Неизвестный Пири

Мысли о себе, но никак не о товарищах. В будущем Берт готов думать о спутниках по полярным путешествиям, но либо с самолюбованием, либо с корыстью…

Ему исполнился 21 год, и он написал Мэри Килби:

Единственное, чем я отметил свой день рождения, это мои размышления о том, будет ли на самом деле для меня соревнование с миром труднее, чем соревнование с колледжем. Окажется ли оно для меня непосильным? Буду ли я через десять лет в штате Мэн, в Патагонии, в Швеции или в Австралии или для меня все это к тому времени станет безразличным? Мне кажется почти невозможным мечтать, как это делают некоторые люди, например, фермеры, о том, чтобы всю жизнь провести на одном месте и заниматься тем же делом, каким занимались отцы и деды.

Сегодня, когда я размышляю об окружающем мире и вся моя жизнь впереди, ничто не кажется мне невозможным. Мне бы хотелось, чтобы, как в книгах, какая-нибудь фея поставила передо мной зеркало и разрешила увидеть в моей жизни все, что я захочу. Но если бы действительно такая возможность была предоставлена, то я закрыл бы глаза и отказался смотреть в зеркало. Сколько людей размышляли и мечтали о загадочном будущем так, как я сейчас, и все же, если бы мне разрешили немного раздвинуть занавес, то я не сделал бы этого из-за страха вместо ожидаемых гладких дорожек увидеть каменистые тропы с разверзнутыми могилами.

После окончания колледжа Берт вместе с мамой переехал в городок Фрайбург, штат Мэн. Работы по специальности для инженера-строителя не было, и Берт первое время с тоской вспоминал свою беспокойную жизнь в колледже:

Прошлой ночью я пошел спать… с тоской по дому. Тоскуя по моему колледжу, по моему классу, по всем тем годам, которые уже никогда не повторятся в моей жизни… Я иногда думаю, что у меня нет никаких чувств, ибо я могу покидать места и людей, в чьей компании я ежедневно находился в течение нескольких лет, без всякого сожаления, даже зная, что я могу больше никогда сюда не вернуться, но затем какое-нибудь незначительное событие возвращает мои мысли назад, и я едва могу вынести боль моего страстного желания увидеть старые сцены и лица снова. Каждый год я нахожу подтверждение моего вывода, что я – импульсивный человек, с быстрой сменой настроения. Я знаю, что могу добиться многого, как умственно, так и физически, и, думаю, во всем могу достигнуть вершин.

Роберт Брайс подмечает: «Тут выражена его характерная особенность, которая будет сопровождать его на протяжении всей жизни… Он… подвержен резким перепадам настроения… Несмотря на то что он внешне казался самоуверенным, Роберт Пири во многом не верил в собственные силы».

Фрайбург выглядел безнадежно скучным и провинциальным. В письме матери молодой Пири отводит душу:

Этим утром я пошел [в церковь], и в этом не было ничего приятного. Не было ни одного человека в хорошо сидящем костюме, ни одной подобающей дамской шляпки, ни одного новенького элегантного платья во всей аудитории. Места были без подушек и неудобные, у проповедника были грязные манжеты, и он говорил в нос, а регент [3] начал петь церковный гимн на такой высокой ноте, что не мог продолжать дальше, и ему пришлось начать все сначала. Другой раз – тоже так высоко, что только 2 человека смогли поддержать его. Я не думаю, что опять пойду туда в ближайшее время. Я предполагаю, что люди здесь будут считать нас ужасной семьей… Что касается ландшафта, то не бывает даже двух дней, когда горы оставались бы одинаковыми.

3

Руководитель церковного хора.

Берт Пири – ученик колледжа Боуден

Природа успокаивала Пири, будто насыщала его:

Есть стихотворение Уиттьера [4] , которое, как мне кажется, я никогда не забуду. Оно так органично влилось в меня:

В течение недель облака прочесывали холмы

И волновали долины дождями,

И все леса были печальны из-за тумана,

И все ручьи жаловались.

Вначале только отдаленное напоминание о нем промелькнуло в моей голове, затем я вспомнил первую строчку, затем, спустя день, до меня дошло, кто написал его. Сразу же я нашел его в томике Уиттьера. Оно настолько точно подходило к окружающей меня природе, что подобного я больше никогда не встречал.

4

Джон Гринлиф Уиттьер – американский поэт.

Занятия таксидермией приносили прибыль: чучела птиц бойко шли от полутора долларов до двух с четвертью. Много времени Пири проводил в седле, даже объезжал лошадей. Иногда он навещал в Портленде свою возлюбленную Мэри Килби, с которой был обручен.

Однажды и она приехала к нему. Уимс рассказывает: «Пири снял комнаты для нее в местном отеле и тщательно соблюдал все нормы поведения и морали, которые были весьма многочисленны и весьма строги во Фрайбурге XIX столетия. Он написал ей после ее отъезда в Портленд:

…До сих пор я не слышал ни одного замечания в твой адрес.

Как и раньше, у Берта существовал план саморазвития или, лучше сказать, самосовершенствования, и молодой человек пунктуально придерживался его. В письме невесте он отмечает свои достижения:

Я сейчас пытаюсь провести эксперимент. Ты знаешь, я всегда любил это. Я проверяю мою способность сделать себя человеком, приятным в общении. У меня не возникло никаких затруднений с маленькими детьми. Они сразу же воспринимали меня. Больших усилий требовали подростки и молодежь. У некоторых пожилых людей мне не удалось пока разбить корку их некоммуникабельности и старомодности; однако я буду пытаться, так как я хочу стать настолько привлекательной личностью, чтобы нравиться людям, с которыми я буду общаться, хотят они этого или нет.

С предприимчивостью и желанием сделать что-то необычное, и сделать это хорошо, Берт взялся за составление карты Фрайбурга. Это был личный и, по-видимому, некоммерческий проект. Парень вышагивал, брал направления, подсчитывал футы и мили, чертил, и когда карта была готова, она неожиданно пригодилась. Берт нашел объявление о вакансии на должность чертежника в Береговой и геодезической службе в Вашингтоне и, отправив резюме, приложил к нему только что изготовленную карту как пример своих возможностей и стараний. Пири приняли на работу с испытательным сроком шесть месяцев, о чем он с характерными подробностями сообщил возлюбленной:

…Уже 2 года, как я закончил колледж, и с тех пор ничего не сделал, и сейчас как раз время чем-нибудь заняться. Я обнаружил, что Бертон (одноклассник в колледже Боуден. – Д. Ш.) тоже принят на работу… Я рад, что он будет там, и не только потому, что мы будем вместе, но и потому, что у меня появится стимул работать лучше. Я возненавидел бы саму мысль о том, что я должен уйти в конце испытательного срока, а он останется там.

Уимс рассказывает, что однодолларовую купюру из первой получки Пири «завернул в бумагу, подписав, что это его “первые заработанные деньги под руководством дяди Сэма”, и с характерной для него сентиментальностью положил купюру среди других памятных вещей»…

Как раз в это время Берт услышал о проекте канала между Тихим и Атлантическим океанами на территории Никарагуа. Получив на работе полдня отпуска, он закупил уйму книг, заказал материалы в Библиотеке Конгресса и погрузился в чтение. Другой новостью стало то, что он расторг долговременную помолвку, о чем и известил маму:

Моя помолвка с мисс Килби – уже в прошлом. …Я сообщаю тебе, хотя, может быть, ты знаешь, как обстоит дело, но если кто-нибудь заговорит с тобой об этом, то мне не хотелось бы, чтобы ты вообще обсуждала эту тему, и если кто-то спросит тебя, то ответь, что ты не хочешь говорить об этом. Теперь остались только я и ты, моя мама, и еще Провидение, которое позволит мне устроить последующие годы твоей жизни достаточно счастливо и хоть немного компенсировать всю ту боль, огорчения и беспокойство, которые я причинил тебе в прошлом. Я очень далек от идеального человека, но я думаю, что все же я немного люблю тебя, хотя до последних нескольких месяцев я не знал, насколько сильно.

В дневнике Берта появилась запись:

Я вступаю в новый год… свободным от помолвки, которая в течение последнего года была кошмаром для меня. Прошлое умерло. Да здравствует будущее!

Пири с честью прошел испытательный срок и следующие 1,5 года прилежно работал в Береговой и геодезической службе, всячески улучшая свою жизнь. Он вступил в атлетический клуб, посещал крытый бассейн, учился танцам, ходил в театры, однако его невидимой страстной целью стал проект канала в Центральной Америке.

Он советовался с мамой:

Я хочу обстоятельно поговорить с тобой о предмете, о котором я размышляю уже долгое время, – о желании поехать на этот перешеек. Я бы хотел обсудить с тобой все за и против… Сейчас тот момент моей жизни, когда годы еще не обременительны, и я чувствую, что должен сделать что-то, пока время безвозвратно не ускользнуло от меня. Что хорошего принесет мне слава или имя, если они придут, когда я буду старым человеком? Я хочу, чтобы у меня было время, когда я мог бы насладиться ими, и, моя мама, я хочу, чтобы и ты тоже получила от этого удовольствие. Мне 24 года, но что я сделал, что я делаю или что я из себя представляю? Ничего. Пройдет немного времени, и мне будет 30 лет. Если я останусь здесь, то я смогу зарабатывать 2000 долларов как чертежник, работая много часов в день, и мое имя будет известно лишь по платежной ведомости департамента. Когда я думаю обо всем этом, то меня охватывает сильнейшее беспокойство и я с трудом могу заставить себя успокоиться. Я ощущаю себя так, как будто мне уже 30 или 40 и что я так ничего и не достиг. Тогда я чувствую лихорадочное желание сделать что-то немедленно. Думаешь ли ты, мама, что все это – неугомонное честолюбие, которое побуждает людей быть впереди своих собратьев, или это просто бесплодное беспокойство, создающее лишь тревогу для своего несчастного обладателя? Думая обо всем этом и размышляя о том, что я смогу сделать, я прихожу к выводу, что продолжительная слава придет ко мне скорее на небольшой полоске земли, в 2 раза меньшей штата Мэн, называемой перешейком, чем где-либо в другом месте.

Многие люди добились известности потому, что видели перед собой что-то определенное и важное в будущем. Они основательно сосредоточивались на выбранной теме и, когда наступал нужный момент, выступали в качестве главного или единственного эксперта…

Есть люди, способные работать как самостоятельные механизмы, и есть люди, которые не могут ничего сделать, пока им это не разрешат, и миру нужны и те, и другие. Если бы разговор шел о хлебе насущном, то ситуация была бы иной, но я сражаюсь не за деньги, а за славу, хотя деньги в качестве дополнительного вознаграждения не вызывают никаких возражений.