Неизвестные солдаты, кн.1, 2

Немецкие летчики жили на широкую ногу. Занимали лучшие дома. Обеды им готовили по заказу. Не переводились у них голландский сыр, шоколад, шпроты, вина и коньяки. И еще капризничали – в столовой били тарелки, если не нравилось что-нибудь. Ходили они сытые и довольные. Лишь иногда, если не прилетали с бомбежки один-два самолета, веселье ненадолго стихало. С тех пор как фронт подвинулся к Десне, самолеты с заданий не возвращались все чаще. Но немцы были уверены, что это последние схватки. Уверен был в этом и Ракохруст. Он надеялся проболтаться в рабочей команде до конца войны. Потом немцы учтут, конечно, его заслуги… Но нелепый случай расстроил все его планы.

Полк далеко продвинулся на восток. Боеприпасы для него доставляли из самой Германии. Часто бывали перебои. А однажды бомб не привезли вообще: поезд был спущен под откос где-то около Минска. Количество боевых вылетов сократилось до минимума. Рабочая команда двое суток отдыхала. А потом немцы придумали выход. С деревообделочного завода привезли чурки и колеса для телег. Все это грузили в самолеты вместо бомб. Вечером, возвратившись с задания, немцы долго пили вино в столовой. Оттуда доносились взрывы хохота.

На следующий день комендант послал Ракохруста с десятком пленных за бочками. Их свезли к отхожему месту. Задыхаясь от вони, пленные вычерпывали яму. Когда бочки были полны, немцы заставили закупорить их, а потом обмыть водой из пожарных шлангов. И только когда бочки подвезли к бомбардировщикам, красноармейцы поняли, в чем дело. Кулибаба бросил на землю брезентовые рукавицы и сказал коменданту:

– Мы грузить не будем.

Толпившиеся вокруг летчики умолкли. Комендант перестал улыбаться.

– Вы вообще не имеете права использовать пленных на военных работах, – громко говорил Кулибаба, – А это, – ткнул он ногой бочку, – это издевательство. Мы отказываемся и протестуем!

– Что-о-о? – подходя ближе, спросил комендант.

Кулибаба побледнел, но повторил твердо.

– Это издевательство.

Комендант чуть присел и снизу вверх ударил в подбородок. Кулибаба, ахнув, упал навзничь, на руки товарищей. Ракохруст сунулся к немцу, хотел объяснить, что они не отказываются, они погрузят все, но комендант, не слушая, ударил Пашку под дых.

Кулибаба сел, вытирая дрожащей рукой кровь с подбородка. Комендант нацелился было ткнуть сапогом, но громкий начальственный голос остановил его.

– Что здесь происходит?

К пленным подошел майор с крестом на мундире.

– Они отказываются работать! – доложил комендант.

– Почему?

– Это позор! – крикнул Кулибаба, с трудом поднимаясь на ноги. – Как вам не стыдно! Кровью замазались, теперь дерьмом мажетесь! Не нас – себя мажете! Позор! – повторил он, шатаясь от слабости.

Майор пристально посмотрел на красноармейца, на бочки возле самолета. Втянул носом воздух. Все видели: у майора покраснели уши. Возле седых волос это было особенно заметно.

– Освободите пленных от работы, – сказал он коменданту и зашагал прочь, подрагивая на ходу плечами.

Бочки в самолеты пришлось грузить солдатам из роты аэродромного обслуживания. Красноармейцев погнали к сараю. И уже возле самых дверей конвоиры и комендант принялись избивать их. Пашке досталось меньше других. Он шел первым и в сутолоке проскочил в сарай. Кулибабе ударом приклада повредили плечо. А двух красноармейцев немцы втащили в сарай волоком – оба были без сознания.

В этот день им не давали ни пищи, ни воды. А ночью посадили всех в грузовик и повезли. Пашка боялся, что их расстреляют, всю дорогу хныкал и последними словами ругал Кулибабу.

Машина миновала небольшой городок и остановилась возле деревянных ворот; красноармейцев, толкая прикладами, погнали по темному проходу между двумя рядами колючей проволоки. Потом поодиночке, считая, пропустили через узкую дверь. Они оказались на каком-то дворе. Повсюду прямо на земле спали люди.

– Эй, вы что – новенькие? – негромко окликнули их.

– Новые, – сказал Кулибаба.

– Покурить не найдется? Хотя бы на одну затяжку.

– А хлеба у вас нету? – спросил другой голос.

– Иди, товарищ, – позвал Кулибаба. – Сверни папироску и себе и мне. Рука у меня не действует… И скажи, куда это нас привезли.

– Обыкновенно, в лагерь, куда же еще! Гонят и гонят сюда нашего брата. Скоро уже и сесть негде будет. А курева совсем нету, и жратвы дают мало.

* * *

Лето уходило исподволь, незаметно. Зноем дышал август, стелил на дорогах горячую бархатистую пыль. Земля, давно не видевшая дождя, трескалась на открытых местах. У горизонта трудились кучевые облака, розовые на заре и ослепительно белые днем. Висели на одном месте, не меняя своих очертаний, будто дремали.

Спелыми ягодами покрылись ветви черемухи, Дозревали красные гроздья рябины. Но мелкая и горькая уродилась рябина в этом году; пробуя ее, одуевские старики пророчили осень холодную и дождливую.

Необычно рано отправлялись птицы в отлет. Тревожно кричали грачи, собираясь в стаи. Опустели скворечники. Первые цепочки журавлей потянулись на юг, и люди с особенной грустью смотрели им вслед, будто не надеялись увидеть вновь.

Богатая отава народилась на заливных лугах. Но напрасно радовались колхозники, ожидая, что обильным будет второй укос. Лишь в некоторых местах выбилась молодая трава в полный рост, почти всюду на корню съели и потоптали ее коровы и овцы хлынувших с запада многочисленных стад. Им не хватало лугов. Их пасли и на лесных окраинах и на зажелтевших, пожухлых некосях косогоров.

В Одуеве, стоявшем в стороне от магистральных дорог, только по этим стадам и чувствовалось пока приближение фронта. В начале августа гнали коров белорусские пастухи из-под Бобруйска. Гурты были невелики, много скота пало или потерялось в пути. Потом пошли стада из-под Могилева, а во второй половине месяца накатились тысячные гурты со Смоленщины. Беженцы и пастухи несли с собой угнетающую тревогу: неужели и сюда дойдет немец?

Этот вопрос в семье Булгаковых не беспокоил только Людмилку и Славку. Для маленькой Людмилки руки матери были самой надежной защитой от всех бед и опасностей. А Славка хорошо знал, что он будет делать, если к городу подойдет фронт. Вступит в Красную Армию или начнет партизанить в лесу. Славка втайне даже желал этого. Можно тогда проявить себя, чтобы все знали. И вообще интересно.

А пока что, в ожидании великих событий, Славка вместе с Ольгой снабжал семью молоком. Вначале это выглядело необычно и весело: бери ведро, отправляйся за город – и через час вернешься с полной посудиной. Однако вскоре такие походы стали делом будничным и больше не привлекали Славку, а потом и вовсе превратились в скучную обязанность. Каждое утро и вечер на улицах появлялись бабы в платочках, старики и подростки с кнутами. Просили помочь им доить коров. Сами не успевали, потому что на пастуха приходилось по сотне и больше. Молоко у недоенной коровы застаивалось, в вымени начиналось воспаление, вымя разбухало. Коров мучила боль, и они в конце концов подыхали. Много их валялось в те дни у обочин дорог.