом он вспомнил своих соседей, уютный диван, который дожидался его в квартире, и потихоньку приободрился. Хотя, если вспомнить, какой год на дворе…

– Интересно, кто из них меня заложит, – пробормотал Сергей и пошел домой.

В темноте было почти не видно, как в окне второго этажа тихонько колыхнулась белая занавеска.

VII

Рано утром в лаборатории Барсов снова и снова прокручивал записи разговоров супругов Хворовых.

– Невероятно, – бормотал он, – какое полное отсутствие любопытства.

Супруги болтали целый час перед сном, ни словом не упомянув его пластмассовые ведра, авангардную для того времени одежду и суперобои. Николай Васильевич заметил, что Сергей – приятный молодой человек, выразил надежду, что он будет хорошо работать, а Раиса Кузьминична пожелала, чтобы он поскорее женился и наладил художественную самодеятельность в институте.

– Надо будет обсудить этот вопрос на следующем партсобрании, – зевнула она, и чета Хворовых погрузилась в спокойный глубокий сон.

Их утренние разговоры касались уже работы. Было ясно, что они воспринимали Сергея как своего соседа и коллегу – но не более того.

– Черт знает что! – злился шеф, думая, как задеть любопытство соседей, которое, наконец, перерастет в зависть. – Не с чем работать. Чем же их, черт побери, подцепить?

Он вставил диск с разговорами в инфаковской аудитории, где Сергей преподавал английский. Там его ждали некоторые открытия.

– Нинка, – послышался голос «комрад» Секретаревой. – От тебя, что ли, пудрой воняет?

– Тише ты, – прошептала ее собеседница Нина. – Я не пудрюсь. Это Демин мимо прошел.

– Точно, – заржала Секретарева. – Демин пудрится. На каждой перемене коробку достает. У него и тетради все жирные от пудры.

Барсов не сразу вспомнил, что его современницы о компактной пудре еще не подозревали, а пудру добывали из круглых коробочек, где она лежала в виде тошнотворно пахнущего розового порошка. Вместо пуховок использовали неопрятные ватки.

– А на зеркальце-то, – захихикала Нина, – фотографию Орловой прилепил.

– А как ты думаешь, – спросила Секретарева, – Бахметьев пудрится?

– Чем-то от него пахнет таким, – задумалась Нина. – Но не пудрой, по-моему.

– Как он одевается смешно, – фыркнула Секретарева. – Ножки тоненькие…

– Пиджак приталенный, как у барышни, – подхватила Нина. – Пижон! Интересно, – задумалась она, – откуда он английский так здорово знает?

– Здорово знает, – согласилась Секретарева. – Скоро арестуют, наверное.

– Наверное, – согласилась Нина.

На этом Бахметьев был забыт.

Барсов задумался. То ли переодеть Сергея, то ли подождать пока… «Подождать! – решил он. – Не менять же планы из-за двух глупых девчонок».

В семь тридцать к нему присоединился Андрей. Хотя он понимал, что этой ночью произойти ничего еще не могло, он был разочарован, когда ночной дежурный, передавая ему смену, сообщил, что ночь прошла без приключений.

– Спал как сурок, – коротко сказал дежурный сотрудник, вернее, младший научный сотрудник Слава. – В отличие от меня, – скорбно добавил он и отправился отсыпаться домой к жене.