Некоторые парни…

– Это не простые разговоры и не просто шутки. Вы ее окружили. Загнали в угол. Вы лапали ее, а потом начали болтать всякую хрень, чтобы ее напугать. Зачем?

Брови Джереми взметаются вверх.

– Зачем?

– Да. Зачем?

Он смотрит на Кайла, но тот, состроив гримасу, смотрит на него.

– Эээ…

– Кайл, если бы кто-нибудь попытался так обращаться с Вал или Клаудией, как думаешь, что бы я сделал?

Кайл чешет затылок, но у него больше нет ирокеза, поэтому он опускает руку и отводит взгляд.

– Взбесился бы и надрал им задницы.

– Чертовски верно.

– Чувак, я бы никогда не стал вести себя так с твоими сестрами, – уверяет меня Джереми.

– Тогда почему ты вел себя так с Грэйс?

Они обмениваются взглядами, чем говорят мне, что им кажется, будто я слишком долго нюхал апельсиновое чистящее средство. Вероятно, они правы.

– Потому что Грэйс…

Я резко поднимаю руку.

– Грэйс – девушка. И все. Хочешь приклеить любые другие ярлыки – валяй. Но никогда не забывай, что она в первую очередь девушка, а мы так с девушками не обращаемся. Сечешь?

Джереми поднимает руки в знак поражения.

– Да, да, ладно.

Напряжение нарастает, пока мы втроем пронизываем друг друга взглядами. Я жду, чтобы один из них озвучил это, задал очевидный вопрос, но они оба слишком злы на меня, чтобы сказать, какой я лицемер, обличить меня.

С каких пор?

Пока они возвращаются на поле, посылая мне хмурые взгляды через плечо, я поднимаю баллончик чистящего средства и драю шкафчики с такой силой, что они бы начали кровоточить, окажись на месте металла кожа моих друзей.

Глава 17

Грэйс

Я бегу из школы так, словно за мной гонится вся команда по лакроссу. Оглядываюсь через плечо в двенадцатый раз, но Джереми и Кайла там нет. Зака тоже.

И Йена.

Я никогда не видела его таким – настолько холодным и полным ненависти. Дрожь пробегает вдоль позвоночника, я ускоряю темп. Он знает, чем я занималась со школьной камерой. Гадаю, когда Йен разболтает Заку. Зак, скорее всего, добьется моего ареста за преследование, или домогательства, или вроде того. О, мой Бог, почему все это происходит? Давление в груди нарастает, поднимается, будто расплавленная лава в вулкане. Я ничего плохого не сделала! Почему меня все время наказывают? Я потираю грудь, боль в которой стабильно усиливалась последние две недели после ударов ржавыми лезвиями, нанесенными столькими людьми. Как бы я хотела оказаться дома. Как бы хотела просто моргнуть или щелкнуть пальцами и исчезнуть с улицы, где каждый звук – угроза.

Дует холодный ветер, я плотнее укутываюсь в свою куртку. Не знаю, когда приняла решение прийти домой к папе (он до сих пор на работе), но вот я стою на пороге. Пышный зеленый газон, лепные цветочные горшки, в которых уже цветут весенние цветы, баскетбольное кольцо над гаражом – от всего этого хочется вырвать на подъездную дорожку, идеально вымощенную плиткой. Мне здесь не место. Я это знаю, но, тем не менее, я тут.

– Грэйс?

Я оборачиваюсь кругом, моя челюсть отвисает. Это мой папа, в брюках Докерс и футболке, с граблями в руках.

Не знаю, почему он дома посреди дня, но я рада, так чертовски рада. Все напряжение, все эмоции вскипают и выплескиваются из меня одиночным надрывным всхлипом.

– Папочка.

Секунду спустя я заключена в его объятия, плачу... из-за чего? Из-за всего, наверно. Я достигла переломной точки. Не могу так больше. Не могу быть стойкой.

– Милая, что случилось?

Я качаю головой, не в силах произнести ни слова, даже если бы и нашла правильные.

– Идем. Пошли в дом. – Положив руку мне на плечо, он ведет меня по дорожке, но я колеблюсь.

– Все в порядке, Грэйс. Проходи. На улице холодно.

Через несколько минут папа укутывает меня в одеяло на диване в гостиной; на столике передо мной стоит упаковка салфеток. Детали от конструкторов Лего, которые собирает Коди, разбросаны по полу рядом с игровой приставкой Кита. Фотографии мальчиков украшают стены, полки. Фотографии папы и Кристи расставлены на приставном столике.

Моих – ни одной. Я невидимка… если только дело не касается секса. Тогда я легкодоступна.

– Теперь ты готова поговорить? – Он убирает волосы с моих глаз, мимолетно улыбнувшись.

Когда папа улыбается, я вижу, почему мама и Кристи не устояли перед ним. Как я не устояла перед Йеном.

– Парни – козлы.

Улыбка сползает с его лица.

– Какие парни?

– Все.

Папа смеется.

– Да. Но какие в особенности?

Глубоко вздохнув, рассказываю ему все.

– Друзья Зака приставали ко мне сегодня. Команда на этой неделе посещает тренировочный лагерь по лакроссу. Я пнула одного из них за то, что он мне наговорил и дотронулся до меня. Ну, попытался дотронуться, во всяком случае.

– Умница. Как я тебя учил?

Кивнув, хватаю новую салфетку.

– Прямо в солнечное сплетение. Я в последний момент вспомнила, что он, скорее всего, в защитной раковине, поэтому, ну, знаешь, передислоцировалась. – Подавляю улыбку. – Его лицо стало таким же пунцовым, как его волосы.

Все еще обнимая меня одной рукой, папа одобрительно пожимает мое плечо.

– Пап, я не понимаю тех, кто называет меня шлюхой. Ведь шлюхам должен нравиться секс, должно нравиться спать со всем, что дышит? Будь я действительно такой, разве я не должна была стать самой популярной девушкой в школе, а не наоборот.

Приподняв руку, он похлопывает меня по голове.

– Ты этого хочешь?

– Нет, нет, я просто хочу, чтобы они оставили меня в покое. Я не понимаю, почему им нужно окружать меня, обзывать, угрожать, знаешь?

– Как они тебе угрожали? – Слышать резкий тон в его голосе приятно. Это внушает мне чувство… безопасности. Впервые за несколько недель я чувствую себя… практически хорошо.

– Друзья Зака. Джереми Линз и Кайл Морэн. Они окружили меня, словно стервятники, по очереди пытались облапать. Только я отбивалась от одного, подступал другой. Кайл сказал, что девушки вроде меня не достойны серьезных отношений. Потом Джереми сказал, что я бы хорошо смотрелась с его… – О, Боже, это мой папа. Я не могу это повторить. Не могу произнести те слова перед ним. Поэтому показываю жестом.

Папа сдавленно стонет, будто задыхается, и садится прямее.

– Почему парни думают, что это нормально?

Он долго молчит, опустив взгляд на свои руки. Они больше не обнимают меня за плечи. Сейчас они сжаты в кулаки.

– Грэйси, некоторые мальчики считают секс соревнованием. Конкурсом. Спортом. Девочки – всего лишь очки, которые нужно собрать. А некоторые девушки… – Внезапно папа хлопает ладонями по своим бедрам. – Ну. Именно так к тебе отнесся Зак.

– Папочка, он…

Он поднимает руку, чтобы перебить меня.