Неизвестный Петр I. Стихи и проза убийцы Лермонтова (сборник)
Шрифт:
Восхищающиеся гением Петра Великого отмечают огромную любознательность своего кумира в естественных науках и в медицине. Им бы самим побывать в качестве пациентов «врачевателя Петра Алексеевича»! От «медицинской практики» царя-садиста страдали уже не только его родственницы, жены и любовницы, но и отчасти случайные женщины, которые виделись с «реформатором» первый и последний раз в жизни.
Находясь в Москве, Петр I узнал случайно, что у купца Борсте жена болеет водянкой. Ворвался в дом купца, самолично разрезал плоть больной женщины и выпустил из ее тела более 20 фунтов воды… Но, не зная, что надо делать дальше, махнул на свою пациентку рукой и… уехал. Жена купца скончалась в тот же день. Жене своего камердинера Полубоярова самолично выдрал абсолютно здоровый зуб без малейшей анестезии (государю показалось,
В 1780 году, осматривая помещения Академии Наук, Екатерина Дашкова в одной из кладовок нашла три банки: две головы взрослых – мужскую и женскую и новорождённого младенца. Выяснилось, что это были головы Монса, Марии Гамильтон и того несчастного младенца. Екатерина II была такой же самозванкой на престоле, как и Екатерина I, но в отличие от Петра I была психически здорова и склонности к садизму не проявляла. Посему и повелела «экспонаты» похоронить и отпеть по православному обряду.
Самая неразрешимая загадка русской истории: как, например, те же денщик Иван Орлов, гоф-маршал Олсуфьев, купец Борсте, камердинер Полубояров не сговорились заспиртовать сумасшедшую башку самого Петра I? Голова самого знаменитого садиста на троне в истории XVIII века была бы самой интересной банкой петербургской Кунсткамеры!
Неужели это все написанное – правда?! Это не клевета на Реформатора нашего, основателя всего и вся Петра Великого?! Да откуда это все известно в начале ХХI века? Русский историк XVIII века князь Михаил Михайлович Щербатов, составлявший свой труд «Рассмотрение о пороках и самовластии Петра Великого» – точнее, расследование о преступлениях этого психопата и садиста на троне, – знал об этом больше, чем мы.
Загадка: почему Александр Пушкин, собиравший материалы для своего труда «История Петра Великого», не заметил этой фамильной трагедии. А может быть, и заметил, но не посвятил ей ни одной строки своего волшебного пера… Ибо тогда личное превысило бы объективное в его историческом сочинении.
День 15 марта 1721 года в Москве случился по-январски холодным. Температура даже днем опускалась до -20 по Цельсию, по Красной площади гулял северный ветер. Несмотря на непогоду, на главной площади города собралось более двух тысяч зевак. Включая иностранного посла
Дании. Любопытство народа вызывала фигура, скрюченная на колу. Всего шесть недель назад этот человек был высоким красивым мужчиной – майором лейб-гвардии Преображенского полка Степаном Богдановичем Глебовым. Потомственным дворянином и сердечным другом насильно постриженной в монахини Суздальского монастыря первой жены Петра I – царевны Евдокии Лопухиной. Естественно, он не мог знать, что его родная сестра станет матерью деда русского поэта Александра Пушкина.
Молодого майора люто пытали палачи Петра I 42 суток, но не добились ничего. Офицер и дворянин защищал честь любимой женщины и все обвинения в прелюбодействе и в государевой измене отрицал. А сейчас он встречался глазами со своей возлюбленной, которую царственный супруг заставил смотреть на мучения дорогого человека. Два гвардейских унтер-офицера бдительно исполняли наказ царя-реформатора: запрещали царевне-монахине закрывать глаза или отворачиваться, видя муки Степана Глебова. Причем Петр I проявил своеобразную «заботу» о приговоренном. Зная, что на дворе сильный мороз, повелел накинуть на плечи посаженному на кол офицеру тулуп и шапку на голову, дабы не помер раньше от переохлаждения. Чтобы и майор, и бывшая царская жена мучились оба подольше.
Но зря ждал московский люд, дипломаты и, наконец, сам царь-садист, вылезший из отапливаемых саней и подошедший к умирающему от нестерпимых болей человеку, криков раскаяния и мольбы о прекращении пытки. Не вытерпел и сам Петр I, подойдя к колу с саблей в руке.
«Признайся, что ты виновен в прелюбодеянии и в царевой измене.
И я своей рукой подарю тебе легкую смерть!» Белый как подвенечное платье майор лишь повернул голову к венценосному истязателю и твердо и спокойно произнес слова, услышанные иностранными дипломатами и потому сохраненные в истории: «Ты столько же жесток, сколько и безрассуден. Ты думаешь, что если я не признался среди мучений, которыми ты меня истязал, я стану пятнать невинность и честь беспорочной женщины в то время, когда не надеюсь более жить. Удались! Дай спокойно умереть тем, которым ты не даешь спокойно жить». И отвернулся от бывшего мужа своей возлюбленной.Если бы он молил о пощаде или даже обругал его – Петр I был бы по-своему удовлетворен. Но полный достоинства и мужества ответ обезоружил царя-палача. Он испуганно замер у кола как оплеванный и потом в растерянности сбежал в свою карету-сани. И умчался прочь от не сломленного им человека. А майор Глебов мучился еще на колу 14 часов и скончался на рассвете 16 марта 1721 года. Так и не проронив и звука. Когда же умирал его палач-мучитель сам Петр I – он орал от болей в почках так, что было слышно на весь Петербург.
В нарушение всех царских обычаев и церковных законов Петр I насильно постриг свою первую жену – царевну Евдокию в монахини. Более того, даже не выделил ей из казны денег на проживание, унизив мать его сына положением иждивенки монастыря. Но царица и в постриге – царица. Тем более что ее «перевод в духовное сословие» даже большая часть церковных иерархов не признавала. Вскоре монахиню-царицу поселили в отдельной келье, а состоятельные прихожане приносили ей царские яства и деньги. На территории монастыря она стала появляться в светском платье, на что смотрели сквозь пальцы настоятели, понимая, что «пострижение» не имело законной силы. У нее появилась своя «секретарша» из грамотных монахинь, и потихоньку вокруг нее сплелась паутина корреспондентов по всей Московии. Особенно недовольных «реформами» ее мужа.
К 1721 году сам Петр I, помимо целого «полка» любовниц, успел дважды обвенчаться с императрицей Екатериной I Алексеевной. Так что не ревность бывшего супруга все же была главной причиной того жестокого следствия, которое учинил посланный царем в Суздальский монастырь следователь Иван Скорников. Петр I был бы наивным человеком, если бы не оставил при монастыре при бывшей жене своего тайного информатора. Настоятелем монастыря был епископ Досифей (в миру – Глебов). Навестить родственника прибыл майор-преображенец Степан Глебов, отправленный в Суздаль для набора рекрутов. Представлен был царевне-монахине… Вскоре бравый гвардеец получил от нее «царский подарок» – золотой перстень с алмазом. И письмо Евдокии, сохранившееся в следственном «деле» приговоренного в качестве вещественного доказательства, как и сами перстни: «Носи, сердце мое, мой перстень, меня люби, а я такой же себе сделала. А тебя до смерти не забуду. Что ты меня покидаешь, кому меня вручаешь, ох, друг мой, свет мой!»
Перстень на руке у арестованной Евдокии и был последним звеном доказательств ее «измены». Но странное дело – именно этот перстень самовластный бывший муж не отобрал, потрясенный стойкостью своего соперника.
Петру Великому, занятому двухкратными венчаниями с женой, любовницами, попойками на «Всепьянейшем Соборе» было, наверное, все равно, с кем спит его бывшая русская жена. А вот его умные и трезвомыслящие сподвижники потенциальную политическую угрозу от бывшей супруги самодержца уяснили. И «чернь», и немалая часть боярства и родовитого дворянства от «реформ» царя-плотника доведены до отчаяния. А вот духовное и правовое «знамя» сопротивления – истинно русская царица, незаконно отреченная от власти. И экс-царица уже в тесной близости с офицером-преображенцем. А если он в симпатиях к ней еще других офицеров убедит?
Читатель зря думает, что лишь с переворота, устроенного дочерью Петра – императрицей Елизаветой и будущей царицей Екатериной II, вариант дуэта царицы с любовниками-офицерами не волновал умы в России. Чем хуже Степан Глебов Григория Орлова? Получилось же у Елизаветы Петровны и у Екатерины Великой, почему не могло получиться у Евдокии? А тут еще и неосторожный епископ Досифей публично утешал монахиню-Евдокию: «Будешь еще царицей!» «Это каким же образом? – забеспокоились сподвижники Петра I – Давай подробности!» Впрочем, успешного антипетровского заговора получиться не могло, так как сам Глебов почуял опасность от своей связи с монахиней-царевной и ради спасения женщины поспешил отдалиться от нее. Возможно, письмо и перстень были прощальным подарком. Заговорщики просто так не расстаются накануне решающих событий.