Неизвестный Алексеев. Неизданные произведения культового автора середины XX века (сборник)

Шкаф наконец-то скрылся в фургоне.

«А что если и правда? – думал Д., поднимаясь по лестнице. – А что если и в самом деле? А что если старухино пророчество сбудется? А что если действительно скоро конец? Шкафы какие-то тащат. Переезжают куда-то. Бегут куда-то, бегут! Отчего бегут? Зачем? С какой, собственно, целью? Всё одно к одному, – продолжал думать Д., входя в свою крохотную однокомнатную квартирку, затворяя за собою дверь, снимая плащ и вешая его на вешалку. – Всё вызывает подозрения. Всё наводит на мрачные мысли. Всё как-то тревожно».

Комментарий

В автобусе кого только не увидишь, на что только не насмотришься! Интересно ездить в автобусе. И всё же пользование автобусом, как, впрочем, и другими видами городского общественного транспорта, слегка утомляет, а иногда и довольно сильно раздражает. Бывают случаи, когда из автобуса вылезаешь разъярённым и даёшь себе честное слово никогда, ни при каком случае в него более не влезать. Но, естественно, о данном себе слове быстренько забываешь, и снова едешь, и снова стоишь у окошка, поглядывая на знакомые физиономии проплывающих мимо домов, или стоишь, держась за металлическую штангу под потолком и стремясь сохранить равновесие на крутых поворотах. Хуже всего, если с автобусом вдруг случается какая-нибудь неприятность, если он останавливается в необычном месте и водитель объявляет, что всем придётся выйти, что сзади движется точно такой же автобус, на который и следует садиться. Что же касается пьяных, то их почему-то все любят и стараются их ничем не беспокоить, и проявляют по отношению к ним нежную заботу. А вот собак любят не все, хотя они куда симпатичнее пьяных и вполне заслуживают всеобщей любви.

Эпизод третий У них были имена

– Нет, нет, не может быть! – воскликнул Д., войдя в комнату и остановившись посреди неё как бы в растерянности. – Чепуха! Какой там конец света! Какое там светопреставление! Сумасшедшая, одичавшая старуха! Что-то нашамкала! «Недельки через три»! Бред! Пророчица с помойки! «Но ешли шкажать, не поверят»! И правильно сделают, что не поверят! И молодцы, что не поверят! Кто же может в такое поверить? Нельзя же, нельзя же в такое поверить! Бред! Ахинея! Сущая ахинея!

Д. подошёл к аквариуму с рыбками, стоявшему у самого окна, и стал разглядывать то, что видел уже множество раз.

Аквариум был большой. На дне его был насыпан крупный желтый песок и лежали разноцветные камешки. Из песка росли тонкие розовато-зелёные водоросли. Они были длинные. Их концы плавали на поверхности воды. На стенках аквариума висели улитки. Они сонно шевелили усиками и медленно, еле заметно перемещались. Из стеклянной трубочки струились мелкие прозрачные пузырьки и взлетали вверх, и лопались там, наверху, и исчезали бесследно. Красавицы-вуалехвостки, не торопясь, проплывали туда и сюда. Их роскошные, прозрачные, нежные, длинные, гибкие хвосты извивались, струились и трепетали. Их маленькие рты непрерывно открывались и закрывались. Их выпуклые тёмные глаза, казалось, ничего не видели. Две рыбки были бледно-золотистого оттенка, а две другие – голубоватые.

Д. постучал пальцем по стеклу. Рыбки тут же подплыли. Они смотрели на Д. сквозь воду и сквозь стекло. Они радовались, что Д. наконец-то вернулся домой после долгого отсутствия. Они любили Д. И Д. любил их. И мог любоваться ими часами. Рыбки были похожи на прекрасных женщин в прекрасных платьях, на прекрасных длинноволосых русалок, на прекрасные цветы и ещё на что-то нежное и прекрасное. Рыбки были молчаливы, и это тоже очень нравилось Д. У них были имена, и Д. был уверен, что они на них отзываются. Одну из золотистых, ту, что была покрупнее, звали Амалией. Другую золотистую звали Сильфидой. Голубую с тёмным пятнышком на верхнем плавнике Д. назвал Поликсеной, а голубую без пятнышка именовал Харитой. Д. гордился своими рыбками, их изяществом, их благородством, их воспитанностью. Когда приходили гости, он подолгу и вдохновенно рассказывал о них, а гости наперебой восхищались и изумлялись. Д. был уверен, что у него были самые лучше, самые породистые, самые сообразительные и, несомненно, самые очаровательные вуалехвостки во всём городе, а может быть, и во всей стране, а может быть, даже и во всём мире. Рыбки украшали его жизнь, дарили ему минуты чистого и высокого эстетического наслаждения, утешали его в трудные дни и доставляли приятные, необременительные заботы. Некоторые трудности возникали только тогда, когда Д. ненадолго, по делам или на время летнего отдыха, покидал город. Тогда приходилось оставлять соседям ключи от квартиры, чтобы те могли кормить этих красоток и следить за состоянием их хрупкого здоровья. Лишь однажды вполне беспечальное бытие рыбок было омрачено драматическим событием. В отсутствие Д. в его квартиру проник соседский кот, животное, тоже не лишённое изящества, но, естественно, хищное и кровожадное. Завидя вуалехвосток, он тут же принялся их ловить, погружая в аквариум то одну, то другую лапу с выпущенными когтями. Пострадала, да и то чуть-чуть, только Сильфида. Кота вовремя схватили и удалили из жилища Д., прочитав ему при этом длинное, но, как видно, вполне бесполезное нравоучение.

Сообразив, что Д. не намерен их кормить, красавицы отплыли вглубь аквариума, пошевеливая своими восхитительными хвостами. «Нет, – подумал Д., – светопреставление – это абсурд. Надо выкинуть это из головы. Надо позабыть об этом».

Он подошёл к своему письменному столу. Здесь, за столом, он занимался своим любимым делом. Следы этих занятий были разложены на столе. Он стал рассматривать их и перебирать их руками. Он сложил их в стопочку, потом раскинул их веером и после снова разложил по всему столу.

Дело, которому предавался Д. в свободное от работы время, было невероятно трудным, чрезвычайно важным и бесконечно увлекательным. Это было дело его жизни, его услада, его мука, его надежда и его спасение. Это был его крест, его подвиг, его великая миссия. Это был тенистый, благоуханный оазис в безбрежной пустыне его смешного, никому не нужного и мало кем замечаемого одиночества. Здесь цвели причудливые цветы его воображения. Здесь были владения его гордого, надменного разума. Здесь было прибежище его застенчивой души. Плоды его деяний обещали быть прекрасными. Они могли бы многих порадовать. Они могли бы возвысить Д. над миром и обессмертить его.

Работа, которой Д. был вынужден жертвовать лучшие часы своих дней, была нудной, отвратительно однообразной и почти бессмысленной. Д. долго маялся. Он чувствовал, он знал, он верил, что способен на большее, на гораздо большее. И он отыскал для себя подходящее дело. Сначала оно потрясло его своим величием. Потом испугало своей сложностью. Начались сомнения: а стоит ли браться? А стоит ли время тратить? А стоит ли штаны просиживать? А стоит ли предстоящая игра дорогих, быстро сгорающих свеч? Сомнения длились. Сомнения казались непреодолимыми. Сомнения толпились вокруг Д. непрестанно. Но в один прекрасный день Д. стукнул кулаком по столу и сказал: «Начинаю!» И начал. И дело пошло, дело стало спориться, дело стало получаться, стало обретать зримые формы, осязаемую реальную плоть и определённые размеры. Дело было уже живым, тёплым. Оно дышало. У него появился свой особенный, терпкий запах, свой характер, свои повадки. Д. влюбился в своё дело без памяти и уже не мог без него обходиться. Он постоянно размышлял о своём деле. Он думал о нём на работе, на улице, в городском транспорте, в гостях, в музеях, на выставках, в театре и в кино. Ему хотелось сделать своё дело как можно лучше. Ему хотелось предельного совершенства. Он говорил себе:

«Дело надо делать как следует. В дело надо погружаться с головой. Делу следует отдаваться целиком. Ради дела надо всё бросить и всё позабыть. Делать – так делать. Взялся за гуж, не говори, что не дюж. Делу время – потехе час. Сделал дело – гуляй смело. Достойные дела украшают мужей».

И он делал своё дело достойно. И он погружался, отдавался, всё бросал и всё забывал. И теперь уже было непонятно – дело при нём или он при деле. Дело было явно выше его самого. Он смотрел на своё дело снизу вверх, он перед ним благоговел, он перед ним преклонялся. И вспоминая о тех временах, когда он томился без дела, когда не было у него настоящего, стоящего дела, он спрашивал себя: как же я мог существовать без дела? Как же я мог бездельничать так долго? Как же я мог годами валять дурака, бить баклуши и считать ворон? И было ему это удивительно.

Признаться, обретённое им важное дело доставляло ему не только радости, но и печали. Из-за него, из-за этого самого дела, Д. лишился жены. Жена его, женщина привлекательная, неглупая, но, пожалуй, слишком практичная, сразу же стала относиться к делу настороженно. Оно казалось ей странным и вовсе необязательным. Оно казалось ей бесперспективным. Оно казалось ей блажью и даже глупостью. Вокруг все занимались другими делами, вполне серьёзными, несомненно, нужными и, без сомнения, благодарными. Дело Д. представлялось ей совершенно неблагодарным. «Вот, – говорила она, – Шушканцев поступает в аспирантуру. Года через три будет защищаться. Перед ним откроются перспективы, дали и горизонты. А Чурилин уже защитился. Перед Чурилиным всё это уже открылось, Чурилин на коне, Чурилин скачет в гору. Скоро он будет на вершине. Все ему уже завидуют, а после начнут прямо-таки помирать от зависти. А Голованов нашёл своё счастье в административной деятельности. Он уже поглядывает на всех с усмешкой, он уже знает себе цену. К нему же за неделю на приём записываются. А Кузовлев? Ты погляди, погляди на Витьку Кузовлева! Он же твой ровесник! А к нему уже вообще не подступиться! Я недавно на улице ему кивнула, а он прошёл, будто и не заметил. Прошёл несколько шагов и уселся в машину с шофёром. А ты, бедненький, отыскал себе дельце по вкусу. Тюфяк! Ты же способный мужик! Да если бы ты захотел!.. Но почему-то не хочешь.

Я согласна, что у каждого содержательного мужчины должно быть хобби. Это понятно и даже полезно – отвлекает от всяких глупостей. Но ты же всё забросил! Всё позабыл! От всего отрёкся! Ты спишь на работе, а по ночам торчишь за своим столом, трудишься! Ну развлекайся своим делом, забавляйся им на досуге! Но надо ведь заниматься и чем-то путным! Надо иметь какую-то цель! Жизнь такая малюсенькая, такая коротенькая и такая непостоянная – сегодня она тебе улыбается во весь рот, а завтра повернётся к тебе задом по-хамски. А ты живёшь безо всякой цели, как пташка божия, как щегол, как снегирь, как дрозд, как дятел. Хотя мог бы многого достичь. Тебе это ничего не стоит. Ведь все эти Шушканцевы, Чурилины, Головановы и Кузовлевы в подмётки тебе не годятся! Ведь это же всё бездари, недоумки, мелочь, серость, мусор!»