Неизвестный Гитлер
Шрифт:
Наконец стало ясно: Франция не двинулась с места. Гитлер ликовал: «Как я рад! Господи, как я рад, что дело прошло так гладко. Да, мир принадлежит смелому. Ему помогает Бог». Он знал, что против его семи дивизий Франция могла выставить больше ста.
Ханна Райч довольно тонко подметила: когда первый риск принес Гитлеру успех, он рисковал все сильнее, постоянно повышая ставки… Это ошибка любого азартного игрока. И часто она провоцируется более опытным и холодным партнером. Инфернальный помощник Гитлера, давший ему поначалу «зеленый свет» в Европе, был именно таким.
«Во время поездки через ночной Рур, мимо зарниц домен, мимо отвалов и шахтных копров, им овладело одно из тех настроений взлета над своим обычным «Я», которое пробуждало в нем желание слушать музыку. Он попросил поставить пластинку с музыкой Рихарда Вагнера и после увертюры к «Парсифалю» впал в медитацию: «Свою религию я строю из «Парсифаля». Служба Богу в торжественной форме… Без наигранного смирения… Богу можно служить только в одеянии героя» [47].
Какого бога имел в виду Гитлер,
Вскоре Гитлер обрел такие амбиции, что бескровные победы его уже не интересовали. После Мюнхенского — успешного для него — соглашения он негодовал: у меня украли мою войну!
Финансы для Валгаллы
Вскоре Шахт и его друг Норман окажут фюреру новую услугу. Но об этом — чуть позже. Пока остановимся на 1932 годе.
В 1932 году в Германии торжественно отмечали столетие смерти великого Гёте. Задумали даже воссоздать бесовский шабаш на горе Брокен. Некий «специалист» пообещал использовать найденный им древний манускрипт, чтобы вызвать диавола. Однако все попытки, предпринятые при скоплении журналистов и киношников, позорно провалились. Велико было разочарование европейцев XX века — диавол не явился. Но он-то был уже на пороге!
«…все действия Гитлера за период с 1933-го по 1934 год можно было предсказать, прочитав вторую часть «Фауста» Гёте, где повествуется об одном монархе, который с помощью дьявола (Мефистофеля) восстанавливает порядок в своей развалившейся империи» [31].
Действительно, Мефистофель с Фаустом устраивают ложный пожар, который помогает монарху укрепиться в своих силах:
Фауст
Пожар наш мнимый, государь.Император
Проказничай почаще так, штукарь. Я очутился в круге подожженном И вдруг почувствовал себя Плутоном…Вот вам и поджог рейхстага. Но еще более поразительно следующее соответствие. Демон печатает специальные денежные знаки под гарантию имперского права на землю, и это как бы оживляет экономику:
Объявлено: означенный купон — Ценою в тысячу имперских крон. Бумаге служат в качестве заклада У нас в земле таящиеся клады. Едва их только извлекут на свет, Оплачен будет золотом билет.Так же, словно по подсказке инфернального мира (а уж его агентов — точно), фюрер поступил, когда пришел к власти.
Гитлер жаждал построить Тысячелетний рейх, как и вагнеровский Вотан, мечтавший о создании твердыни Валгаллы. Но даже для оперного германского бога все было не так просто. Валгаллу построили великаны, которые требовали за это платы. Они получили богиню вечной молодости Фрейю, но потом Вотан решил расплатиться золотом. Вот, согласно договору с великанами, все сокровища Альбериха покрывают Фрею с головы до ног, но не хватает самой малости.
Вотану приходится отдать и кольцо власти.
Трудовой фронт тоже ведь строил гитлеровские автобаны не просто на энтузиазме. Требовались займы. И нужно было, чтобы заимодавцы не спешили с предъявлением векселей. На волне пропагандистской патриотической риторики им выплачивали лишь проценты. Основной капитал обещали вернуть после войны.
По сути, займы, обеспечившие Гитлеру сорок процентов его военных расходов в период строительства германской военной машины, были сделаны под обещания будущих военных побед. При этом производители получали деньги, не отраженные ни в одной статье военного бюджета. Эта система была запущена Ялмаром Шахтом. [83]
83
По инициативе приятеля Нормана, нового президента рейхсбанка Ялмара Шахта, было создано «Металлургическое исследовательское общество» (МЕФО), которое начало выпускать векселя. У Мефистофеля купоны обеспечивались находящимися в земле кладами, которых так никто и не нашел; у нацистов бумаги обеспечивались другими виртуальными ценностями — символами мощи германской промышленности, пресловутого немецкого трудолюбия и перспективой грабительских войн. Имперский банк взял на себя все обязательства по ценным бумагам МЕФО и неограниченно принимал его векселя, которыми правительство расплачивалось за поставки. Организация с капиталом 1 миллион рейхсмарок в 1934–1938 годах выпустила векселей на 12 миллиардов. В 1938 году ценные бумаги МЕФО были предъявлены к оплате, но Гитлер отказался возвращать деньги,
объясняя это необходимостью продолжить военное строительство. После отставки Шахта векселя МЕФО были заменены на другие ценные бумаги. Долгов так никто и не отдал.Финансовый блеф материализовался страшным образом. Он превратился в новейшие вооружения для армии. А даже ружье, повешенное на стену, рано или поздно стреляет. И хотя задачи по объединению германской нации были решены без военных столкновений, оружие должно было быть пущено в ход. Гитлер спешил, ведь техника быстро устаревает. А объединенные ресурсы многочисленных врагов могут в ближайшем будущем создать значительно превосходящие силы. В дальнейшем это и произошло.
А пока же диавольски хитрая финансовая комбинация оказалась необычайно выгодна для правительства. Членам кабинета впору было повторить слова гётевского казначея, обращенные к императору:
Мне нравится, что казначею Ты в помощь назначаешь чародея.Норман и Шахт тут точно были как Мефистофель с Фаустом. [84] Кстати, Фауст Третьего рейха выкрутился и после войны. Шахт, занимавший ключевые должности до самого падения рейха, избежал наказания в Нюрнберге, в отличие, например, от Юлиуса Штрайхера, лишенного еще в 1939 году всех официальных постов за неприятие военных действий.
Меж тем на третьем году войны фюрер подбадривал заимодавцев: «Выплата долгов… не представляет никаких проблем. Во-первых, территории, которые мы захватили силой оружия, поставляют нам ценности, намного превосходящие затраты на ведение войны; во-вторых, дешевый труд двадцати миллионов иностранцев в германской промышленности представляет собой экономию, размер которой опять-таки намного превосходит суммы долговых обязательств государства». [85]
84
В истории финансов уже были аналогии. В 1717 году британский финансист Джон Лоу предложил обнищавшей Франции заменить луидоры бумажными деньгами, которые всегда можно было бы обменять на золото. Англичанин красноречиво описывал преимущества: зачем таскать за собой ящики с тяжелым металлом, когда можно взять в дорогу лишь пачку бумажек! Королевский казначей герцог Ноэль был поражен и возразил: золото есть золото, и ничем его не заменишь. Но его оппонент, который был, кстати, завзятым картежником, знал толк в блефе и усиленно апеллировал к тому доверию, которое народ должен испытывать к королевской власти. Предложение было принято, но через два или три года, когда Джон Лоу не смог обменять бумажки на золото, идея потерпела полный крах. Главным итогом стало то, что доверие к королю действительно девальвировалось. Диавольский блеф ничем иным закончиться и не мог.
85
Непобедимость вермахта стала новым мифом. Он был нужен, и его спешили закрепить деятели нацистской культуры.
В действительности это был очевидный мошеннический трюк: нацистские векселя не были обеспечены ни одним граммом золота. [86]
Гитлер строил рейх, но «кольцо власти» было не у него. Он был зависим от многих обстоятельств, и все они толкали его к самоубийственному «дранг нах Остен». Чтобы отдать долги, нужны были военные победы. Он шел с жаждой «золота Рейна» в глазах. А его встречало иное золото. Даже в запущенных церквях — золото икон. Нержавеющее, символизирующее вечность. Гитлер спешил в Москву, ему не хватало времени. Вечности он не понимал.
86
После войны искатели нацистского золота в швейцарских и других банках были обескуражены — никаких огромных запасов у рейха не оказалось. Как в старой сказке с участим диавола — золото превратилось в груду битых черепков.
Среди мотиваций агрессии Гитлера была, конечно, и русофобия. [87] Иррациональное чувство, которое европеец впитывает с молоком матери. Несвобода от языческих мифов, антихристианской культуры… Все это — ужасная зависимость, но все же главная причина похода на Восток была иной.
Он страшился этого похода. Но шел. Вынужден был идти. Перед нападением на Россию Гитлер сказал: «У меня такое чувство, словно я распахиваю дверь в темное, никогда не виденное мной помещение и не знаю, что находится за этой дверью».
87
О том, что среди этих мотиваций был даже нацистский романтизм, пишет Иоахим Фест: ««Греющие патриотические души» романтические декоративные атрибуты были не только цинично используемыми призраками и мишурой, но и нередко попыткой удержать в мысли или символе то, что в действительности было безвозвратно утрачено. Во всяком случае, масса попутчиков именно так принимала идиллическое обрамление идеологии национал-социализма. Суровые экономические и социальные реалии, которые все дальше уносили страну от доиндустриального рая, не в последнюю очередь укрепляли самого Гитлера в намерении вновь обрести утраченное на незатронутых восточных равнинах».