Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу

БЛЮХЕР. Профессия у вас такая.

НОРС. Плохих профессий нет, мистер Блюхер.

БЛЮХЕР. Разумно. Так вот, дорогой Шивура, мое правительство радо сообщить вам, что ваши предложения о начале мирных переговоров между ДВР и Японией приняты нами и в ближайшие дни наша делегация будет готова выехать в то место, которое мы согласуем по дипломатическим каналам. Всего хорошего, господа!

НОРС и ШИВУРА уходят.

А теперь пусть у вас перья летят, петушки и курочки. Ну, будет сейчас драка у дипломатов!

Центр сцены. Рельсы, уходящие в Москву, длинный стол. Идет заседание правительства ДВР в Чите.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Друзья, мы собрали заседание кабинета Дальневосточной республики по крайне важному вопросу – о мирных переговорах с Японией. Поэтому я призываю вас соблюдать сдержанность в дискуссии. Мнения могут разделиться – я понимаю и народного социалиста Шрейбера, и товарищей левых эсеров, и моего коллегу Блюхера. Прошу.

ШРЕЙБЕР. От имени фракции народных социалистов я требую, чтобы Блюхер выступил с обоснованием своей точки зрения.

БЛЮХЕР. Я подожду. Мне важней пока вас послушать.

ПРОСКУНЯКОВ. Позвольте? Я считаю, что абсолютно правы те эсеры и народные социалисты, которые в самой категорической форме выступают против переговоров в Токио. Я как левый большевик поддерживаю моих коллег по кабинету. Вести революционную пропаганду – с одной стороны, и садиться за стол переговоров с теми, против кого агитируешь, – с другой стороны, – есть не что иное, как проституирование и беспринципность! Этот вопрос я беру в общем, так сказать, государственном срезе.

МЕНЬШЕВИК. А в партийном? Как в партийном?

ПРОСКУНЯКОВ. Я не собираюсь ни с кем сводить счеты в момент, который по своей позорности близок к Бресту. Ребенок, который видит, как его отец, только что получивший плевок в лицо, вместо пощечины оскорбителю начинает снимать пылинки с его плечиков, навсегда и отныне потеряет любовь к такому отцу и веру в него.

БЛЮХЕР. Даже Достоевский такой темы не брался решать, быть может, наоборот, ребенок поймет всю трудность положения и поможет отцу пережить ужас оскорбления.

ПРОСКУНЯКОВ. Политика – не арена для литературных упражнений! Перестаньте жонглировать терминами! Я присоединяюсь к тем, кто выступает против переговоров с Японией и кто требует войны с нею!

БЛЮХЕР. Или вы демагог, или – в лучшем случае – неумный человек!

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Я призываю всех к спокойствию.

ШРЕЙБЕР. Великолепный образчик новоявленного барства! Дубина, которая в равной степени бьет и правого, и неправого. А главное – ищущего! Ищущий, да убоись дубины Блюхера! Не смей высказывать суждения о тех, кто надругался над твоей родиной! Не моги думать! Повторяй догмы – это лучший образчик патриотизма! Я всегда был противником Проскунякова! Сегодня я стал его союзником! Повторяю, мне противна идея переговоров с желтыми! Запад есть Запад, Восток есть Восток! Я – против переговоров! Я – за продолжение войны!

БЛЮХЕР. Браво! Слышишь, Проскуняков, народники поняли тебя, большевика!

Слышны протяжные паровозные гудки. БЛЮХЕР отходит на край сцены, туда, где, возможно, было окно, тень от окна, солнечный луч. Останавливается и долго смотрит туда откуда доносятся паровозные гудки – тревожные и надсадные.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Что там такое? Закрыть окно надо…

БЛЮХЕР. От этого не уйдешь… Голодающих детишек с Поволжья привезли… Вон, серенькие все… Рученьки, как спички…

ПРОСКУНЯКОВ. Я лучше погибну в атаке, чем буду жить в тепле и холе, связанный договором с Японией.

БЛЮХЕР. По-видимому, самый страшный вид демагогии – это искренняя демагогия.

ШРЕЙБЕР. Не говорите терминами заклинателя змей! Я требую, чтобы вопрос о мире был поставлен на голосование!

БЛЮХЕР. Патриотизм всепобеждающ, когда он вооружен. А у нас во всех забайкальских дивизиях – двадцать семь лошадей. Вам понятно, что это такое? Крестьянин доведен до полного нищенства, лошадей нет, кавалерии, таким образом, тоже, орудия без конной тяги – мертвы. А криком сейчас много не навоюешь, пушка нужна. Это раз! Восемьдесят процентов наших бойцов подлежат демобилизации по возрасту – два. В Госбанке для нужд армии нет денег – три! В пехоте на семерых одна винтовка – четыре. Постышев передает, что в нашем тылу начали ворочаться анархисты, – пять! Тиф пожирает армию, страшный сыпняк – шесть! И вы хотите, чтобы я в таких условиях повел армию на фронт? Это ж будет продуманное, бессердечное убийство десятков тысяч людей, русских людей – понимаете вы это или нет? До тех пор, пока я не получу оружия, коней, денег, до тех пор, пока мои командиры не организуют войска так, как им надлежит быть организованными, – я пойду на любые, самые унизительные переговоры с кем угодно! Вы трещите фразами о любви к Родине, а расплачиваться кровью за эти ваши фразы должны мужики?! Рабочие?! Отказываться сейчас от переговоров – это не просто безумие. Это глупость либо это коварное преступление! Я прошу голосовать вопрос о войне и мире!

Ревут паровозные гудки, слышен протяжный бабий вопль и детский надрывный плач…

Картина шестая

Владивосток. Кабинет Меркулова. Сейчас здесь премьер МЕРКУЛОВ и американский журналист КЛАРК.

КЛАРК. Прежде всего, господин премьер, позвольте мне поблагодарить вас за этот прекрасный, истинно русский обед.

МЕРКУЛОВ. Это мы закусываем, обедать в Москве будем.

КЛАРК. Постучите о дерево, это наша примета. Мистер Меркулов, после того, как ваши японские союзнички вступили в контакт с красными, группа сенаторов попросила меня – совершенно доверительно, зондажно, если хотите, – узнать: каковы возможные акции вашего правительства после этого обычного азиатского вероломства? Нас интересует теоретическая сторона вопроса.

МЕРКУЛОВ. Теория – это хреновина с морковиной, Кларк. Тьфу и растереть – вот и вся эта самая жидовская теория. Нас, купцов, практика волнует. Маяк – он чем ценен? Тем, что в одном направлении мигает. А вы Колчаку мигали-мигали, а потом, как ударили красные посильней, взяли и ушли.

КЛАРК. Нас интересует будущее, мистер Меркулов. По нашим сведениям, Блюхер работает дни и ночи, он достал оружие, он получает помощь от Ленина. Это все очень серьезно.

Мы все думаем, что они бессильны, а они крепнут день ото дня. Как вы думаете противостоять красным? Когда начнете наступление против них?

МЕРКУЛОВ. Бросьте, миленький мой, хорошенький Кларк. Хитрите – так хитро. Вас волнует сейчас, как бы я пошагал плечиком-плечиком да с Дальнего Востока обратно к ним на острова, а здесь обосноваться.

КЛАРК. Мистер Меркулов, вам следовало родиться американцем, мы умеем ценить юмор.

МЕРКУЛОВ. Как бы мне американцем не пришлось стать. Сколько оружия-то дадите?

КЛАРК. Этот вопрос, а также проблема танков и аэропланов находится в прямой связи с тем, какова будет ваша официальная позиция в дальнейшем.

МЕРКУЛОВ. Не иначе, как совместную декларацию имеете в виду? Чтоб япошатки мои заурчали? Ладно, я все обдумаю. Теперь: мне надо твердо знать, чего хотите вы?

КЛАРК. Только справедливости…

МЕРКУЛОВ. Бросьте… Это вы для дамочек приберегите. Скорее всего, вас интересует передача Штатам Камчатки и Сахалина. Узнайте точно цену, гарантии, условия. И лично для меня: какие из ваших фирм заключат со мной договор на торговлю лесом, чесучой и трепангами.

КЛАРК. Я запрошу Вашингтон сегодня же.