Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до «Трудно быть богом»: черновики, рукописи, варианты.
Шрифт:
— Письма следует читать со вкусом, — объявил Алексей Петрович, взял письмо жены и распечатал его нарочито медленно и аккуратно.
„Дорогой Алик!
Пишу тебе на уроке. Ребята страдают над контрольной, и у меня полчаса свободного времени. Давно что-то не получала от тебя весточки и немножко беспокоюсь, не удрал ли ты опять на какую-нибудь Венеру, не спросивши ни позволения моего, ни благословения. Надеюсь — не удрал. Надеюсь — жив и здоров. Надеюсь — помнишь, что у Гришки через полгода день рождения, и что мы будем тебя ждать. Упомянутый Гришка чувствует себя прелестно и все время порывается сказать „папа“, но дальше „мамы“ продвинуться пока все-таки не может и вообще по натуре молчалив и углублен в себя. Валентина Павловна из яслей — ты
Милый Алик, ты пишешь мне про „Джаль Алла“, а я и не читала. Все очень хвалят, даже Дезвиг в „Литературке“ — охотно верю, но… Кончается четверть. Опросы. Контрольные. Подтягивание. Консультации. Петя Сокольников никак не уразумеет формулу Байеса. [11] Лира Алиева окончательно и бесповоротно забыла, чем отличается теорема синусов от теоремы косинусов.
И т. д. и т. п.… и пр. Читаю мало, но зато позавчера поймала с мальчиками телепередачу из Калькутты — показывали очерк „Покорители“, и я полюбовалась и на тебя, и на Володю Юрковского.
11
Th. Bayes (Байес или Бейес) — английский математик XVIII в. Формула (теорема) Байеса относится к теории вероятности, это правило вычисления условной вероятности, т. е. вероятности наступления некоторого конкретного события из группы попарно несовместимых при условии наступления другого, не связанного с этими напрямую, события.
Формула, вообще-то, элементарная, но Петю все равно жалко. — В. Д.
До сих пор не понимаю, ты нарочно споткнулся, когда взбирался на лестницу, или это вышло случайно. Во всяком случае, мальчишки уважительно хихикали и косились на меня, и мне было очень приятно.
Ой, пора кончать. Кажется, Лира все-таки вспомнила разницу — во всяком случае, она уже кончает.
До свиданья, милый! Очень жду твоего письма и буду учить Гришку говорить „папа“.
Алма-Ата, 17.12“.
— Да, — произнес Алексей Петрович, перечитав письмо.
— Действительно, через полгода Гришке — год! Как летит время!.. Ну-с, — и он взял второе письмо.
Вообще же, любые личные взаимоотношения из повести изымались тоже. Как, допустим, по-новому и непривычно смотрится вечно холодный и отстраненный Ермаков в таком вот разговоре с Краюхиным по видеофону…
— Здравствуй, мальчуган, — сказал он. — Как твои бобошки?
Это была старая шутка, еще тех времен, когда маленький Толя с увлечением падал со стульев и со ступенек.
— Как ты меня видишь?
— Отлично, Николай Захарович.
После выхода в свет „Страны багровых туч“ критика ополчилась на писателей сразу с двух сторон. Не умаляя достоинств романа, авторы статей выдвигали претензии к Авторам как по поводу недостаточности описаний производственных конфликтов („Старое борется с новым“), так и из-за слишком большой „приземленности“ повести: где загадки, где фантастика, где воистину космические приключения? Оказывается, в задумках у писателей было и то и другое.
Часть „производственных конфликтов“ удалось вставить в основной текст. Но было и такое:
А он допытывался:
„Значит, если мой приказ будет противоречить приказу министра, вы повинуетесь мне?“
„Да… — Тут я, кажется, с самым дурацким видом облизнулся и добавил: — Здесь мы не в армии, но я выполню любое ваше приказание, если оно не будет противоречить моим убеждениям“.
Он засмеялся.
„Только не воображайте, что я заговорщик. И не думайте, что я прошу выполнять мои приказания. Просто мне хочется знать, какой
линии поведения вы будете придерживаться в случае необходимости нарушить приказ министерства.Очень рад, что нашел в вас дисциплинированного и знающего службу офицера“.
Я тоже был рад, честное слово, стоило только мне взглянуть в его холодные серые глаза, беспощадные, как железо.
„Все же я хотел бы знать…“ — рискнул спросить я.
„Я вам объясню. Вернее, намекну, но вы поймете. Дело в том, что, к сожалению, не все в министерстве одинаково заинтересованы в успехе нашего предприятия“.
Он дружелюбно улыбнулся и проводил до дверей. Действительно, здесь было над чем подумать. Нужно держать ухо востро, капитан Громыко! Хотя я совсем не ожидал, что в таком благородном деле, как межпланетный перелет, придется столкнуться с какими-то грязными интригами. Краюхин и Строгов не такие люди, чтобы заниматься дребеденью. Им мешают, это ясно. А мы им поможем.
Иногда в первоначальном варианте Венера представлялась более загадочной.
Удалось восстановить эпизод с кинокамерой Крутикова, которой он снимал мираж леса. В публиковавшихся вариантах, проявив пленку, он увидел лес и понял сразу, что это мираж, а не галлюцинация. В первоначальном, а теперь восстановленном — пленка оказывается пуста. Крутиков просто позабыл снять колпачок с объектива и потом еще долго ломает голову, что же это было.
Нынешнему, избалованному фантазией современных авторов читателю, возможно, и покажется вполне обычным исчезновение.
Спицына, а затем его появление в глазах заболевшего Дауге. („Ну, подействовала на него Венера каким-то особым излучением, и он все время находился с ними, но они его не видели, не ощущали, а вот Дауге заболел венерианской болезнью и сразу его увидел…“)
Нижеприведенный отрывок был также изменен. Но вот почему? Есть несколько предположений (можете придумать свое): низведение фантастики до уровня производственного романа („Мистика какая-то, такого не может быть, это не научная фантастика, поэтому не будем забивать читателю голову такими пред положениями“); опять же „герой без страха и упрека“ („Человек в будущем будет более здоровым, иначе к чему тогда эти нормы ГТО и остальные усилия партии и правительства, направленные на улучшение физического здоровья советского человека? А тут в космос отправляются какие-то сплошь болезненные люди: один заразу подхватил, другой ногу растянул, третий — неврастеник, истерики устраивает, а у этого еще и глаза болят…“).
Алексей Петрович с неохотой согласился на поход вдвоем, но ничего не случилось. После двухчасовых блужданий друзья направились к „Мальчику“. У капитана страшно болела голова, оттягивали плечи мешки с образцами. („Долго они еще собираются таскать свое золотце в машину? И так уже спать негде…“)
Автомат казался непривычно тяжелым. „Неужели заболеваю?“ — испугался Алексей Петрович. Перед глазами качались надоевшие до зубной боли скалы, груды валунов, дымная пелена на севере… Все кружилось, кружилось, плыло как во сне. Хотелось лечь и заснуть, забыться… „Бу-бу-бу-бу“, — привычно, дремотно гудела Голконда.
Дикий вопль Вальцева, грохот выстрелов, вспышки заставили его очнуться. Геолог, шедший в двух шагах впереди, нелепо приставив автомат к животу, палил прямо перед собой в ущелье между двумя огромными валунами. Пули высекали искры на их серых гладких боках. Капитан сбросил с плеча мешок, выдернул из-за пояса гранату и кинулся к Вальцёву:
— Что такое? Что?..
— Бей его, Леха! Вот он, на гребне!
Но Алексей Петрович вдруг почувствовал страшную резь в глазах и, невольно застонав, поднял руку с гранатой к лицу, остановился. В глазах зарябило, забегали ослепительные круги, вспышки света, потом стало темно. Как сквозь плотный туман донесся испуганный крик Вальцева, новая автоматная очередь.