Неизвестный Олег Даль. Между жизнью и смертью
Шрифт:
Некоторые говорят так: сумасшествие есть продукт отравления мозга и нервной системы человека токсинами, которые вырабатывает его организм. Здравое зерно, уверен, в этом есть. Ведь недаром считается, что нужно избавляться от шлаков, выгоняя их раз в неделю в бане, например. А вот те «нервные шлаки», которые образуются при сгорании нервных клеток, куда они деваются — кто знает?.. Наверняка у Даля процесс их сжигания происходил предельно интенсивно.
Объяснительную записку Царёву — документ из числа последних рукописей Олега Ивановича — просто невозможно спокойно читать. Это потрясающий документ и хорошая иллюстрация к вышесказанному.
…Ну, что говорить, если до сих пор фактически не установлено, как же всё-таки Даль умер? В газетах, как обычно, сообщили о «скоропостижной
Пенза, 6 марта 1992 г.
Наталья Кугель
К Лермонтову
Могу точно сказать, когда Олег Даль побывал в Тарханах: во вторник, 16 сентября 1980 года. Дело в том, что у нас в музее в это время уже несколько дней работала группа то ли с ЦСДФ, то ли с телевидения во главе с режиссёром, у которого была забавная фамилия Могильчак. Оператором у них был племянник Романа Лазаревича Кармена — Максим. Жили они в музейной гостинице, расположенной в доме работников музея, где обитала и я. Питаться было особо нечем, но тогда всё решалось проще, и они попросту пили и ели у меня. Работали мы в доме Лермонтовых ночью, был «режим», т. е. ставили камеру, выдержку на полтора часа и снимали дом (вся эта заказная передача была о Лермонтове). По тексту сценария были предусмотрены какие-то проходы фигур, и я, надевая старинное платье, тоже в этом участвовала.
Утром во вторник, довольно рано, мы шли с Могильчаком и его ребятами со съёмки. Ночью не спали совсем и были к тому же не совсем трезвые. Осень стояла тёплая, от земли шли испарения, и везде клубился очень красивый туман. Шли себе и трепались. Зашёл разговор о том, что этот фильм нужно озвучить, а это значит, нужно читать Лермонтова. Мы с Могильчаком заспорили, кто из актёров лучше это сделает.
Не помню, кого называл он, но я говорила только об Олеге Дале, хотя понятия не имела, что он когда-нибудь собирается это сделать. И вот так, разговаривая, мы сквозь туман подходим к усадьбе со стороны парка и видим у ворот какой-то тоненький силуэт. Я говорю:
— Ох, как похож на Даля…
Подошли ближе и видим: стоит… Олег Даль! Протрезвели мы все в три секунды, а он не понимает, что с нами. Мы потом, когда он уехал, долго об этом говорили. Что это: мистика, совпадение? Мы постоянно пытались вспомнить: говорили ли мы о нём между собой? Да, действительно, говорили, и на полном серьёзе.
Он подошёл и спрашивает:
— А что, закрыто? Здесь никого нет?..
Я ответила:
— Нет никого, сегодня выходной день.
— Ну! А я вот хотел…
— Давайте, я вас проведу. Пойдёмте…
— А вы можете?..
По дороге он говорит:
— Я привёз письмо от моей тёщи. Это дочка Эйхенбаума. Письмо для музея…
— Давайте, я отдам. Так что вы хотите?
— Я хочу посмотреть усадьбу.
Мы с ним походили по усадьбе. Ребят я отправила в гостиницу, потому что устали они за ночь, как собаки. Кто привёз Даля, тогда ещё не было обозначено — он один стоял в этом дыму. Было уже начало осени и очень красивый парк. Листья… Был он одет, по-моему, в джинсы и джинсовую курточку. Очень худенький, тоненький, выше меня ростом. И смеялся всё время… Видимо, рожи у нас были соответственные. Я ему рассказала, как он лёгок на помине:
— Вот только что говорили, прямо как Фантомас из-под земли…
Вообще стал хохотать.
Дом я распечатать не имела права, а вот в церковь и в склеп могла отвести, потому что там оставили свет и должны были снимать дальше. Ребята до гостиницы не дошли, а отправились в столовую. Выпили, позавтракали и пошли к церкви. То есть, когда мы с Далем дошли до склепа, там уже везде стояли «диги», был свет. Мы с ним походили вокруг, он посмотрел могилу отца поэта. Что интересно, он всё время молчал. Потом подошли ребята, и он говорит:
— Как я вам завидую! Мне бы сейчас…
— Вы что, выпить хотите? Так сейчас дадут!
— Да не-е-т, я вообще…
Очень ему понравились ребята: не стрёмные, не противные, не жлобы.
Рассказывала я ему, как хоронили бедного отца Лермонтова. По велению коммунистов,
вырыли (была глубокая осень, мороз — рыли бульдозером) и перевезли останки в Тарханы. Неизвестно чьи, так как экспертизы не было. Для меня этот акт святотатства до сих пор остаётся загадкой — ну почему? Отец Лермонтова не любил бабушку, бабушка ненавидела отца, и в результате он был погребён в родовом имении Кропотово. Мне кажется, что это перезахоронение — очень безнравственный поступок, и я не знаю, каким надо быть, чтобы сделать такое. Из Кропотова его загребли в кошёлочку, привезли и вновь похоронили теперь уже возле бабушки и самого Михаила Юрьевича. На мой взгляд, такое могло произойти только в нашей стране.Олег всё это слушал. Он этого не знал, для него это было вообще ново, поэтому он слушал очень внимательно. Но не могу сказать, что он рвал на себе рубашку и кричал: «Ах, гады!»
Сама я тоже очень люблю Лермонтова и, собственно, поэтому и оказалась в Тарханах. Даль один из немногих людей, кому я рассказывала, как и что в связи с этим чувствую, что это такое, и что я знаю. Потому что Олег совершенно уникальный человек. Я его безумно люблю — и его улыбку, и этот шрам на нижней губе… Он был внимателен и очень красив. С красивой узкой рукой…
Вот так у меня «прорвалась» как-то вся эта история с Юрием Петровичем Лермонтовым. И вдруг я слышу: «би-би-би!» А там, чуть правее от склепа и могилы, изгородь и церковь Михаила Архистратига. Даль говорит:
— Это, наверное, за мной приехали…
— Как вы, собственно, здесь оказались?
— Я по линии Бюро пропаганды кино.
— То есть?
— Ну, вот в Пензу и сюда.
— А кто вас привёз?
— Тётки какие-то…
Вышли мы на дорогу. Стоит серая «Волга». Из неё выходит Тамара Зиновьева. А он сел туда, как пушиночка… Они такие сытые, толстоморденькие. В общем, Олег рядом с ними — это было смешно.
Он ничего не говорил. Мало кого о чём спрашивал. Он не изучал, а слушал. Не думаю, что я самая глупая из всех, кто работал в Тарханах, но, наверное, ему интересно было слушать. По крайней мере, он ловил то, что его интересовало. Я же была такая усталая после ночи, что мне было не до выпендриванья. Просто популярно рассказывала то, что знала, добавляя к этому какие-то свои мысли. Он всё время улыбался. То ли был в состоянии какой-то прострации, то ли тепло, и осень красивая была, но настроение его было такое: ему нравилось. Я просто чувствовала, что ему хорошо и естественно. А ребята уже там работали, включили аппараты…
Рассказала я ему и о фамильном захоронении. Что же это такое — склеп Лермонтовых? Когда-то это была маленькая часовенка. Фактически — это мавзолей, который поставили ещё при жизни бабушки — в 1842 году, уже когда был погребён Михаил Юрьевич. Раньше рядом была маленькая церковь Николая Угодника, и в алтарной части хоронили помещиков. Церковь была сожжена за ветхостью, по-моему, в 1829 году, и стали ставить большую — Михаила Архистратига, а после смерти Михаила Юрьевича бабушка повелела накрыть вот этот бывший алтарь сверху часовенкой. Считать склепом её нельзя, потому что бабушку позднее перезахоронили уже в стену этой часовенки. Было это так. В 1938 году наши дорогие и любимые соплеменники вскрыли пол тогда ещё склепа. Просто я занималась именно этим комплексом, поэтому была наиболее эрудированной из сотрудников, а Даль не мог знать этого просто потому, что я сама, например, этого не знала до того, как с этим столкнулась. Непосредственно я поднимала все документы. Есть такая синяя вонючая копирная бумажечка о том, как «был вскрыт пол фамильной усыпальницы Лермонтовых, впереди прошёл представитель НКВД тов. Ершов». Эту фамилию я запомнила, потому что даже туда «тов. Ершов» входил первым рылом. А за ним в этот склеп лезли ещё три каких-то придурка. Они «прошли» по бабушке, т. е. выкинули гроб с её останками, выставив его во двор. И я знаю одного мерзавца, который хвастался, что в своё время он «из гроба забрал синюю чашечку», которую иногда по христианскому обычаю кладут к усопшему. Этот подонок живёт, не помню, в какой республике, по крайней мере, тогда, в 1979 году, был жив и приезжал в Тарханы.