Неизвестный Троцкий (Илья Троцкий, Иван Бунин и эмиграция первой волны)

Первое отделение ОРТ в Аргентине было создано им в 1936 г. В 1941 г. ОРТ открыл первую школу профессиональной подготовки для еврейской молодежи и взрослых в Буэнос-Айресе. В настоящее время в Буэнос-Айресе, где численность еврейской общины составляет около 180.000 тыс. человек, на правах государственных среднетехнических учебных заведений действуют два таких центра, в которых учится уже более 4000 человек.

В списке руководящего состава ОРТ за 1943 г. он значится как первый вице-президент¹⁰, а его сподвижник Моисей Авенбург — как вице-президент. Судя по интенсивности их переписки, часть которой приведена ниже, они поддерживали дружеские отношения вплоть до кончины М. Авенбурга в 1967 г.

Среди адресатов переписки И.М. Троцкого встречаются имена и других весьма известных деятелей аргентинской еврейской общины, уроженцев России, например, Марка Туркова и Иделя Лейба Грузмана. Грузман издавал и редактировал еженедельный (впоследствии ежемесячный) литературный журнал «Der Spigl» («Зеркало») — один из двух печатных органов на идише в Аргентине; вторым был «Yidishe tsaytung» («Еврейская газета»).

Говоря о литературной деятельности И.М. Троцкого в Аргентине, следует отметить, что в этой стране он публиковался только на немецком и идише. Причем писать на идише он научился именно в эти годы, будучи уже достаточно пожилым человеком. Под его редакцией в Буэнос-Айресе вышла в свет единственная в своем роде «Антология еврейских поэтов Аргентины»¹¹. Примечательно, что свою книгу «Немецкий Галут : заметки путешественника»¹² о посещении послевоенной Германии, написанную на идише, он издал в 1950 г. в Буэнос-Айресе, когда сам уже был постоянным жителем Нью-Йорка.

Рассказывая об аргентинском периоде жизни Троцкого, следует исправить неточность, вкравшуюся в некоторые биографические справки о нем. Так, Т. Марченко и В. Хазан указывают¹³, что в Буэнос-Айресе он будто бы редактировал журнал «Tierra Rusa» («Русская земля»). Журнал под таким названием издавал в 1942-1943 гг. П.П. Шостаковский, он был закрыт властями за активную просоветскую ориентацию. Ни в самом журнале, ни в книге воспоминаний Шостаковского¹⁴ И.М. Троцкий не упоминается. Более того, Шостаковский утверждает, что журнал был «семейный», т.е. издавался им лично, на собственные средства и с привлечением в качестве помощников лишь членов его семьи¹⁵. Поэтому указание на редакторскую деятельность И.М. Троцкого в «Tierra Rusa» можно считать ошибочными. Более того, Троцкий не печатался и в либерально-демократическом «Сеятеле» — единственном русском литературном журнале-долгожителе, издававшемся в 1938-1978 гг. в Буэнос-Айресе эмигрантом-народником Н.А. Чоловским.

Илья Троцкий и газета «J"udische Wochenschau»

В Буэнос-Айресе с 1940 г. (по 1968 г.) эмигрировавшим из Германии журналистом Харди Сваренским¹⁶ издавалась либерально-демократическая еврейская газета на немецком языке «J"udische Wochenschau» («Еврейское недельное обозрение»). В этом периодическом издании И.М. Троцкий подвизался в несвойственной для него роли политического обозревателя. Он регулярно писал статьи на злободневные темы, большинство из которых так или иначе были связаны с трагической ситуацией, в которой находилось европейское еврейство в годы Второй мировой войны. Их названия говорят сами за себя: «Восточноевропейское еврейство в свете войны («Das Ostjudentums im Lichte des Krieges»), «Русские евреи на пути страданий» (Der Leidensweg des russischen judentums»), «Венгерские евреи в опасности» («Ungarns Juden in Gefahr»), «Еврейские герои» («J"udische Helden»), «Мы тоже не одни» («Auch wir sind nicht allein»), «Речь Черчилля» («Die Rede Churchills»). В статьях, напрямую касающихся актуальной военной тематики и борьбы с немецким фашизмом, при всей декларируемой поддержке Красной армии и России в целом, И.М. Троцкий всякий раз не забывает напоминать читателям, что Сталин — диктатор, а созданный большевиками режим не имеет ничего общего с демократией.

В самом начале войны он писал в статье «Русский сфинкс» («Die russische Sphinx»):

Для всякого мыслящего человека ясно, что в основе русско-немецкой войны лежат не только империалистические цели, здесь на лицо борьба двух противоположенных идеологий — два непримиримо враждебных мира столкнулись друг с другом. Произошло то, что неизбежно должно было случиться: коричневый Берлин напал на красную Москву. Неестественный советско-германский пакт, этот политический мезальянс, разрушился как карточный домик. Не о противостоянии между Римом и Иерусалимом, не о власти и праве идет здесь речь, главное в том, что «белокурый бестия» поднял меч на «демонов» Достоевского. Поддержка Советской России со стороны западных демократий отнюдь не означает проявления любви к сталинскому режиму, она продиктована необходимостью помочь русскому народу победить апокалипсического монстра, уничтожить нацизм. Патетическое обращение Сталина к народу не содержит в себе ничего оригинального. Его призыв всеми силами и средствами защищать свою землю воспринимается как давно знакомая мелодия. В подобной тональности обращались к народу и русские цари. Разрушительные импульсы куда ближе русской душе, чем созидательные. Совершенно новым в сталинском воззвании является его вежливый поклон в сторону буржуазно-капиталистического мира, его умолчание о приверженности к мировой социальной революции, что по сути своей свидетельствует о явлении полного идеологического банкротства.

Россия должна быть спасена, чтобы весь мир был свободен от Гитлера.

В заключение своей первой статьи о битве между красной Россией и коричневой Германией И.М. Троцкий профетически предрек немецким армадам гибель в бескрайних русских степях, а Гитлеру судьбу Наполеона. В 1944 г., когда война медленно, но верно шла к победному для СССР и его союзников концу, И.М. Троцкий писал в статье «Действительность и иллюзии» («Wirkligkeit und Illusionen»), что советское командование сумело создать современную армию, укрепленную инженерным и офицерским составом, которая поставила перед собой задачу уничтожать во время отступления все, что могло бы пригодиться врагу. По мере продолжения войны она все больше и больше превращается в Отечественную, где вместе с солдатами «плечом к плечу» врагу противостоят партизанские отряды, а с ними и все население, включая женщин и детей.

Русские солдаты по-иному понимают свою задачу и свою ответственность, чем их отцы и деды в царские времена. И воюют они не заржавленными штыками и недоброкачественными пулеметами, как в Первую мировую войну, а первоклассным оружием.

Ко всему прочему, отмечает И.М. Троцкий, Сталин добился огромного морального авторитета как среди своего народа, так и за рубежом, чем не могут похвастаться ни Гитлер, ни Муссолини.

По окончанию войны, дискутируя с высказываниями Томаса Манна, который декларировал, что:

Воскресение Германии произойдет лишь в случае нового рождения и очищения души и духа ее народа,

— и Эмиля Людвига, полагавшего, что именно оккупированная и управляемая союзниками Германия духовно преобразится в процессе перевоспитания и всесторонней помощи, — И.М. Троцкий настаивал, что:

Мирная Германия возможна лишь в том случае, если с исторической арены навсегда и бесследно исчезнет современная идеология господствующей расы и сама расовая теория.

Помимо статей на политические темы И.М. Троцкий печатал и свои воспоминания, которые впоследствии, а иногда и практически одновременно (в 1960-е) публиковал и на русском языке — например, статьи о своих встречах с графом С.Ю. Витте: «Международная политика в Зальцшлирфре» («Weltpolitik in Salzschlirf») и «Посещение графа Витте («Besuch bei Graf Witte») — обе в 1944 г.

Из публикаций на литературно-исторические темы особенно интересна статья «Бьернсон и Гамсун (Из личных воспоминаний)»¹⁷. В ней Троцкий пишет, что:

Из пестрой галереи личностей, с которыми он был знаком в Скандинавии, помимо Георга Брандеса и Августа Стриндберга , сверкали оригинальные и привлекающие к себе внимание фигуры Бьерна Бьернсона и Кнута Гамсуна. Через тридцать с лишним лет оба эти имени знаменитых скандинавских деятелей <культуры>стали нарицательными, символизируя беспринципность и предательство национальных интересов. Римская поговорка гласит: о мертвых можно говорить либо хорошее, либо ничего. Бьерн Бьернсон, скончавшийся несколько месяцев назад, таким образом, оказывается вне поля критики. Однако человеку, сохраняющему память о нем и Кнуте Гамсуне, тяжело сознавать, что эти когда-то знакомые ему люди перешли в стан нацистов. Кнут Гамсун никогда не отличался высокими принципами и сильным характером. Он был и оставался вплоть до своего преклонного возраста всеотрицающим, всезнающим, чудаковатым человеком богемы. Кроме того он редко высказывался по политическим вопросам, будучи погруженным в мир своих поэтических фантазий.

Бьерн Бьернсон, напротив, обладая духом свободолюбия, присущим его знаменитой фамилии¹⁸, являл собой ярко выраженный поэтический темперамент и высоко держал знамя демократии. Мое знакомство с обоими норвежскими литераторами относится к тем счастливым временам, когда город Осло еще назывался Христианией, а такие понятия как расовая ненависть, господствующая раса и недочеловек не имели еще хождения.

Я познакомился с этими литераторами благодаря протекции Георга Брандеса. <...> Первым я посетил Бьерна Бьернсона, который в то время руководил театром Осло. Этот пятидесятилетний человек, имевший по-юношески молодое лицо, обрамленное серебряными волосами, с самого первого взгляда расположил меня к себе. Он принадлежал к тем счастливым натурам, что в считанные минуты сходятся с людьми и становятся с ними близки, как старые хорошие знакомые. <...>

От его острых глаз ничего не ускользало. Он обладал необыкновенным талантом имитатора и рассказчика. Выступая одновременно в роли артиста, писателя и критика, он никого не щадил своим острым языком».

Как отмечают историки литературы, «Бьернсон и Ибсен соперничали между собой, борясь за место самого великого писателя Норвегии. В сфере общественной жизни положение Бьернсона было уникальным, он постоянно высказывался по всем значительным поводам и оставался абсолютно непререкаемым авторитетом. Бьернсон активно участвовал в международных дискуссиях и часто бывал в других странах: Германии, Франции, Италии... Что касается Ибсена, то он вообще не приезжал в Норвегию с тех пор, как с горечью в сердце покинул ее в 1864 году¹⁹». В этой связи И.М. Троцкий приводит забавный анекдот, рассказанный ему Бьерном Бьернсоном: